Юрий Никитин - Мрак
— Мои волхвы прочли старое заклятие. Если кости Льдана перевезти на чужбину, то первый же, кто их там увидит, падет злой смертью.
Додон отшатнулся:
— Вот оно что? Так ты, злодей, жаждешь, чтобы я так и помер в пыли и со склоненной главой? Из-за каких-то костей какого-то... ах, ты ж... Что удумал! Признавайся, душегуб!
Голик терпеливо выждал, продолжил тем же тоном, словно надоедливая муха пожужжала и улетела:
— Царь будет еще более велик и славен в народе, ежели честь первым встретить кости героя доверит... ну-ну, понятно же? Тоже герою, который спас тебя и все царство.
Додон с уважением покачал головой:
— Ну, злодей... До какой подлости додумался! Вот что значит, главный постельничий. Дай я тебя, дорогуша, расцелую.
Он обнял, сердечно расцеловал постельничьего. Тот украдкой отвернулся, сплюнул, вытер губы рукавом. У Додона от неумеренной жизни рот вечно был слюнявым, а от зубов несло гнилью.
— Так и сделаем? — спросил он.
— В точности, — решил Додон. — А кости Льдана захороним вблизи дворца. Народ будет бить лбами его могиле, а часть поклонов перепадет и нам. Авось, из гроба не заметит.
— Зароем поглубже, — предложил Голик зловеще.
Медея и Гонта настороженно смотрели на возвращение Додона. Тот раскраснелся, сиял, глаза хитро бегали. Стражи опустили его кресло на помост, Додон простер длани. Воцарилась почтительная тишина.
— Льдан! — сказал он торжественно. — Кости великого Льдана наконец-то возвращаются на родину. Наши воеводы отвоевали в бою, теперь везут на захоронение в Куяву.
Ответом было недоуменное молчание. Потом пробежал шепоток, кто-то неуверенно выкрикнул здравицу мудрому царю. Хриплые голоса поддержали, и вскоре весь зал бушевал в восторге, когда всякий старался перекричать других, дабы царь заметить изволил.
Наконец Додон милостиво остановил восторги, проговорил с веселостью в голосе:
— Мы отпускаем воительницу Медею в пожалованные ей земли. Бывшие владения Волка. Так же велим Гонте отправляться со своими отрядами на защиту наших кордонов. А доблестный Мрак, уже защитивший нас однажды, пока останется...
— Это зачем же? — спросил Мрак настороженно, но в сердце безумно затрепыхалась надежда.
— Тебе оказана будет великая честь, — сообщил Додон. — Я поеду навстречу герою, поклонюсь ему вместе с народом. А ты поедешь со мной, своим царем.
Душа Мрака сложила крылья и камнем упала в пропасть. Все ждали от него какого-то ответа, он хотел было поправить, Додон-де не его царь, но смолчал, в сравнении с несбывшимися мечтами все неважно, все тлен и мелкая суета. Кивнул:
— Поеду.
Додон тоже смолчал, хотя выглядело, что гордый невр мог бы и отказаться. Пусть. Не стоит об этом сейчас. Скоро все решится как волится ему, царю Куявии.
Через два дня из ворот детинца галопом выметнулись дружинники царя и умчались, затем уже степенно выехали на сытых конях старшие дружинники, следом появилась раззолоченная повозка царей Куявии.
Сам Додон сидел верхом на коне. Коляска катила пустая. Для важности, да и вдруг в самом деле захочется укрыться от пыли и зноя, отдохнуть от тряски. Голик и бояре старались держаться поближе, кланялись угодливо, подбоченивались, горячили коней и вздымали дыбки, выказывая себя лихими конниками.
Мрак видел как царь посовещался с Голиком, кивком подозвал ближе. Мрак подъехал, темные как ночная вода глаза Голика сопровождали его каждое движение.
Додон выудил из складок одежды перстень с кроваво-красным камнем:
— Перстень Льдана. Он обладает свойством продлять жизнь и здоровье тому, кто его носит. Скачи вперед, и когда гроб с костями героя окажется на земле Куявии, открой крышку и одень ему на палец.
— На правую руку, — добавил Голик. — Обязательно на правую. Мол, наше дело правое.
Мрак озадаченно повертел в руке перстень. Пожал плечами. Можно и одеть, хотя и нелепо одевать на костяшку. Наверное, что-то ритуальное.
— Сделаю, — пообещал он. — Ишь, с каким перстеньком расстаться не жаль. Что значит, уважение к пращуру!
Голик сказал значительно:
— Ты тот, кому оказана высочайшая честь первым взглянуть на священные кости нашего великого пращура. А вторым будет после тебя царь!
— Да я и не отпихиваю никого локтями, — пробормотал Мрак. — Пусть царь глядит вволю. Хоть и на ночь возле себя положит. А мне бы и вовсе не глядеть на кости. Нагляделся.
— Нет-нет, — возразил Голик торопливо. — Народ должен видеть как один герой встречает другого. Ну, хоть бы кости. Такие жесты запоминаются! Им придается значение.
Мрак пожал плечами:
— Надо, так надо. Встречу, отворю гроб, одену. На правую, так на правую. Только и делов!
Он прижал коня пятками, и тот, подобно скользкой рыбе пытаясь выскользнуть из жестких объятий, рванулся вперед. Голик отряхнул с одежды комья земли, вздохнул с облегчением:
— Ну вот и все.
— Все ли? — усомнился Додон. — Нам еще и этого хоронить!
— Кого угодно зароем, — пообещал Голик.
Огромный черный жеребец несся тяжело, земля вздрагивала под ударами его копыт. Но мчался так, что не всякий легконогий конь смог бы идти рядом, да и то вскоре отстал бы, а этот черный зверь ровными тяжелыми прыжками неутомимо мерял и мерял дорогу, и Мрак подумал, что конь похож на него: не блещет красой, зато чего-то да стоит в деле.
Воздух был настолько чист, что он с необычайной резкостью видел цветные жилки в самых дальних скалах, различал листья и ягоды на кустах за десятки верст, видел шныряющих по деревьях муравьев, чуял шевеление крота под землей.
Когда далеко у виднокрая показалась темное пятнышко, а за ним светлое с искорками облачко пыли, он уже догадался, что это и есть повозка с телом Льдана. Конь мощно мчался по дороге, земля гремела под копытами, и на очередном повороте Мрак уже различил крытую повозку, две десятка сопровождающих всадников. Солнце поблескивало на доспехах, разбрасывало яркие зайчики.
— Скоро передохнем, — сказал Мрак коню подбадривающе. — Пока я буду одевать это кольцо, отдыхай вволю. Хоть лопни. Я даже слезу с тебя, если хочешь... потом сразу назад!
В нетерпении он похлопал коня по шее, побуждая бежать шибче. Тот понял, наддал, земля стала проскакивать под брюхом еще быстрее.
Он сначала не понял, что слышит жалобный крик. Лишь когда крик повторился, в недоумении повернул голову.
В полуверсте от дороги трое мужчин в лохмотьях поджигали перевернутую телегу. Еще один привязывал к коню ребенка лет пяти, а двое садились на лошадей, оглядывались на заводных, где на конских спинах лежало что-то серое и грязное, как старые мешки.
Мрак различил двух женщин, тоже в лохмотьях, грязных, с нечесаными волосами. Их бросили на коней и привязали. Одна свесилась молча, другая жалобно и безнадежно звала на помощь.
