Юрий Никитин - Возвращение Томаса
— Спасибо, — сказал он холодно, — ты хорошо умеешь метать ножи. Я видел как-то упражнения ассасинов, их учат вот так бросать ножи в спину, убивать исподтишка.
Олег сказал мирно:
— Да-да, понимаю. Я должен был бросить болотной гадюке вызов на поединок, да?
— Я не это хотел сказать, — ответил Томас все так же надменно, — благородных людей не учат бросать ножи!
— Дык я ж не благородный, — ответил Олег мирно. — Мне можно. Мне можно все.
Томас не ответил, весь облепленный грязью, даже шлем с налипшими листьями и в ряске, но лицо рыцаря все такое же надменное и преисполненное достоинства.
ГЛАВА 20
Избушка выглядела древней, как самые старые деревья этого леса, почти засохшие, изъеденные дуплами и древоточцами. Крыша под толстым слоем зеленого мха, темные бревна стен в пятнах плесени, мох взбирается по углам, где легче закрепиться, кое-где достиг крыши. Ступеньки, когда-то высокие, погрузились в землю, да и сам дом постепенно опускается в лесную почву, как тяжелый камень исчезает в мокрой глине.
Томас вытянул копье и стукнул кончиком в дверь. Олег посмотрел с укоризной, начал слезать, из-за двери раздался кашель и скрипучий старушечий голос:
— Кто стучится к безумной Катрин?
— Странники, — ответил Томас отчетливо. Перекрестившись, добавил строго: — А Господь велит принимать путников, как его Самого!
— Тогда убирайтесь прочь, — ответил голос. — Если хотите, чтобы я принимала вас, как вашего Бога!
Томас покраснел, открыл рот для гневного окрика, но Олег сказал быстро:
— Матушка, тогда прими нас просто, как заблудившихся путников. Тем более что мы и есть они самые.
Дверь скрипнула и отворилась. В темном проходе показалась сгорбленная старушка, костлявая и в лохмотьях, лицо почти коричневое, сморщенное, беззубый рот собрался в жемок, седые волосы падают на плечи неопрятными лохмами. Она подслеповато всматривалась в рыцаря на блестящем коне, Олег приблизился, отвесил короткий поклон.
— Здравствуй, матушка. Я, как и ты, не поклоняюсь их Богу, так что можешь принимать нас со всем радушием.
Взор ее смягчился, но перевела взгляд на Томаса, голос прозвучал с прежней подозрительностью:
— А он?
Олег отмахнулся.
— Простой вояка, что с него возьмешь?
Она с минуту рассматривала Томаса, взгляд ее смягчился.
— И то верно. Заходите, гостями будете. О конях не беспокойтесь. О них позаботятся.
Томас соскочил на землю, но от коня не отходил, осматривался с мрачной подозрительностью.
— Кто позаботится? Волки? Или медведи?
Олег бросил через плечо:
— Тебе же сказано, что позаботятся! Или тебе нравятся обязанности конюха?
Томас пробурчал:
— Благородному рыцарю не зазорно ухаживать за благородным конем. Неизвестно еще, у кого из нас родословная длиннее...
Комната всего одна, пол из толстых, темных от грязи досок, две потолочные балки на такой высоте, что обоим пришлось пригнуться, стол добротный, однако тоже древний, рассохшийся, с изъеденными короедами ножками. Очаг прямо на полу, там все выложено и огорожено камнями, от груды багровых углей идет сухой устойчивый жар, кое-где вспыхивают огоньки, но тут же, не получая пищи, гаснут.
Олег прошел вперед, бросил на угли несколько толстых прутьев. Томас некоторое время брезгливо осматривался, старуха сказала с нерешительностью в голосе:
— Благородный господин... уж не знаю, как к вам обращаться, проходите, вон лавка! Выдержит ваше высочество даже в доспехах.
Томас еще некоторое время постоял для внушительности, Олег все подбрасывал веточки в огонь, помешивал угли, старуха начала суетиться с горшками и котлами, наконец он прошел, громыхая и позвякивая железом, сел и, поставив меч между ног, оперся на рукоять обеими руками.
— Скажи-ка, — заговорил он тоном, не терпящим возражений, — как проехать прямой дорогой в Урочище Дьявола?
Старуха едва не выронила из рук миску. Руки её затряслись, она вскрикнула шамкающим голосом:
— Не к ночи будь помянуто его имя!.. Вы что же, всерьез собираетесь...
Она не договорила, а Томас, не дождавшись продолжения, сказал резко:
— Да, собираемся!.. А ты о чем, старуха?
Она сказала дрожащим голосом:
— Хоть я и не христианка... но и я держусь от дьявола подальше! Как и от всего, что его окружает. Или что с ним связано.
Олег хмыкнул, смолчал, Томас сказал раздраженно:
— Все, кто не с нами, те — с дьяволом! В этой битве с Врагом рода человеческого никто не может оставаться в стороне. Говори, что знаешь, и тогда, может быть, я пощажу твою шкуру и не сожгу этот вертеп зла!
Олег хмыкнул громче, Томас оглянулся, зеленые глаза волхва светились насмешкой.
— Дорогой Томас, — сказал он с издевкой, — когда ты такое говоришь, только ребенок не заметит, что ты все брешешь. И ты все равно не обидишь эту почтенную женщину, даже если она в самом деле окажется служанкой дьявола. Но она, скажу тебе обидную правду, ни на стороне дьявола, ни на стороне тех, кто воюет с ним. Ей и то и другое кажется... ребячеством. Давай лучше спрошу я. Матушка, нам просто нужно туда доехать, чтобы принять те земли под свою руку.
Томас сел, очень раздраженный вмешательством отшельника, старуха покачала головой и посмотрела на Олега укоризненно.
— Какой-то ты больно серьезный. Не даешь благородному рыцарю покуражиться, поугрожать, мечом побряцать... Скучный ты человек, нет у тебя понимания. Это ведь он хочет взять те земли?
— Да, — согласился Олег. — Как проехать так, чтобы долго не блуждать?
Колдунья, Томас предпочитал думать о ней, как о малость помешанной старухе, так проще, сделала вид, что не расслышала. Вместо ответа она быстро выложила на стол большой ломоть ветчины, Олег тут же вытащил нож и аккуратно разрезал тонкими ломтями, еще она подала половинку сырного круга, а сама поставила на огонь небольшой котел, где почти сразу забулькало варево, а по комнате поплыл густой мясной запах.
Олег взялся помешивать, чтобы не подгорело. Старуха проследила придирчиво за ним взглядом, Олег кивнул успокаивающе, и она повернулась к Томасу.
— Благородный рыцарь, — сказала она с едва заметной издевкой, — не изволите ли отведать моей неграмотной стряпни? Мне показалось, что вы проголодались в дороге...
Он с подозрением уставился на свежий душистый сыр с мелкими капельками выпота на блестящей поверхности, на изысканную ветчину, свежий белый хлеб.
