Андрей Прусаков - Я – утопленник
Он сделал паузу и вздохнул.
– Даже если бы я вновь стал жив, не знаю, как бы я смог жить в этом городе. Ведь все здесь не так, как было когда-то… Мой мир умер, остался в истории и никогда, никогда уже не будет таким, каким был! – Лицо Павла Ивановича на миг озарила радость воспоминания, но затем оно вновь потемнело, превратившись в прежнюю, унылую маску.
Я молчал, размышляя. Кто из нас не мечтал родиться в будущем, где все будет гораздо лучше и интересней. Не будет зубных врачей, повесток в армию и недоступных девушек. Наверное, каждый человек любит то время, в котором вырос и ощутил себя как личность. Можно мечтать оказаться в Средних веках и стать там королем, можно вообразить себя покорителем космоса и жить с этой мечтой – но это миражи. Надо жить здесь и сейчас, понял я, здесь и сейчас. Вот и я увижу будущее, буду жить долго, очень долго, как этот мертвец. Но он хотя бы среди людей, а я – среди жутких тварей.
– Простите за интимный вопрос: вы атеист? – неожиданно спросил Ковров.
– Теперь определенно нет, – ответил я.
Мертвец улыбнулся. Улыбка его была мягкой, доброй, даже смущенной, хотя смущаться ему, в общем-то, нечего.
– Я тоже, хотя здесь все не так, как рассказывают попы. И уж тем более не так, как думают атеисты. Но ведь это еще ни о чем не говорит, вы согласны?
– Согласен, – кивнул я.
Мысли о Боге и ангелах пугали меня. Я помнил свет, исходящий от икон в доме Юлиной бабушки, слепящий и чуждый, не забыл и свет из храма, едва не поджаривший меня. До сих пор руки горят. Я невольно опустил голову и едва не вскрикнул: руки покрылись сетью глубоких, отвратительных морщин, напоминавших обезвоженную землю. Что же, я – проклятый, зомби, нечисть?
– Почему мы не умерли, как все? – задал я давно вертевшийся на языке вопрос. Все забывал задать его Архипу. Заморочил он своими чудесами.
– Этого здесь никто вам не скажет, – качнул волосами мертвец.
– Почему?
– Потому что никто не знает.
– А… вы сами как думаете?
– Я? Я думаю, что жизнь есть жизнь, даже если она после смерти. И прожить ее надо достойно, и даже достойней прежней, ведь теперь мы видим свои ошибки и то, к чему они приводят. Только, к сожалению, многие и после жизни остаются мерзавцами. Есть тут один такой. Я руки ему не подаю и не подам. Могила не всякого исправляет…
Очень хотелось пить, и я поневоле простился со словоохотливым мертвецом, отправившись к набережной.
– Заходите еще, Андрей, – сказал Павел Иванович. – Буду рад вас видеть.
Многое из сказанного призраком неприятно зацепило. Как я могу быть нечистью, если я незлой? Я ведь не собираюсь никого убивать или мучить. С другой стороны, что хорошего я сделал за последние дни и даже месяцы? Помог кому-нибудь, спас кому-то жизнь? Ничего не могу вспомнить. Хотя нет: спас девочку из реки, отбил у русалки! Но воспоминание о «героическом» поступке не прибавило радости. Спас без всякого риска утонуть. Разве это поступок? Да чего я разошелся? Вроде на Страшный суд не зовут, так что расслабься, Андрей, не парься. Вообще: «нечисть» и «зло» – такие же абстрактные понятия, как «добро». Что есть добро или зло? Это уж кому как…
По суше тащиться расхотелось. Я вернулся во двор лавры, бегом добежал до мостика. Водичка! Оглядевшись вокруг, чтобы никто не видел, я перелез через ограждение и прыгнул в воду. В воде я перемещался значительно быстрее. Кожа тут же прекратила зудеть. И все равно, вода здесь была нехорошая. Видимо, соседство с кладбищем сделало ее тягучей и мертвой. Ни рыбы, никакого движения. По сравнению с ней даже Обводный казался живым и бурным потоком, а уж Нева… Я быстро выплыл в реку и повернул в Обводный. Силы восстановились, и я бодро подплыл к знакомой воронке, на дне которой все в той же позе сидел Архип. Словно с места не сходил. «Гуру со дна», – подумал я.
– Приплыл, – констатировал он, почесывая волосатую грудь.
– Да.
– Ну, и как там, на суше? – ухмыляясь, вопросил Архип. Словно знал о моих проблемах, глядя хитро и презрительно: я ведь предупреждал!
– Хорошо! – назло ему ответил я, но мой восторг прозвучал фальшиво. Архип засмеялся:
– Хорошо? Чего ж хорошего? Будто я не чую, как ты в воде блаженствуешь. Меня не обманешь – сам был таким. Гордый ты, я смотрю. Плохо это. Надо свое место знать.
– А твое место где? Здесь, на этой свалке?
Судя по взгляду, мой тон Архипу не понравился.
– Хватит лясы точить. Пришел учиться – так учись!
– Слушаю и повинуюсь, – сложив ладони, поерничал я.
– Так слушай, как батьку слушал…
Сказать, что подводные университеты не оставили меня равнодушным, значит не сказать ничего. Сначала я слушал вполуха, потом стало интересно, но лекция безногого утопленника не воспринималась всерьез. Водяные, русалки, бесы… Тоже мне, Гоголь нашелся. Поначалу я расценивал все как байку, про себя иронично передразнивая Архипа, с серьезным видом разъяснявшего различия между речной и озерной нечистью и толковавшего о положении неофита в подводной иерархии. Архип говорил живо, размахивая руками и пересыпая речь крепкими, колоритными словечками. Такой подачи материала в институте я не видывал, и постепенно изложение утопленника захватило. Да так, что я забыл обо всем. Я слушал Архипа, как не слушал ни одного учителя.
– …отвести глаза – самое простое. Но учти, на солнце наша сила слаба, ненадолго хватает. Надо быть в воде, под дождем или, на крайний случай, в тени. А еще лучше в темноте.
– Я понял. Слушай, Архип, ты говорил, что воду можно сгустить. Это как?
– А вот так! – Утопленник что-то пробормотал, странно дернул головой, и я увидел, как вода вокруг сгустилась, принимая очертания длинной и гибкой змеи. Архип повел пальцами – змея обвилась вокруг меня, связав по рукам и ногам. Я не мог пошевелиться, и мертвец довольно хмыкнул: – Понял, как?
Я изумленно покрутил головой. Не выпутаться! Из курса физики помню, что воду сжать практически невозможно, требуется уйма энергии и чудовищное давление, а здесь двумя-тремя пассами и десятком слов…
– Ничего себе! – прошептал я.
– Научишься! – довольный эффектом, Архип махнул рукой, и водяные путы распались. Слегка обалдевший, я опустился на дно.
Мы еще позанимались, и я понемногу учился чувствовать воду, стихию, к которой отныне принадлежал. Это было удивительно! Оказывается, самая обыкновенная вода впитывает все, к чему прикасается, собирает информацию из воздуха, камней набережной, даже с днищ проплывавших судов – и может хранить ее вечно. Вода была открытой книгой, и Архип читал ее, как мы читаем развлекательные журналы. Он узнал о моем приближении, едва я выплыл в Неву, он мог сказать, где и куда плывет по Неве баржа или катер и многое, многое другое.
– Ты должен кожей чувствовать воду, каждую струйку узнавать. Не глазами, нет. – Архип выразительно потряс передо мной скрюченными пальцами. – Нутром, кишками чуять должон! А как почуешь – сможешь волю свою навязать, многое сможешь…
Под водой темнеет быстрее, чем на суше. Это понятно: коэффициент преломления и тому подобное. Где был этот коэффициент, когда я, в чем мать родила, прохаживался по Обводному и ни один человек не разглядел этого – вот вопрос! Куда годится вся физика, если у меня на глазах Архип вьет из воды веревки? А говорящий призрак в лавре, а невидимый старичок? Есть многое на свете, друг Горацио… Да Горацио бы просто охренел!
…Ночью без конца просыпался. Постоянно хотелось пить. Устав ходить на кухню, я набрал воды в бутылку и поставил на пол рядом с кроватью. Незаметно настало утро.
Я созвонился с Юлей, и она обещала приехать. Я навел в комнате порядок, сбегал в магазин за пивом – Юля любит «Реддс», и, приняв длительный душ, стал ждать. Что мне нравилось в Юле – так это ее пунктуальность. Редчайшее для дамы свойство. Никто из моих знакомых не был столь точен, мне нравилось смотреть на минутную стрелку и угадывать, когда раздастся звонок в дверь.
Мы поцеловались прямо на пороге. А потом оказались на диване. Я так сильно соскучился, что накинулся на нее стремительно и беспощадно.
– Маньяк! – смеялась она, освобождаясь от одежды. Я видел, что она старается надевать красивое белье, но оно мне по барабану. Девушки в белье меня не возбуждают, а вот девушки без белья…
Мы побарахтались с минуту, и я почувствовал сильнейшую жажду. Вот еще не хватало! Так и буду все время воду глотать, даже во время секса?! Но выбора не оставалось: ласковое, горячее тело Юли буквально сжигало меня.
– Слушай, пошли под душ! Жарко мне! – не дожидаясь ответа, я схватил Юльку за руку и потащил за собой.
– Ты что? Вдруг соседи придут? – захохотала, упираясь в двери, голая Юлька.
– Они на даче! – закричал я. – Все нормально!
Юлька сопротивлялась. Я ущипнул ее за бок, она взвизгнула и сдалась.
Мы весело прошлепали по прихожей и оказались в ванной. Прижав к себе Юлю, я приподнял ее и поставил в ванну, потом забрался и сам. Включил душ и обнял смеющуюся Юльку. Какая она красивая! Вода стекала по нашим телам ласково и неторопливо. Я гладил Юльку, чувствуя ответную, страстную дрожь.
