Максим Субботин - Сердце зимы
Саа-Рош снова раскашлялся, что-то недовольно пробубнил в ответ – слова его перемежались бранью. Жрец отступил, лицо его сделалось бледным. Многоликий про себя пожурил леди Катарину за то, что навязала ему толстяка. Он мог прекрасно справиться и без него, жирная свинья только путался под ногами и, как сейчас, норовил все испортить.
– Кто вы? – спросил служитель, рука его метнулась куда-то в складки мантии. Обратно ладонь вернулась с кинжалом, который жрец выставил вперед.
«Да он нас ждал!» – мысленно присвистнул мальчишка. Интересно, что скажет госпожа, когда прознает об измене. Он не сводил глаз с Саа-Роша все время пути: если бы толстяку достало храбрости предупредить кого-то, он не смог бы передать вестей незаметно. Хотя дасириец только то и делал, что трясся от страха. Значит, предатель завелся либо в Замке-на-Пике, либо рхельский царь не сдержал слова. Многоликий счел оба варианта равноценными.
Глядя, как волнуется лезвие в руке жреца, мальчишка покривился. Он знал десяток способов лишить его кинжала еще до того, как жрец поймет, что остался безоружным. Но Многоликий не торопился. Что за интерес играть коту с мышью, если она даже не противится?
– Именем Хаоса, – как-то неуверенно начал мужчина, – священный огонь спасет меня и защи…
Мальчишка метнулся вперед. Сорвался с места, как атакующая добычу змея. Только одно движение, безоружное, но не менее опасное. Клинком стала рука, сложенные вместе большой и указательный пальцы – острым ему наконечником. Точный удар в кадык… и глаза жреца округлились. Он с шумом раскрывал рот, не находя спасительного глотка воздуха. Кинжал был позабыт, скрюченными судорогой пальцами служитель драл горло – от ногтей оставались белые полосы, что тут же алели, надувались кровью.
Многоликий знал, как справиться с оружием, как обойти противника. Когда мальчишка видел, что соперник ему по зубам, он заводил игру – неторопливо изводя соперника страхом, наносил удары – достаточные, чтоб причинить боль, но не слишком глубокие и не смертельные. Говорили, что у Народа драконов несколько раз в год проводили бычий турнир, когда несколько опытных воинов сходились в клети вместе с раззадоренным вепрем. На потеху толпе они кололи зверя пиками, пока тот не истекал кровью. Братья Послесвета звали таких смельчаков «мясниками», убийцы чтили свое ремесло, но всегда умерщвляли с первого удара. Кодекс запрещал терзать жертву, по той же причине убийцы старались избегать использовать яды.
А Многоликий любил запах агонии и никогда не отказывал себе в удовольствии довести жертву до безумия. Но, едва дело доходило до колдовства, он забывал об играх – в другой жизни довелось слишком дорого заплатить за свою беспечность, когда судьба свела его с та-хирским чародеем.
– Куда ты направляешься, жрец? – Он сгреб волосы мужчины в кулак и задрал его голову к себе, разглядывая выпученные глаза. – Уж не бежать ли? Разве Хаос не защитит слугу своего в храме своем?
Служитель громко и хрипло вдохнул, так ничего и не ответив.
– Эй! – Мальчишка окликнул толстяка. – Погляди, чтоб никто не потревожил нас.
Саа-Рош промокнул лоб платком и прытко выскользнул за дверь. Чистоплюй. Презрение в Многоликом лилось через край, но он не смел идти против воли госпожи. Потом, когда леди Катарина попросит его спеть для нее, после купания разомлев на подушках, он обязательно попросит больше никогда не давать сопроводителей в помощь.
– Что… тебе… нужно? – Слова с трудом протискивались через глотку жреца, густая слюна текла по подбородку, пузырилась, сочилась на гранитный пол.
– Ты знаешь, – пожал плечами мальчишка и отпустил голову несчастного.
– Я ничего не знаю, я лишь смиренный слуга Огненного, и, если на то будет его воля, он покарает тебя. Не за меня, – жрец кое-как собрался, чтоб встать на ноги. Он покачивался из стороны в сторону, точно спьяну. – Ты осквернил место для молитв.
– Я осквернил обожженную рожу прелюбодейника, – выплюнул ему в лицо Многоликий, уже вооружившись кинжалом. Он нарочно похвастался изогнутым лезвием, гравированным дикой кошкой, готовой к прыжку.
Жрец сглотнул, поморщившись от боли, когда дернулся кадык.
– У меня есть сбережения. Сотня кратов и сотня лорнов. Я готов выкупить свою жизнь.
Многоликий сделал вид, что обдумывает его предложение. Сотня золотом – приличная сумма. Хватило бы, чтоб купить какой-никакой дом на окраине Тарема и всю утварь в него. Только что за нужда в доме, если есть замок? Многоликий, продавшись однажды, больше не торговал своей преданностью. По крайней мере, до тех пор, пока кто-то не предложит больше, чем госпожа.
– Мало, – ответил он.
– Это все, что у меня есть, – голос служителя дрожал, того и гляди сорвется на крик. – Пощади, я никому ничего не скажу!
«Что ж, по крайней мере, ему хватило ума не отпираться», – рассудил мальчишка. Видя, как жрец заводит руку за спину, скрипнул зубами и, точно в танце, двинулся к нему. Два шага, скользящих, будто ноги не знали пола, широкий замах и скользкий удар вдоль, точно по груди. И еще шаг – в сторону, чтоб не перепачкаться кровью. Чуткий слух поймал звук треснувшей ткани мантии, следом за ним – более тихий стон лопнувшей кожи. Первое мгновение жрец не понял, что произошло, притронулся к груди. Жадная ткань глотала кровь и тотчас делалась мокрой.
А потом мужчина закричал, заваливаясь на колени, словно срубленное дерево. Многоликий ткнул его ногою в лицо, заставляя на короткое время умолкнуть, забывшись стоном. Удар вышел сильным, больше, чем хотелось мальчишке: хрустнул нос, над губой расцвел кровавый, с землею пополам цветок.
– Будешь пробовать меня обмануть – пущу кишки сразу, – наклонившись к жрецу, произнес Многоликий. Госпоже этот кобель был нужен живым, но сам он о том не знал, так что мальчишка собирался до последнего терзать его угрозами. – Понял ты меня? – переспросил вкрадчиво, на тот случай, если в тумане боли служитель не расслышал его.
– Понял! – Мужчина гундосил и не знал, за что ухватиться: то ли за нос, синий и надутый, как слива, то ли за порез на груди. Служитель лежал ничком и сучил ногами, словно беспомощный жук.
Многоликий задорно рассмеялся. Зрелище веселило его сильнее балаганных скоморохов и кукольных театров, что часто бывали в Тареме в ярмарочные дни. Что интересного в кукольных смертях и страстях? Их деревянные тела мертвы. Другое дело – живая плоть, чуткая к боли. И настоящая жизнь, которую можно держать над клинком – отпустить или дать жертве право на еще один вдох?
В такие моменты Многоликий считал себя едва ли не властелином над человеческими жизнями.
– Бывал ли ты восемь лет назад в Дасирии? Весною, когда на троне еще сидел император-полудурок? – Мальчишка присел на корточки в паре шагов от жреца. Не было нужды спрашивать, но ему хотелось сделать все как следует. Вдруг кобель еще о чем проболтается?
