Вадим Панов - Последний адмирал Заграты
– Да здравствует свобода!
– Свобода! – рявкнула толпа.
– Да здравствует Трудовая партия!
– Свобода!!
К четырем утра в Альбурге стало спокойнее. Все самые лакомые кусочки: магазины, банки, богатые дома – были разграблены, пойманные полицейские повешены, солдаты разогнаны, и весь город, за исключением дворца и сферопорта, принадлежал Трудовой партии. Часть бунтовщиков разбрелась по домам, оставшиеся на улицах приступили к празднованию, однако известие о разгроме королевской армии всколыхнуло толпу. Стало ясно, что победа достигнута, что за грабежи и насилие никто не понесет наказания, и это понимание вызвало невиданный прилив энтузиазма.
Оковы самодержавия рухнули.
Радостные люди обнимались и целовались, скандировали лозунги, вопили и устраивали танцы. Кто-то призывал хватать оставшихся адигенов. Кто-то предлагал идти на юг, освобождать братьев-загратийцев от Нестора. Кто-то бросился к уцелевшим домам. А трудовики устроили очередной митинг.
– Вся власть – народу!
– Свобода! – отозвалась толпа.
– Вся власть – Трудовой партии!
– Да здравствует Трудовая партия!!
– Не это ли проявление истинной народной радости? – воодушевленно спросил Мика Мучик, прижимаясь плечом к рослому Веберу. – Вы чувствуете энергетику, Феликс? Чувствуете народную мощь?
Наемник с безразличным видом пожал плечами.
– Никаких эмоций?
Хладнокровие плечистого альбиноса нервировало Мику. Ему хотелось большей открытости и взаимопонимания, хотелось завести разговор с мужественным вуленитом, хотелось найти общие интересы.
– Я вижу только сброд.
– Не надо обижать граждан свободной Заграты, Феликс, – рассмеялся Мучик, заглядывая Веберу в глаза. – Теперь это наше стадо, и мы несем за него ответственность.
– Мика, не отвлекай нашего телохранителя, – попросил Зопчик.
– Я просто хочу наладить дружеские взаимоотношения.
– Знаю я, чего ты хочешь.
Окончательно осипший Майер вернулся с балкона в комнату и жадно выпил два стакана воды.
– Где Мойза?
– Где-то в городе, – ответил Ян. – Но он всё сделал: бронетяги больше не защищают королевских ублюдков.
– Машины ушли? – воодушевленно спросил Рене.
– Я приказал им остаться. Не хочу, чтобы толпа ворвалась во дворец.
– Ты молодец, Ян, – одобрил Майер.
– Я знаю.
– Так пойдемте и закончим наши дела! – предложил Мика. – Чего мы ждем?
– Синьор Зопчик, вы отдали распоряжения, о которых я просил? – поинтересовался Вебер.
– Да.
– Какие еще распоряжения? – удивился Мучик.
– Задерживать всех адигенов, которые появятся возле дворца, – с улыбкой ответил Ян. И добавил: – Особенно лысых.
Мика и Рене расхохотались, а вот Вебер остался невозмутим:
– Спасибо.
– Вы все-таки не хотите встречаться с бамбадао? – Зопчик внимательно посмотрел на бамбадира.
– Естественно, не хочу, – не стал скрывать Феликс. – И буду рад, если Помпилио убьют до того, как он окажется внутри.
– Я верю, что вы с ним справитесь, – проворковал Мучик. – У вас такое мощное оружие… – Он мечтательно посмотрел на пряжку веберовского ремня и добавил: – Наверное…
– Пойдемте же во дворец! – недовольно бросил Зопчик…
– Делегация Трудовой партии просит об аудиенции, ваше высочество, – доложил Синклер.
Омерзение. Вот что испытывал военный, произнося эту фразу. Омерзение и злость на себя, на свое бессилие, на свой позор.
– Это действительно так, полковник? – тихо спросил Генрих-младший.
– Что вы имеете в виду, ваше высочество?
– Они действительно просят?
Синклер покраснел и отвел взгляд.
– Щадя мои чувства, вы вводите меня в заблуждение, – продолжил двенадцатилетний принц. – А я должен понимать, как себя вести.
Военный не нашелся с ответом.
– Повторите, пожалуйста, ваше сообщение, полковник. Только повторите его по-настоящему, так, как оно должно было прозвучать.
Мальчишке было страшно, очень страшно, но он был наследным принцем, а потому не только власть впиталась в его плоть, но и гордость. Именно она заставляла страх отступать. Именно она требовала смотреть врагу в глаза, а не прятать голову в песок. Именно она делала голос двенадцатилетнего Генриха твердым.
– Бунтовщики требуют, чтобы вы и ваши братья немедленно явились в тронный зал, ваше высочество, – едва слышно произнес Синклер. И добавил: – Простите меня.
Он едва сдерживал слезы.
Принц помолчал, поглаживая подлокотник отцовского кресла, после чего спросил:
– Они могут требовать?
– Боюсь, что да, ваше высочество, – прошептал Синклер. – Они полностью контролируют столицу и… – Военный судорожно вздохнул. – Они взяли в заложники семьи наемников, ваше высочество, бронетяги нам не подчиняются.
Потеряна последняя серьезная сила, а вместе с ней – надежда на спасение. Бегство из дворца невозможно.
– Мы беззащитны?
– Дворец охраняют солдаты… Мы не продержимся, но бунтовщики не хотят идти на штурм.
– А чего они хотят?
– Они хотят власти, ваше высочество, – угрюмо ответил Синклер. – Они хотят править Загратой.
– А я им мешаю?
– Вы и ваши братья.
Долго, почти минуту двенадцатилетний принц смотрел на раздавленного полковника, после чего негромко осведомился:
– Они нас убьют?
– Да, ваше высочество, – выдавил из себя Синклер. – Скорее всего.
Генрих-младший кивнул с таким видом, словно услышал то, что ожидал, поднялся на ноги, медленно вышел из-за отцовского стола и остановился, заложив руки за спину.
– Мы еще можем…
– Оставьте, полковник. – Принц улыбнулся, и только святой Альстер знал, каких усилий ему это стоило. – Передайте лидерам Трудовой партии, что я готов дать им аудиенцию в тронном зале. Немедленно.
…На одном из фонарей улицы Плотников – как раз напротив входа в собственное заведение – висела вдова Смит, содержательница «Сладкой мельницы», самого роскошного публичного дома Заграты. В разгар вчерашних беспорядков кто-то кинул клич, что девки теперь должны работать бесплатно, потому как свобода, и «Мельницу» мгновенно заполонила толпа озабоченных мужиков. Вдова тонкости политического момента не поняла, попыталась сопротивляться, за что и была немедленно повешена, как живоглот и кровопийца. А девок отловили, приковали к кроватям и пустили в свободный доступ. Девкам не повезло.
Помпилио медленно прошел мимо мерно покачивающейся бандерши, аккуратно обогнул пляшущих на мостовой победителей и вышел на привокзальную площадь, ставшую еще одним центром веселья нового Альбурга. Украшавший ее фонтан не работал. Счастливые загратийцы выломали из его центра статую Альстера Шутника, бросили неподалеку и развели на ней костер.
