Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!
Лита старалась, не поворачивая головы, разглядеть спутников знатной дамы. Неужели при ней лишь одна служанка? Женщину проще попросить о помощи. Но рядом с госпожой только эта золотоволосая, а у нее злое лицо.
— Мою жизнь с тринадцати лет осеняет имя Ордина, следящего за порядком во всех делах человеческих. — Голос жреца стал глубоким, нежным. — Ордин Управитель взял мою жизнь в строгие, но бережные ладони и провел меня честным, достойным путем от младшего жреца до главы обители. Уверен, что и каждому из вас есть за что вспомнить добром своего хранителя. Давайте же закроем глаза и вспомним своих богов. Не будем сейчас ничего у них просить. Просто поблагодарим их, как я благодарю Ордина.
Лита закрыла глаза.
«Виарита, плетельщица дорог! Ты была добра к несмышленой девчонке, впервые покинувшей дом. Ты привела меня на борт летучего корабля. Ты подарила мне жизнь-дорогу. Не отбирай же свой подарок, Виарита… Нет-нет, я не прошу, ничего не прошу, я благодарю тебя за все, что ты для меня сделала…»
Над самым ухом сопела сеора Модеста. Конечно, благодарила Лаину Ласковую. Лита видела: на подкладке ее меховой куртки вышито имя богини домашнего очага.
Лите стало противно. Она повернула голову как можно дальше, чтобы уберечь его от тяжелого дыхания Модесты, и открыла глаза.
Мгновение, не больше, она глядела в сторону входа. А затем поспешно опустила взгляд, склонила голосу, замерла. Даже затаила дыхание.
Нет, ей не померещилось! Ничего ей не померещилось! Там, почти у двери, возвышался над молящимися боцман Хаанс, замечательный джермийский великан. Он не смотрел на Литу, он не сводил глаз с жреца, но ошибки быть не могло. Это был он, он, Рябой Медведь!
Остро, невыносимо хотелось поднять глаза. Но Лита сдерживалась. Раз команда ее нашла, раз леташи готовы прийти на помощь своей невезучей сестренке… не хватало только их выдать ненароком!
Кровь шумела в ушах. Голос жреца, до этого ясный и выразительный, превратился в неразборчивое бормотание. Долго ли продолжался молебен — девушка не знала. Наконец сеора Модеста тронула ее локоть:
— Бледная ты какая… душно, да? Ничего, сейчас вернемся в дом — полежишь, отдохнешь… Не заболей!
«Я вам здоровая нужна, да? — подумала Лита. — Чтобы вашему Фрэнцио детишек рожать? Не дождетесь!»
— Пойдем, пойдем, пора делать пожертвования, — потащила ее за собой сеора Модеста. Лита подчинилась, не ощущая под ногами каменных плит.
Паломники чинным ручейком шли к большой каменной чаше, бросали в нее монетки и направлялись к выходу. Первой жертвовала знатная дама, следом — ее свита.
— Вот, возьми, положи в чашу, — громко шепнула сеора Модеста, протягивая Лите монетку.
Пленница представила себе, как это выглядит со стороны: заботливая родственница опекает сумасшедшую девчонку, следит, чтобы та свершила обряд как полагается.
Из-за этой мысли девушка на миг замешкалась, и ее опередил невысокий старик в кожаной куртке. Бросил медяк, обернулся, учтиво кивнул: мол, проходите, дамы.
Лита не вздрогнула, не изменилась в лице. Раз Отец делает вид, что они не знакомы, — значит, так надо.
— Да бери же! — раздраженно зашипела Модеста, все еще держа монетку на короткопалой ладони.
Лита, не отвечая, вскинула руки к ушам.
Золотые серьги. Единственное украшение. Память о маме. Дорогая, памятная вещь, с которой Лита не рассталась даже в трудные дни.
Сейчас она вынула серьги из ушей быстрым, легким движением. И бросила их в каменную чашу.
Сеора Модеста ахнула.
Пусть ахает.
И пусть все вокруг сочтут поступок Литы безумным. Чем же еще, как не самой дорогой вещью, отблагодарить Антару за свершившееся чудо?
* * *— Это была она! — взволнованно повторял Дик. — Та самая эрлета! Я ее сразу узнал!
— И таращился на нее, как кот на сметану, — негромко добавил Отец.
Хаанс хмыкнул. Погонщик, да еще пожилой, мог позволить себе так разговаривать с капитаном, если оба не в рейсе. А вот боцману такие беседы были не по чину. Иначе он нашел бы что сказать этому мальчишке.
— Стоит такая… в жемчужном платье… — страдал Дик. — А меня не заметила, даже головку не повернула!
— Лита тоже виду не подала, а ведь заметила, — строго сказал Отец.
— Что?.. А, Лита, да…
— Э-эй, капитан, ты хоть помнишь, зачем мы сюда притащились?
— Зачем?.. Это… Литу выручать.
— Ну, хвала богам! Я уже думал, что придется напомнить… Так, сейчас время позднее, идем спать. Очень удачно, что нас поселили в один домик. С утра расходимся на работу. Филин с боцманом идут плотничать, а заодно смотрят, в какую сторону безопаснее удирать. Та добрая женщина, Йуханна, говорила про сторожевую башню? Вот и славно. Поглядите, сколько выходов есть за частокол, можно ли перелезть через ограду… ну, на месте разберетесь. Я на кухне слушаю сплетни и прикидываю, где спереть снаряжение.
— Снаряжение? — не понял боцман.
— Ну, мы же Литу ночью красть будем, почитай что с постели, в одном платьице. Понадобятся валенки, лыжи и тулуп. А капитан, ежели его милости угодно, когда пойдет сметать с крыш снег, разведает, где Литу держат.
— Да, конечно, — закивал Дик. — Разведаю… Нет, но как мы с эрлетой здесь встретились! Судьба свела!
* * *— Надо же, как вас судьба свела! — изумленно ахнула Беатриса.
— Не судьба, — строго поправила ее принцесса. — Мой перстень с алмазом. Я же говорила, что талисман приведет его ко мне… Ах, как он смотрел на меня в храме! Глаз не сводил! Жреца не слышал!
Беатриса про себя подивилась: когда Энния успела все это разглядеть? Сама-то стояла скромницей, чинно слушала жреца. Кому это знать, как не фрейлине? Ей-то приходилось краем глаза следить за госпожой: вдруг той что-то понадобится?
Но вслух Беатриса восхитилась:
— Какая могущественная магия!
— Этот человек — моя судьба, — медленно произнесла Энния. — Он станет опорой моему трону. Если бы не дурак губернатор, Бенц уже ступил бы на сверкающую лестницу славы.
И добавила просто, словно приказала подать к ужину стакан молока:
— Этой ночью ты приведешь его сюда, Беатриса.
— Но, госпожа моя…
— Ты не расслышала приказ? — вздернула бровку принцесса.
— Как будет угодно моей госпоже, — тут же поклонилась фрейлина, которая знала, как надо обращаться с королевской дочерью. — Я приведу сюда капитана, хотя именно сегодня это опасно: свита еще не устроилась, все разбирают вещи, не зная толком, кого куда разместят и кто будет стоять у дверей опочивальни.
Дурой Энния не была. Умела пересматривать свои решения.
