Екатерина Стадникова - Сердце тени
Внутри ждало удивительное платье с невесомой накидкой!
– Примерь немедленно! – Глаза Клер так и загорелись.
Подружки буквально затолкали Эмьюз за ширму. Темно-синяя текучая материя нежным холодком ластилась к телу. Казалось бы, чего проще? Талия под грудь, перехваченная лентой в тон, а на ней изящный бантик, тоненькие бретельки, два разреза по бокам… Пришлось повозиться с несговорчивой молнией, но результат превзошел все ожидания.
– Хм, – Йонсон задумчиво прикусила губу. – Я не фанатка тряпок, но эта более чем…
– Потрясающе! А если волосы убрать повыше? – Клер собрала девочкины непослушные кудряшки и вопрошающе посмотрела на остальных.
– Как куколка! – Робин сложила руки на груди. – Не то, что я: «Девушка, нам нужна была палка, но сойдете и вы, подержите флаг»…
– Напрашиваешься на комплимент, Хаулинг? – Урд криво усмехнулась. – Пожалуйста! Я бы убила за такие ноги. Странно, что у тебя все еще нет парня.
– Он есть, – отмахнулась Би, – только еще не знает об этом.
Примерно то же самое говорил и Конор, неужели это семейное? Память угодливо подсунула неприятные воспоминания о подозрительных взаимоотношениях Робин и Клауса. Настроение пошатнулось и рухнуло в чернеющую бездну.
– Ты забыла! – Клер встряхнула переливающуюся прозрачную ткань.
Легчайшая накидка с длинными рукавами почти до самого пола, рассеченными от плеча, поражала воображение.
Потрясающая материя играла золотом и разлеталась завораживающими волнами. Эмьюз могла поклясться, что в комнате стало светлее! Стоило накидке просто лечь на плечи, как все тревоги и обиды испарились, пропали дурным сном.
– Посмотри на себя, – предложила Робин. – У тебя же есть довольно большое зеркало. Где оно?
– Под кроватью, – вспомнила Тень.
Девочки живо извлекли обернутый плотной бумагой прямоугольник.
– Тяжелое. – Би стерла пыль со стекла.
– Тут что-то написано… – сообщила Йонсон.
– Где? – насторожилась Эмьюз.
– Сзади. – Урд бесцеремонно забрала у Робин зеркало и положила на пол стеклом вниз. – «Экзэквор», что ли. Почерк гадкий.
– И что это значит? – нахмурилась мисс Варлоу.
– Вообще, это команда зачарованной вещи выполнить отложенное действие, – тоном лектора пояснила Клер. – Но в нашем случае – бессмыслица. Скорее всего, слово было написано на коробке, частью которой являлась картонка, прежде чем кто-то решил вставить ее в рамку, чтобы стекло не ерзало. Какое действие способно выполнить зеркало, кроме самого прямого – показывать отражение? По-моему, с этим оно справляется и так.
Не соглашаться с логичными доводами глупо, и подружки согласились.
– Я… я чувствую себя бабочкой! – выдохнула Эмьюз. – Это невероятно!
– А туфли подходящие у тебя есть, бабочка? – хихикнула Урд.
– Куда подходящие? – окруженная золотым сиянием, мисс Варлоу не желала отвлекаться на мелочи.
– К платью подходящие, балда. – Об этом Тень как-то не подумала.
– Нет, – сообщила она.
– Не беда, – вставила Клер. – Мы найдем что-нибудь к празднику.
– А когда он? – Девочка старалась поддерживать разговор.
– Газеты читай, Варлоу! – возмутилась Урд. – Через три дня!
– И где вы что достанете за это время? – не поверила Робин.
– Пройдусь по нашим и не нашим, глядишь, что-нибудь сносное отыщется, – отмахнулась та.
Вот если бы так просто решались все проблемы, жизнь превратилась бы в сказку. Сестры Праудфут весело щебетали, обсуждая статьи, Би на пару с Клер ломала голову над кроссвордом, вполголоса костеря близнецов за сложные вопросы, а Эмьюз молча стояла у окна, вглядываясь в ночное небо.
– Загрустила? – тихо спросила Урд.
– Немного. – Тянуло говорить шепотом. – Лют пропустит праздник.
– И поделом. – Йонсон небрежно подперла стену плечом. – Только Бог может безнаказанно прощать всех. Люди обычно после таких упражнений горько плачут, получая очередной удар в спину. А вообще… не слушай меня. Тут я советчик плохой. Прости, если лезу не в свое дело. Хочешь, опять одолжу гитару?
– Ничего так раньше не хотела! – ободряюще улыбнулась Эмьюз. – И спасибо за участие.
– Зачем еще, по-твоему, нужны друзья? – Остаток вечера обещал быть захватывающим.
Неожиданно юная Тень прониклась такой благодарностью ко всем этим девчонкам и мальчишкам, которых успела встретить и полюбить, что, попытайся она высказать ее словами, ничего бы не вышло. Если бы Эмьюз умела плакать, она непременно заплакала бы… от счастья.
* * *Руфус нервно мерил шагами комнату перед закрытыми дверьми. Он успел досконально изучить все детали скупого интерьера и даже пересчитать крошечные квадратики белой и голубой плитки на стенах.
Теоретически, Тангл запросто мог войти в любой момент, но так нервничал, что не решался. По ту сторону двери начинались боксы – святая-святых факультета реконструкции, а на другом конце коридора анатомичка. Руф никогда не понимал удовольствия завтракать там, но для студентов вроде Макса подобное было как проверка на профпригодность. Эти психи притаскивали аккуратно исчерченные карандашиком черепа в трапезный и громко обсуждали всякую неаппетитную дрянь, пока Финн официально не наложил запрет.
Чего только ни делал Тангл, чтобы отогнать подальше мысли об операции. Он прятался в воспоминания детства, как в непробиваемую броню, только совесть все равно находила в ней брешь. В глубине души Руф опасался, что Макс не справится, или справится, но станет только хуже.
Сердце оборвалось и гулко плюхнулось в желудок, когда из глубины боксов раздался шум многих голосов. Студенты, усталые, но довольные, находили в себе силы обсуждать увиденное и совершенно не обращали внимания на Танцора. Когда их поток иссяк, Руф остался один на один с распахнутой дверью.
«Это уже смешно», – возмутился он про себя. Если бы что-то не сложилось, студенты бы болтали исключительно об этом.
Руфус резко выдохнул и уверенными шагами направился туда, куда звали наскоро прилепленные таблички, успевшие за день частично отклеиться.
– Руф, ты уже проскочил нас! – Физиономия Макса показалась в ярко освещенном проеме.
– Задумался, – соврал тот.
– Все прошло просто потрясающе, – объявил реконструктор, приглашая в небольшую квадратную комнату. – На запуске сердца студенты хлопали стоя!
– Ну, таких подробностей не нужно. – Тангл почувствовал острый приступ тошноты: то ли от не в меру разыгравшегося воображения, то ли от волнения.
Руф хотел пройти дальше, но Макс преградил ему путь.
– Там посторонним делать нечего, – покачал головой он. – Без обид. Внутренние помещения исключительно для специалистов. Во всех остальных местах на планете – ты герой, а тут, уж прости, я. Сейчас пациент к нам выйдет. Оденется только.
– Ладно, ладно, Макс! Тут ты Бог, только щеки не раздувай. – Руф примиряюще поднял руки.
Минуты тянулись противно медленно. Макс извинился и куда-то убежал, а Натан все не появлялся. Специфический больничный запах щипал ноздри, оставляя во рту отвратительный горьковатый привкус. В голову закралась крамольная мысль: проскользнуть за запретные двери, пока лопух вне зоны видимости.
На всякий случай, Руф подкрался к выходу и выглянул наружу. Коридор пустовал.
– Периметр чист, – мурлыкнул он себе под нос.
– Сэр? – По спине пробежал холодок.
Руфус понял, что боится посмотреть связному в лицо, но прекрасно осознавал необходимость этого действия. Он выпрямился и плавно развернулся на каблуках. Сердце грозило переломать ребра градом яростных ударов.
– Как ты себя чувствуешь? – Дежурный вопрос занял собой неловкую паузу.
– Живым. – Натан мягко улыбнулся. – Удивительное ощущение, Сэр!
Его кожа больше не отливала синевой, хоть связной все еще был смертельно бледен. Натан растерянно хлопал двумя чуть-чуть изумленными голубыми глазами.
– Анестезия еще не прошла до конца. – Макс бросил на своего недавнего пациента беглый взгляд, сменив белый халат на обычную одежду. – Последи за ним, Руф, от «нового себя» вполне может быть шок, который мы еще не замечаем.
– Я не успел вас поблагодарить, господин доктор. – Натан принялся трясти руку реконструктора. – Вы подарили мне второй шанс…
– Не за что. – Макс едва заметно покраснел. – «Доктор»… так старомодно. Но я, по сути, ничего особенного ведь не сделал. Вы уже были технически здоровы.
Руф вдруг осознал себя чужим на этом празднике. Да, оперировать сам он не мог, поскольку не умеет и, что характерно, не научится никогда! При таком раскладе глупо было полагать, что все восторги достанутся ему, но так хотелось в это верить.
– Минуточку! – потакая уколу крошечной, как комариное жало, досады, оборвал реконструктора Тангл. – Поясни-ка мне это твое «технически здоров». Девять с половиной часов многовато для здорового.
– Руф, поздно интересоваться тем, чего не понимаешь, – произнес тот. – Если в двух словах, пациент являлся безвредным, как ты или я. Студентам было гораздо увлекательнее изучать результат предыдущей операции, чем смотреть на мои пляски вокруг стола, но пару раз я их все же удивил.
