Андрей Посняков - Семейное дело
И поэтому он поехал к старому дому с маленьким двориком и кривой берёзой у единственного подъезда. Поехал без особой надежды, не рассчитывая, что девушка его ждёт, но, к радости своей, увидел, что окошко рядом со старой берёзой светилось.
«Читает? Смотрит телевизор?»
Какая разница? Главное, что не спит, и у него есть шанс. Есть, он знал точно.
Ройкин медленно поднялся по скрипучей лестнице, замер у двери, поднёс палец к кнопке звонка… и резко обернулся, почувствовав за спиной движение.
— Что?
— Чего орёшь?
В дверях квартиры напротив стояла морщинистая старуха, похожая на ожившую иллюстрацию к сказке «Баба-Яга». Неприятная, но совсем не страшная, хотя в первое мгновение полицейский вздрогнул. К тому же старая ведьма не включила в своей прихожей свет и явно смазывала петли, потому что дверь распахнулась совершенно бесшумно.
— Правда, что сегодня убийство случилось?
«Интересно, она всех прохожих об этом спрашивает? Или знает, что я полицейский?»
Тем не менее Дима ответил:
— Труп нашли.
— Убили?
— Ещё не знаем.
— Кого убили?
Старуха, похоже, слышала только себя и не особенно нуждалась в ответах.
— Бомжа.
— Раньше бомжей не было.
— Знаю.
«Она и дальше будет здесь стоять?»
Не то чтобы Ройкин стеснялся, но звонить при старухе в квартиру Леры ему не хотелось. Чувствовал себя так, будто ведьма могла наябедничать его родителям, и те оборвут ему уши за неподобающее поведение.
— К ней пришёл? — Старуха кивнула на запертую дверь.
— Да.
— Ты первый к ней приходишь, — сообщила «Баба-Яга». — Думала, раз красивая, будут кобели стаями прохаживаться, ан нет — не водит. Хорошая. Красивая, но хорошая.
— Знаю, — буркнул Дима.
— Только ты её бойся, — неожиданно продолжила старуха.
— Что? — оторопел полицейский.
Только что Леру хвалили, и вдруг: «бойся»! Причём сказано без шутки, серьёзно, и старуха явно верила в то, что говорит.
— Знаешь, как говорится: «В тихом омуте черти водятся». — Выцветшие глаза похожей на ведьму бабки яростно блеснули. — Не верь ей. Я не верю.
— Потому что она красивая?
— И поэтому тоже.
Старуха захлопнула дверь.
Пару секунд растерянный Ройкин таращился на её дверь, затем едва слышно выругался и коротко надавил на кнопку звонка. Через несколько секунд послышались лёгкие шаги, и девушка осведомилась:
— Кто?
Спокойно осведомилась, без внутреннего напряжения, которое полицейский отмечал в подобных вопросах всех людей, к которым он заявлялся по ночам.
— Кто?
— Я.
— Я — здесь.
— Ты знаешь, кто.
Лера открыла дверь и улыбнулась.
На её лице совсем не было косметики, но из-за этого девушка показалась Ройкину ещё более красивой. И желанной… А может быть, причина таилась в небрежно подобранных волосах: чёрные пряди падали на плечи и лицо, вызывая непреодолимое желание прикоснуться, убрать их, отодвинуть… Или же в лёгком халате, который не скрывал, а дразнил…
— Можно? — тихо спросил Дима.
Вместо ответа Лера сделала шаг назад, Ройкин вошёл в коридор, закрыл дверь и тут же схватил красавицу в объятия…
«Какой же я идиот! Кретин! Дурак!»
Цыпа не стеснялся и более сильных выражений, но что толку ругаться, когда дело сделано? В смысле — проиграно.
«Надо было хотя бы попробовать! Надо…»
Получив от новенькой училки щелчок — а ведь она казалась идеальной жертвой, — Боря, естественно, затаил зло и решил отомстить.
Но как?
Устроить «нападение хулиганов» и вдоволь покуражиться над дерзкой красавицей? Опасно — уголовное дело всё-таки. И недостаточно позорно. Распустить слухи? Глупо. Да и какие слухи сейчас кого заинтересуют? Видели уже столько, что простому сообщению никто не поверит: мало ли что можно наговорить со зла? Но как же отомстить?
Борис мучился все прошедшие недели, а ответ пришёл, как бывает обычно в таких случаях, случайно: получив от грозного папаши указание разобраться, наконец, в гардеробной, Цыпа обнаружил в нижнем ящике мощный и дорогой фотоаппарат, подаренный родителями на прошлый день рождения — в то время Боря ненадолго увлёкся фотографированием. Забытая камера и подсказала подростку план мести: сделать компрометирующие училку снимки, и… Что будет дальше, Цыпа не загадывал. Возможно — предложит гордячке «выкупить» фото особым образом, возможно — распространит по школе. Не нужно делить шкуру неубитого медведя.
К исполнению мести Борис подошёл «по науке»: выследил Леру, определил окна её квартиры и расположился напротив, в подъезде соседнего дома, логично предположив, что мощный объектив, который родители приобрели в дополнение к «зеркалке», позволит сделать качественные снимки с такого расстояния.
Но только, как выяснилось опытным путём, не ночью.
Процесс переодевания Цыпе не достался: вернувшись из клуба, училка сразу отправилась в душ и вышла из него уже в халате. Затем она довольно целомудренно сидела на диване, в руке журнал, на стене напротив — работающий телевизор, и так просидела пару часов. А потом к ней вернулся Ройкин. И они… Они выключили свет! Оставив лишь слабенький ночник, которого категорически не хватало сидящему слишком далеко Борису.
«Идиот!»
В следующий раз нужно рискнуть и залезть на берёзу…
Цыпа выругался, оглядел кривое дерево, убедился, что как раз напротив окна Валерии Викторовны есть подходящая ветка, кивнул себе, снова выругался и побрёл домой.
* * *Озёрский уезд, 1920 год, август
Автомобиль местной ЧК, старый, но ещё бодрый «Руссо-Балт» цвета «антрацит», давно наводил ужас на криминальных озёрских обывателей… всяких там спекулянтов, буржуев и прочую контру, которую председатель ВЧК товарищ Дзержинский призывал выжигать калёным железом, без всякой оглядки на какой-то там закон. Точнее, как раз по закону. По новому, революционному, закону! Где появлялся «Руссо-Балт», там пахло облавами, арестами, конфискацией, а то и перестрелками, поэтому люди на машину косились с опаской. Днём. Но сейчас прохожих на улицах Озёрска почти не было, так что автомобиль проехал, можно сказать, незамеченным.
Протарахтев по проспекту имени Парижской Коммуны, ранее именовавшемуся Старогубернской улицей, «Руссо-Балт» свернул к вокзалу и, миновав железнодорожный переезд, лихо покатил по тряской грунтовке. До усадьбы Озёрских было четыре мили, примерно полчаса езды, всё-таки технический прогресс — великая сила, почти сравнимая с магией.
Бархатно-чёрное небо сияло звёздами, скалился кривозубой пастью недоделанный месяц, а росшие вокруг дороги сосны и ели били корявыми лапами по ветровому стеклу. И пахло бензином.
Потратив на дорогу чуть меньше расчётного времени — всего двадцать три минуты, — вампир остановил машину у старого дуба, от которого до усадьбы оставалась половина мили, если идти берегом Тёмного озера, и, прежде чем достать из саквояжа фляги, прислушался, напряжённо всматриваясь в темноту и раскидывая по округе невидимые магические щупальца в поиске опасностей. И лишь убедившись, что ему никто не помешает, Пётр открыл фляги, и четыре сгустка тумана, один за другим, вырвались из плена, словно джинны из сосудов. Вырвались… и тут же, на глазах, превратились в четверых мужчин, один из которых — осанистый, с гривой седых волос — держался подчёркнуто властно, как повелитель.
Каковым, собственно, и являлся.
И пусть в разбросанной по Земле семье Бруджа насчитывалось — кроме истинного — ещё с десяток кардиналов, для Петра именно этот, подмявший под себя всю Скандинавию мужчина, был главным. Потому что…
— Отец!
— Никогда не любил слишком долго пребывать в тумане, — проворчал старый Свен и потрепал сына по плечу: — Ты не торопился, маленький Петер.
— Вас привезли сегодня днём, и я сразу…
— Я сам приехал сегодня днём! — отрезал кардинал. — Сам!
— Да, отец, — подтвердил Пётр, смиренно опуская голову.
— Где усадьба?
— В половине мили к северу.
— Охраняется?
— Только «Серебряные колокольчики», — вздохнул молодой масан. — То есть зелёные ведьмы узнают о нашем появлении.
— Ничего, — пожал широкими плечами кардинал. — Пусть знают. Это им не поможет.
Приехавшие с кардиналом воины коротко и зло хохотнули, и Пётр понял, что оказался среди своих.
«Опять челы?» Хлопот обнаглевшие бандиты Юлии не доставляли, магической энергии на их ликвидацию уходило мало, однако визиты начали надоедать. «Может, всё-таки уехать?»
Графиня нехотя потянулась, а через секунду оказалась на ногах: не челы! Совсем не челы пришли в усадьбу! Вампиры!