Владимир Лещенко - Тьма внешняя
Кровь стекала по лезвию его меча, кровью были забрызганы доспехи и попона, а врагов все не убывало.
…Вот навстречу ему несется человек, размахивающий тяжелым кистенем на длинной цепи, на голове его – помятый рыцарский шлем.
«Болван! Зачем тебе шлем, когда других доспехов нет?!» – промелькнуло в голове графа, когда он легким касанием острия меча рассек тому подключичную вену. Еще мгновение – и падающий обладатель шлема остался далеко позади.
Вот высокий бородач чья голова обмотана красным платком, яростно рубящийся двуручным рыцарским мечом – всадник, опрометчиво попытавшийся достать его, был разрублен буквально до седла. «Вот это удар! Впервые вижу, чтобы пеший конного вот так развалил!» – промелькнуло в голове Бертрана в момент, когда острие его пики вонзилось в прикрытый дрянной кольчугой бок гиганта. Ясеневое древко легко выдержало удар, опрокинувший бунтовщика наземь, но откуда-то сбоку на него обрушился мясницкий топор, насаженный на длинную рукоять. С сухим треском дерево переломилось – а через мгновение ловкий секироносец лишился головы, напрочь снесенной мечом Дени.
Какой-то рыцарь отчаянно пытается стряхнуть с копья сразу три наколотых на него тела в то время, как человек десять, вертясь с разных сторон, как борзые вокруг медведя, пытаются накинуть на него арканы.
Вот другой обрушивает со всего маху булаву на неумело подставленный щит седого, кряжистого бунтовщика, и тот, не сдержав удара, падает.
…Крупная, мясистая баба, ловко принявшая на пику всадника…
Женщина с разряженным арбалетом, на голову которой он опустил меч… Рыцарь, стоящий у тела убитого коня, отмахивается топором от обступивших его врагов… Копошащаяся на земле бесформенная куча людей, из под которой торчат ноги в сапогах с позолоченными шпорами…
…Потом вдруг де Граммон, словно очнувшись, обнаружил, что перед ним больше нет никого. Только тогда он огляделся, переводя дыхание. Он вместе со своим «копьем» оказался на противоположном конце поля сражения. Бой здесь уже закончился. Землю покрывали человеческие тела, потерявшие седоков кони бродили меж ними, осторожно переступая через мертвецов.
Шагах в тридцати от графа била копытами издыхавшая с распоротым брюхом лошадь. Позади, там, где кипело сражение, висело густое облако пыли, закрывшее чуть не весь горизонт. Оттуда доносились приглушенные звуки боя. В ближний лесок убегали какие-то люди. Поодаль малочисленные группки рыцарей рубились с отчаянно отбивавшимися, ощетинившимися пиками пешцами. Де Граммон пересчитал своих. Не хватало двух; серьезно ранен не был никто. Суастр, морщась, перетягивал белой тряпкой располосованную правую руку, одновременно пытаясь приладить разрубленный кольчужный рукав. Еще у двоих кони мало на что годились из-за рваных ран на ногах. Попоны, доспехи, конская шерсть и упряжь – все было обильно окроплено кровью.
Не вытирая меча, он вбил его в ножны.
– Всем туда! – выкрикнул он, указывая на клубящийся прах.
* * *…Что-то всплыло в памяти, словно какой-то неясный отблеск, а затем далекое и смутное воспоминание вдруг встало перед глазами Таргиза. Он, сжимая в руках древко тяжелого копья с наконечником темной бронзы, стоит рядом с точно такими же, как он, воинами, а на них стеной стремительно надвигается визжащий черный вал вражеской конницы. Но это длилось только неуловимое мгновение: тренированная воля Хранителя отогнала постороннюю мысль. Через несколько мгновений Таргиз уже забыл о ней, всецело поглощенный происходящим на поле боя, вернее, его отражением в многомерности астрала… Все шло к успешному завершению, но расслабляться было нельзя.
* * *…И они увидели то, что было скрыто от них облаком пыли. Одного взгляда де Граммону хватило, чтобы понять – битва полностью проиграна.
Войско было обращено в бесформенную толпу, бессмысленно топчущуюся на месте.
В изрубленных латах, с обломанными пиками, сдавленные, сжатые со всех сторон серой человеческой массой они были беспомощны и бессильны.
Тысячи вил, протазанов, бердышей, упертых в землю, преграждали рыцарям путь со всех сторон.
И не было места, чтобы взять разгон, да и невозможно было уже заставить испуганных уставших коней, броситься на стальной частокол. Мятежники не пытались вступать с сеньорами в схватку. Это вовсе и не было нужно им. Лучники и арбалетчики с расстояния в сорок-пятьдесят шагов, когда не спасали никакие доспехи, беспрепятственно били на выбор беспомощно топтавшихся всадников. Каждое мгновение десятки их падали наземь. Несколько разрозненных дружин с разных сторон пытались пробить окружение. Тщетно. Когда закованные в сталь наездники таранили человеческую стену, мятежники вовсе не кидались, очертя голову, под шестопер или секиру. Они ловко расступаясь перед ними, метали под ноги коням толстые жерди, и те падали, ломая ноги и спины. На всадников набрасывали арканы, стаскивали их с седел крючьями и приканчивали рыцарей, неуклюжих в своих тяжелых панцирях, как перевернутые черепахи. Слышались лязгающие удары, вопли забиваемых окованными железом дубинами людей.
Забыв обо всем, де Граммон потрясенно взирал на происходящее, не в силах понять, как могло случиться, что сильнейшее в мире войско оказалось разгромлено за столь короткое время. Лишь много позже из рассказов уцелевших узнает граф, как рвавшиеся вперед рыцари, обманутые фальшивым отступлением, были неожиданно окружены подошедшими толпами мятежников, как увяз в человеческом мясе разогнавшийся рыцарский клин, как сомкнулись за их спиной, отрезая путь к отступлению, крылья словно и не уменьшившегося в числе войска Дьяволицы.
– Где же пехота?! – в отчаянии возопил Суастр. Только удар пехоты мог еще спасти положение. Она оказалась совсем в другой стороне, и последние ряды ее, среди которых метался на своем огненно-рыжем жеребце Эндрю Брюс, в полном беспорядке отступали за холмы. Из последних сил они отбивались от наседающих на них воинов Девы в добротных доспехах, таившихся до времени за спинами первой волны наступавших. Их было не меньше десяти тысяч.
Бертран де Граммон не смог сдержать стон отчаяния. От поля боя (нет, уже не боя – обычной бойни), его людей отделял овраг. Да и чем они могли помочь? Разве что погибнуть с честью…
На его глазах косматый бретонец в три прыжка нагнал пытавшегося уползти от него на четвереньках герцога Бургундского и зарубил его топором.
– Мессир, смотрите!!! – в крике солдата прозвучал неподдельный ужас.
Граф обернулся. И тут ему по настоящему стало страшно. К холму, над которым развевались королевские штандарты мчалось во весь опор не меньше тысячи невесть откуда взявшихся всадников в рыцарском облачении и на одетых в броню конях. Летевший впереди всех человек в черных доспехах сжимал в руках древко ненавистного синего штандарта.
