Максим Субботин - Сердце зимы
– Немного, – призналась Хани, подтягивая одеяло едва ли не до самого носа.
Женщина улыбнулась – между губ ее блеснули ровные белоснежные зубы. Хани редко видела, чтобы у простых людей зубы были настолько безупречными. Даже фергайры прибегали к разным хитростям, чтоб выбелить свои: варили эликсиры для полоскания, настаивали отвары дорогой и редкой ромашки, которую покупали у приезжих с юга купцов. А эта незнакомка будто знала особенный секрет.
– Я не хотела потревожить твой сон. – Женщина так обезоруживающе улыбнулась, и Хани поймала себя на мысли: она сама вот-вот извинится, что не вовремя проснулась.
Северянка не была уверена, проснулась ли оттого, что в комнате кто-то был, или просто пришла пора открывать глаза, но на всякий случай поспешила заверить гостью, что ей не за что просить прощения. Незнакомка ответила еще одной подкупающей улыбкой. Хани только теперь заметила тонкое кружево, дивным образом обвитое вокруг пальцев гостьи. Варежка – не варежка, но северянка никогда прежде не видела подобного украшения. Поверх кружев на пальце незнакомки поблескивал холодом светлого металла единственный перстень – тонкая полоска в россыпи мелких темных камней.
– Это перчатки, – ответила незнакомка, очевидно заметив, что именно привлекло внимание собеседницы.
– Перчатки, – повторила Хани, будто заклинание. Взгляд, оторвавшись от странного предмета одежды женщины, метнулся к двери – закрыто.
– Я хотела говорить с тобой, – продолжила незнакомка. Она заложила ногу на ногу, скрестила руки на груди, сидя так ровно и величественно, словно под ней была не деревянная скамья, а трон из чистого золота. – Если ты прогнала сон, может, угостишь меня, и мы обсудим кое-что?
Девушка уже собралась ответить, что угостить гостью ей нечем, когда увидела на столе пару глиняных кружек, кувшин с узким горлом и блюдо с горой засахаренных слив, яблок и орехов. Только что всего этого здесь точно не было.
Или было?
Видя, как выжидающе незнакомка смотрит то на нее, то на сладости, Хани все же выбралась из постели. Одеждой ей служила единственная нижняя рубашка, и девушка готова была вспыхнуть от стыда, вспоминая каждую заштопанную дыру и ужасную заплатку на плече. Как могла, Хани прикрылась одеялом, придерживая его одной рукой, а второй наливала гостье из кувшина. Наверное, одна из богатых чужеземок, размышляла северянка, стараясь не расплескать вино. К фергайрам приезжали со всех уголков Эзершата: кто за пророческими видениями колдуний Севера, кто в поисках знаний. Иные ждали мудрого совета.
Темноволосая незнакомка с кожей, будто пронизанный солнцем янтарь, наверняка была жительницей теплой страны.
– Благодарю. – Женщина, не дожидаясь приглашения, взяла чашу и пригубила.
Хани, продолжая хранить молчание, последовала ее примеру, но вина пить не стала. Она присела на край кровати, пряча ноги в одеяло, чтоб ступни не касались холодного пола.
– Ты славная девочка, – начала незнакомка, поигрывая глиняной чашей, словно держала в пальцах самый изысканный кубок. – Эти старухи, заледеневшие от собственной важности, готовят тебя на заклание.
Она понизила голос, как будто боялась, что выбалтывает то, о чем говорить не следует. Хани невольно подалась вперед. О чем говорит красивая женщина? Какое заклание? Но слова не шли из горла, и северянка смогла лишь невнятно попросить гостью продолжать. Та усмехнулась, снова припала к кружке и продолжила:
– Я слышала, как они шептались в большом зале – там, где алтарь из чистого хрусталя.
Хани кивнула, давая понять, что знает, о каком зале идет речь. Лишь в одном месте во всей башне стоял именно такой алтарь, и он действительно был выточен из куска небесно-голубого хрусталя. Зал, где фергайры собирались советом, был надежно спрятан в самом пике башни, но попасть в него можно лишь хитросплетениями дверей-обманок. Человек, не знающий пути, ни за что бы не нашел тайный проход.
– Какое заклание? – переспросила Хани.
– Кажется, старухи решили сделать тебя своей… марионеткой. – Гостья пожала плечами, отставила кружку, придирчиво оценила сушеные фрукты, но, не найдя ничего по вкусу, снова уставилась на Хани.
Теперь северянка точно убедилась, что черноволосая не из местных – никто, в чьем теле текла крепкая кельхская кровь, не стал бы говорить о фергайрах с пренебрежением. И откуда эта красивая госпожа (Хани посмотрела на незнакомку, пытаясь угадать, кем бы та могла быть) знает то, чего не знает она сама?
– Ты об этом знать не знала, как я погляжу? – мягко, почти с огорчением спросила незнакомка.
– Кто ты такая, госпожа? – вопросом на вопрос ответила Хани. И удивилась, почему не задала его раньше.
– Можешь звать меня госпожой Хелдой, – после короткой паузы предложила незнакомка.
– Говоришь так, будто только сейчас решила так назваться. – Хани все меньше нравилась компания ночной гостьи.
Северянка заметила вырвавшееся изо рта облачко пара и только теперь почувствовала, как невыносимо холодно стало в комнате.
– У меня слишком длинный титул, – отмахнулась Хелда. Улыбка не сходила с ее лица. – Так ты не ответила.
Хани окончательно растерялась. Может быть, все это – испытание? А так ли реальна госпожа Хелда? Северянка не раз видела, как фергайры упражнялись в создании образов, но те были безмолвными, блеклыми, как отражение в неспокойной воде, а красивая госпожа говорила – как пела. И выглядела еще более живой, чем сама Хани.
Верно, голова еще не прояснилась после встречи с Торхеймом. Другого объяснения происходящему Хани просто не находила. Она пришла в Белый шпиль за помощью и напутственным словом. Она почти уговорила себя распрощаться с мечтой о свободе и навеки запереться в этих стенах, став одной из сестер. А потом ни с того ни с сего идет к Белому сьеру и во всеуслышание заявляет, кто она такая.
Обрывки памяти болезненно возвращались на свои места, словно бусины, которые все время валялись разбросанными, но вдруг сами собой стали нанизываться на нить в нужном порядке. Она ведь все видела, все слышала, все понимала и знала, что должна сказать ровно то, что сказала – ни больше и ни меньше.
В голове возник образ Раша. Его полное хмурого недоумения лицо. Что подумал чужестранец? Посчитал ее обманщицей, которая ради своей цели вздумала идти по трупам его друзей?
– Бедная-бедная девочка, – слова сочувствия растревожили момент внезапного просветления. Образы потухли, канули куда-то в непроглядную глубину забытья, откуда (Хани это чувствовала) их ни за что не выудить самой. – Никому не нужная девочка. – Ее слова звучали непринужденно, словно женщина наговаривала детскую считалочку.
