Юрий Никитин - Начало всех Начал
Днем небо было покрыто белыми облаками, затем резко потемнело, набежали плотные тяжелые тучи. Налетел такой же тяжелый и душный ветер, небо стало настолько низким, что тучи задевали брюхом за вершины высоких деревьев.
Ной почему-то ощутил, что вот так все ангелы и все-все небесное к земле стало намного ближе. Он отер пот со лба, камни шатаются под ногами и норовят выскользнуть, пошел осторожнее, мешок с землей все заметнее оттягивает плечи.
Очень медленно донесся далекий Голос, от которого вздрогнула земля, застыл воздух, а весь мир затих в ожидании:
— Ной…
Голос звучал так неторопливо, что Ной слышал только мощные раскаты, будто в небе сходятся громады гор и соприкасаются скалистыми краями. Во второй раз его имя прозвучало отчетливее, а в третий раз так громко и ясно, что он уже не смог бы притвориться, что не слышит или не понимает:
— Ной!
Он опасливо оглянулся по сторонам, никто ли не слышит, ответил тихо:
— Да, это я. Кто говорит со мной?
— Господь твой, — прогремел Голос. — Создавший этот мир…
Ной опустился на колени и склонил голову до земли.
— Слушаю и повинуюсь, Господь.
— Встань, Ной, — прозвучал Голос, Ною в нем послышалось нетерпение. — И никогда не становись передо мной на колени! Люди не рабы мне, и мне такие знаки не нужны.
— Как скажешь, Господь, — ответил Ной и поднялся. — Чем я заслужил, что ты заговорил со мной? Я не праведник…
— Не праведник, — согласился Голос с ноткой горечи, — но ты правильный, а это уже много в сегодняшнем мире. Почему ты не женишься, Ной? Тебе уже пятьсот лет. Никто не пребывал в безбрачии столько лет. И никто не жил столько, не оставив после себя молодой поросли в виде сынов и дочерей.
Ной осмелился поднять лицо к небу, но там все так же часто и тяжело двигались тучи.
— Ты все знаешь, Господь, — ответил он горько.
— Но все же скажи вслух, — подбодрил Голос. — Это нужно не Мне, а тебе самому, ибо слово сказанное обладает мощью.
Ной вздохнул, произнес тихо, но сам ощутил в своих словах столько жгучей боли, что, упади они на камни, те вспыхнули бы огнем и рассыпались в песок:
— Мой дед Мафусаил ходил к краю земли, там говорил с Енохом, которому открыты многие тайны.
— Так, — подбодрил Голос.
— И он узнал… Енох сообщил ему…
— Что сообщил?
— Я не могу это сказать, — взмолился Ной, — это слишком страшно! Енох сообщил, что Ты решил уничтожить этот мир. И никто не спасется… Так зачем я буду рожать детей на верную погибель?
Он замер, ожидая, что под ним разверзнется земля, но было так тихо, что он слышал песню кузнечика далеко внизу у подножья горы.
— Все верно, — произнес голос, — Я так задумал. Но потом решил дать людям еще один шанс. Нет-нет, человечество Я все-таки решил уничтожить.
Ной охнул.
— Весь мир?
— Да, — ответил голос. — Я терпел десять поколений. За это время прошло больше тысячи лет, но люди становились все хуже и хуже. Я не вижу пути, на котором бы могли исправиться.
— И что, создашь нового человека?
Он ощутил, что Творец задумался, затем услышал в объемном голосе печаль:
— Надо бы… Но боюсь, что второй раз не получится даже то, что получилось. Все-таки Я творил на подъеме, такое бывает только раз в жизни, даже если жизнь вечная и бесконечная. Так что Мы тут подумали и решили оставить тебя, как лучшего из всех ныне существующих на земле, на племя.
Ной охнул.
— Господи, меня на племя? Брось издеваться над простым человеком. Я не так умен, как Бесалом, не так благочестив, как Ухашта, не так силен и красив, как Цендель, не так…
В небе недовольно прогремел легкий раскат грома, Ной послушно закрыл рот.
— Все верно, Ной.
— Так почему же?
Тучи разметало мощным вздохом, в небе образовалась черная дыра, в которую мрачно и страшно посмотрели ночные звезды.
— Мудрость, Ной, — не гарантия от бесчестных поступков. Тем более сила и красота…
— Но я…
— Ты чист, Ной. Не запятнан злом. Сейчас это важнее, чем сила, красота и даже мудрость.
— Господь, но разве это надо Тебе для Твоей Цели?
— Нет, — ответил Голос, — но что делать, человек воспользовался свободой воли совсем не так, как нужно. Ты один сумел остаться чистым среди этого смрада, как единственный колосок на пшеничном поле, где все остальные превратились в сорняки. Значит, что-то в тебе есть… Потому Я решил после того, как твой дед проделал такую тяжкую дорогу и едва не погиб, но вырвал ценное для людей знание… решил дать последний шанс. Мафусаил изменил мое решение уничтожить и людей, и весь мир. Я наведу потоп, он уничтожит не только все живое, но смоет и уничтожит землю на глубину в три локтя. Но дам возможность спастись тебе, ибо ты единственный безгрешный человек на свете.
Ной упал на колени.
— Господи… Но как же? Как я буду жить без людей?
Голос спросил резко:
— А ты разве живешь среди них? Ты даже поселился отдельно. Если сделаешь все так, как Я тебе говорю, у тебя будет шанс спасти человечество… не это, это обречено, а вообще человечество. Я имею в виду, все люди будут вести свой род от тебя, Ной.
Ной напомнил опасливо:
— Господи, я потому и не женился, что не хочу рожать детей на погибель! Как могут люди вести род от меня…
Голос повелел:
— Когда рассыплешь землю на своем участке горы, спустись в город и объяви, что передумал и решил жениться. Ты же знаешь, очень многие хотят отдать за тебя дочерей! У тебя будет выбор. Я позволю спастись и твоей жене. От вас и пойдет новый род.
— Господи, — прошептал Ной, — почему я?
Голос произнес мощно:
— Ной… ты — единственный, кто поверил, что будет потоп. А поверил лишь потому, что сам увидел: земля развращена, люди ушли с прямой дороги к Цели. И вообще… остановились и превращаются снова в животных. Пока еще говорящих… Уже ничего другого не остается, как уничтожить все… и начать сначала.
Ной произнес убито:
— Да, Господь. Ты прав.
— Но ты будешь спасен, Ной. Как единственный не запятнанный преступлениями среди всеобщего загнивания.
Ной вздохнул:
— Господь… с той поры, как Ты лишил нашего прародителя Адама бессмертия, мы находим свое бессмертие в детях. Если есть дети, мы бессмертны в них… Если их нет… то зачем мне спасение?
Голос произнес:
— Ты будешь спасен вместе с детьми.
— У меня нет их еще!
— Будут, — ответил Голос. — Ведь будут?
Ной воскликнул с проснувшейся надеждой:
— Да, Господь!.. Теперь — да, конечно.
Голос умолк на некоторое время, затем заговорил снова, как показалось Ною, с неохотой:
