Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая
— Капитан! — Роб снова влетел внутрь, зацепившись за косяк рукоятью сабли. — Капитан, что-то с машиной! Мы не можем набрать мощность!
— Увы, — я развёл руками. — Решайте скорей. Или негры — или мы.
— Роб! — Гонсалес повернулся к блондину. — Ра… пленных освободить. Оружие раздай. Быстрее! — и он выскочил наружу. Мэнни смотрел на меня сумасшедшими глазами, полными больной ненависти. Я уже успел заметить в углу своё оружие, у входа, но сидел спокойно.
— Не радуйся, — сказал Мэнни, облизнув губы — и обнажил меч. — Для тебя всё кончено.
— Мэнни, — я оставался неподвижен, — это ты убил Андрея?
— Я, — ухмыльнулся он. — За наших, которых убили вы. И я сделал это с наслаждением. Но тебя я прикончу с ещё большим наслаждением!
Меч взлетел, но меня на диване уже не было — оттолкнувшись плечом, я прокатился по полу сбоку от Мэнни и, в кувырке вырвав палаш из ножен, тем же движением метнул его в американца.
Мэнни швырнуло к стене, пришпилив к ней. Меч упал на пол. Покачав головой, я поднялся, неспешно начал застёгивать ремни, потом нагнулся за сапогами. Мэнни, слабо икая, смотрел на меня умоляющим взглядом — рукоять палаша торчала у него справа под рёбрами.
— Вот так, — я затянул ремни и выпрямился. — Извини, времени на поединок не было. А это, — я взялся за палаш, — мне нужно.
— Не надо… — попросил Мэнни, цепляясь за мою руку. — Я не хочу… ради всего святого…
— Всё справедливо, Мэнни, — я покачал рукоять палаша, с наслаждением наблюдая, как каждое движение вызывает судорогу боли во всём теле американца. — Никто не просил тебя становиться тем, кем ты стал. У тебя даже второй шанс был… больно, да?… Но ты снова нашёл мерзавца, к которому можно прибиться. Так на что же ты жалуешься?
Слёзы текли из глаз Мэнни, рот перекосился. Улыбаясь, я неспешно потянул палаш из него, придерживая у стенки левой рукой бьющееся тело. Мэнни выплёвывал кровь и булькал.
— Знаешь, за что я люблю этот мир? — осведомился я. — За то, что в нём таких, как ты, можно просто убивать.
Я выдернул палаш и убрал руку. Мэнни упал в лужу крови и ещё какое-то время возился, пока я вытирал об него палаш…
…В коридоре я столкнулся с Гонсалесом и придержал его за плечо. Улыбаясь, сказал в его сумасшедшее лицо:
— Мэнни лежит в каюте. Я его зарезал, как свинью, и перед смертью он остался трусом, каким и был всегда — выл и скулил. А тебя я убью после боя, сволочь.
Мария Струкова
Над полем боя — мерцанье свеч.
То звёзды горят всё краше.
Здесь будет каждому щит и меч,
Когда придут наши.
Усни, накрывшись моим плащом.
И не опасайся кражи.
Здесь будут каждому хлеб и дом,
Когда придут наши.
Пойми изломы лесных дорог,
Испей из славянской чаши.
Здесь будут каждому Свет и Бог,
Когда придут наши.
Я правду тебе не скажу в упор —
Стоят на дороге стражи…
…Но зачитают им приговор
В тюремных подвалах наши!
Стоя возле камня, я переодевался почти с наслаждением — избавиться от девчоночьих шмоток. Танюшка стояла рядом. Собственно, все стояли рядом, дальше или ближе — и наши, и ребята Герберта, и вчерашние рабы (обалделые, но сжимающие в руках оружие), и банда Гонсалеса… Негров, кстати, тоже уже было видно — они вываливали толпой из-за скал в полукилометре от нас.
— Олег, к тебе, — подошёл Сергей с обнажённым палашом в руке. — Один из этих.
Я уже издалека увидел «этого» — это был Роб. Кстати, к этому блондину у меня почему-то особой неприязни не было. Американец приближался быстрым шагом, держа в руках сабли. Мои расступились, но неохотно.
— Привет, — сказал Роб, подходя. Он почему-то тяжело дышал, словно бежал долго и упорно.
— Да виделись уже сегодня, — весело ответил я, шнуруя ремни сапог. — Тань, принеси бригантину, пожалуйста…
— Сейчас будет драка, — Роб покусал уголок губы. — Наши и люди Герберта… и…
— И рабы, — добавил я. — Ваши рабы, да?
— Наши рабы, — повторил Роб. — Негры же идут, Олег.
— Ай, как интересно! — восхитился я. — Негры идут! А раньше — не ходили? — Роб молчал, глядя мёртвыми глазами, и я поднялся. — Ладно, негры идут — и мы пойдём себе…
…Схватка в самом деле готова была вот-вот начаться. Если бы не негры, я бы сказал, что она плохо кончится для бандитов Гонсалеса… но только сейчас она готова была плохо кончиться для всех.
Роб свернул к своим. А я прошёл между отрядами (их разделяло шагов десять, не больше) и встал посередине. Огляделся, словно только что свалился сюда с неба. Зевнул. Слева и справа блестела сталь, оскаливались зубы, сверкали глаза…
— Чего это вы тут затеяли? — полюбопытствовал я. — Не вовремя…
— Олег, уйди! — крикнул Герберт. — Всё по чести, они это заслужили!
Его люди поддержали Герберта злым гулом. Я увидел, что подходит Танюшка, подставился под бригантину, потом попросил её помочь застегнуть крючки. За нами внимательно и слегка недоумённо наблюдали с обеих сторон, и я, храня спокойное выражение на лице, про себя с усмешкой отметил, как ярость всё больше сменяется недоумением.
— Что ты там сказал? — уточнил я у Герберта. — Заслужили? Да кто спорит? — я кивнул в сторону негров. — Если только вон они… Вообще, как вы думаете, — я обращался ко всем сразу, — они подождут, пока мы свои дела закончим, или сразу навалятся? — ответом мне было молчание. — Пошли, — я махнул рукой. — Пошли-пошли, сначала негры, а личные счёты потом, потом.
И, не оглядываясь, пошёл к своим.
* * *Негры остановились в сотне метров от нас полукругом, вогнутой стороной к нам. Мы так и встали — четырьмя квадратами-отрядами.
Я достал из кобуры наган, взвёл курок. Скомандовал негромко:
— Девчонки — назад, — за спиной и по краям произошло шевеление. Слева от меня стоял Сергей. Справа выдвинулся Йенс.
Значит — всё в порядке.
Со стороны негров завыли и заухали, потрясая щитами и оружием. Йенс с усмешкой высоко подкинул ярко блеснувший меч, поймал за рукоять, подбросил снова, что-то приговаривая по-немецки. Ян, опершись левой рукой на чупагу, правой крестился и негромко бормотал. Мило подкатывал рукав. От людей Герберта кто-то заорал по-английски:
— Эй, суки черножопые, идите сюда, ближе идите, мы вам жопы на лоскутья порвём!
Американцы засвистели и заулюлюкали. Зорка, прищурившись, взводила аркебузу, закатила в ствол пулю — зеркально сверкнул подшипник.
— Незваная Гостья, в великом бою, — звонко начал Басс, и все наши дружно подхватили:
