Андрей Посняков - Семейное дело
— Не твой забота, рюсски корова. — Девушка была поповной, отрабатывала в постели начальника ЧК жизнь семьи, и отрабатывала неплохо. Только поэтому поп и четверо других его детей были ещё живы. — Жди, сука.
— Так точно, товарищ Лациньш, — заученно ответила девушка.
А натянувший портки Отто принялся звонить командиру ЧОНа.
Что ещё ему оставалось делать?
Ненавистные ведьмы отбились. И не просто отбились, проклятые, но взяли отца — убегая, Пётр слышал отчаянный Зов старого кардинала, понял, что тот жив, но оказался в плену, однако не нашёл в себе сил вернуться.
Когти метаморфа растерзали его мужество.
Отец остался во власти зелёных ведьм… Но бросать его Пётр не собирался, вот и пришлось вызывать коллег из «чрезвычайки». А поскольку ментальные арканы на таком расстоянии не действовали, вампир был вынужден сочинить сказку о золоте и драгоценных камнях, которая и возбудила жадного начальника ЧК. Впрочем, у ведьм, конечно же, есть чем поживиться, и он благодаря своим способностям, наверняка найдёт тайник.
Да и не важно это, если честно, главное — выручить отца.
— Извините, товарищ, я могу вернуться на рабочее место? — робко спросил заглянувший в кабинет начальник станции. — Я…
— Работай, — буркнул Бруджа. Натянул фуражку и торопливо направился к машине.
«Надеюсь, коллеги, вы успеете до рассвета…»
— Маменька, как ты? — с тревогой спросила Лана, склонившись над лежащей на софе графиней. — Может, ещё воды? Болеутоляющего?
— Нет… не поможет… — Юлию кидало то в жар, то в холод. Кости ломило, голова едва не взрывалась изнутри, а частые приступы кашля завершались кровохарканьем. — Кардинал меня заразил, доченька, исхитрился мерзавец…
Старый Бруджа верил, что справится с зелёной, но помнил, что перед ним опытная фата, и, ломая её арканы, предусмотрительно бросил в Юлию почти незаметное заклинание «резкой лихорадки». Будь у графини чуть больше магической энергии, она излечилась бы за четверть часа, но отражение нападения опустошило запасы, и теперь Юлия не могла ни вылечиться, ни убежать, покинув ставшую опасной усадьбу через магический портал. Они начали собираться, чтобы пешком добраться до станции и сесть на любой поезд, но графиня слегла…
— Не получится сегодня — уйдём завтра. — Лана изо всех сил старалась ободрить мать. — Я в город схожу, принесу микстуры какой… Ты чаю с мёдом попьёшь…
— Он вернётся, — с трудом произнесла Юлия. — Мы пленили кардинала… Так что он вернётся…
— После того, что случилось? — В представлении девушки столь страшное столкновение должно было надолго отвадить сбежавшего масана от усадьбы.
— Он воин, доченька, он дал слабину, но вернётся.
— С другими вампирами?
— Не знаю… — Юлия закашлялась, прикрыв рот белоснежным платком… Красным, оказавшимся красным, когда графиня отняла его.
У Ланы перехватило дыхание.
— Маменька…
— Обещай, что уйдёшь…
— Ни за что!
— Если придут — уйдёшь… — Юлия всхлипнула. — Доченька… умоляю… не хочу видеть, как ты…
— Всё будет хорошо, маменька, вот увидите — всё будет хорошо.
— Принеси воды, пожалуйста…
— Конечно. — Лана вышла из комнаты и тихонько, едва-едва слышно кашлянула в руку. Посмотрела на капли крови, что появились на ладони, смахнула слезу и поспешила на кухню…
«Камни! — Затаившийся под липой Лациньш не мог думать ни о чём другом. — Камни!»
Отто верил Брудже, который уже дважды наводил товарища начальника на «жирных клиентов»: в первый раз на купца, ухитрившегося припрятать кубышку с николаевскими червонцами; во второй — на коллекционера из инженеров, у которого Лациньш изъял пятнадцать фарфоровых табакерок елизаветинских времён, как позже выяснилось — бесценных. Теперь — камни. Раз Бруджа сказал, значит, они есть. Но и пулемёт есть, Пётр врать не будет… Впрочем, гораздо больше, чем пулемёт, Лациньша волновало присутствие большого числа подчинённых, потенциальных свидетелей. Инженера и купца они с Бруджей брали вместе, там всё прошло тихо, а против пулемёта вдвоём не пойдёшь.
«Ладно, Бруджа парень ловкий, наверняка что-нибудь придумает…»
Лациньш поднял «маузер» — подарок самого Дзержинского, — вздохнул и потянул спусковой крючок. Громыхнул выстрел, спугнувший с чердака целую тучу летучих мышей, а вслед за выстрелом ночную тьму разорвали крики:
— Да здравствует диктатура пролетариата! — Доблестные сотрудники озёрского ЧОНа бросились на штурм.
Атаковали правильно, со всех сторон, растягивая оборону врага и не позволяя ему опомниться. Стреляли, хоть и хаотично, но часто, по окнам, пытаясь помешать ответному огню, но… Но ответ пришёл сверху.
— Ложись! — Хабибуллин, командир ЧОНа, сразу сообразил, что означает начавшийся грохот. И упал первым, показав доблестным сослуживцам пример. — Ложись!!
Чоновцы и чекисты посыпались следом, но далеко не все — целыми. Кого-то пули из «Льюиса» сразили наповал, кого-то ранили, и потому укрывшиеся бойцы не молчали: стонали, ругались, кто-то плакал…
— Огонь по чердаку! — скомандовал Лациньш. — По слуховому окну бейте!
И в разорванной ночи солидно забасили трёхлинейки.
«Надеюсь, Бруджа всё сделает как надо…»
Пулемёт — это серьёзно, однако «гнездо» на чердаке не имело полноценного кругового обзора, защитники контролировали лишь парадный подъезд, и те чоновцы, что подошли к особняку со стороны парка, ворвались на первый этаж без помех.
— На чердак! — приказал Хабибуллин. — На чердак скорее!
Но дело застопорилось. Нельзя ведь оставлять врагов революции за спиной, правда? Нельзя подниматься на второй этаж, а потом на чердак, не проверив как следует остающиеся комнаты. И чоновцы разбежались по всем помещениям, внимательно изучая шкафы и кладовые, комоды и шифоньеры, шкатулки и тумбочки, в общем, все те места, где могла затаиться контрреволюция. Сам Хабибуллин плотно занялся хозяйским кабинетом, надеясь обнаружить в нём вражеский сейф, и только Бруджа бросился исполнять приказ.
Ему нужна была графиня. Или Лана… Нет, лучше графиня, поскольку связываться с метаморфом масану не хотелось. Графиня должна сказать, куда подевала кардинала! Графиня…
Увлечённый своими мыслями, Пётр упустил из виду момент, когда замолчал пулемёт, и опомнился лишь от свиста клинка.
— Проклятье!
Графиня держала в руке «Журавлиный клюв», однако уже через секунду Бруджа понял, что совершенно не чувствует магической энергии.
И ощерился:
— Ты пуста, зелёная тварь.
— А ты почти покойник, кровосос.
— Смерть ждёт всех нас, ведьма. — Пётр сделал осторожный шаг назад. Но не потому, что боялся, нет, а потому, что вид отступления расслабляет противника, успокаивает, убаюкивает… делая нанесённый удар неожиданным и потому — вдвойне страшным. — А тебя, поверь, она ждёт раньше, чем меня.
Выглядела Юлия не просто плохо — ужасно. Кожа серая, глаза запавшие, с чёрными кругами вокруг, лихорадочно блестящие… Руки дрожат, губы дрожат, походка шаркающая, тяжёлая…
— Отец заразил тебя, — рассмеялся Бруджа. — Ты подыхаешь.
— Но ведь ты не этого хотел, урод, — в тон ему ответила ведьма. И тоже усмехнулась: — Ты от радости совсем спятил.
— Сука!
А ведь правда, ему нужна не столько смерть мерзавки, сколько информация об отце! И её тайна! Тайна одинокой колдуньи, за которой, собственно, кардинал и явился в эту провинцию…
— Сука!!
И Бруджа заторопился. Как слабак, как школяр, как полный и окончательный неумёха. Растерялся, запаниковал, бросился на подыхающую ведьму, совершенно позабыв о клинке… Да и что о нём помнить? Клинок разряжен, графиня еле стоит на ногах, масаны быстры… Бруджа бросился, молниеносно добрался до жертвы, схватил ведьму за плечо, и…
— Проклятье!
У неё ещё оставалась магическая энергия. Мало. Крохи. Едва ощутимая величина, из которой умирающая фата попыталась слепить боевой аркан. «Журавлиный клюв» вспыхнул, резанул по вампиру, и ошарашенный, не ожидавший атаки Пётр ответил яростным выпадом, выбивая из Юлии последние жизненные силы.
