Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!
— А мы его по-другому вытащим, — раздался позади веселый голос Мары.
Пока Райсул со свечой искал кота, она успела сбегать на камбуз. И теперь в руках у нее были два ломтя окорока.
— Киса-киса-киса, — заворковала девушка и бросила один из кусков на пол.
Леташи притихли в ожидании.
Через несколько мгновений из-под койки высунулась когтистая лапа, сцапала мясо и утащила в темноту.
Юнга бросил быстрый взгляд на Райсула. Увидел, что небоход улыбается, и облегченно вздохнул. Успокоился за судьбу кота.
Выждав немного, пастушка бросила второй кусок — и он тут же отправился вслед за первым. Из-под койки не доносилось никаких звуков: кот лопал тихо.
— И сколько жратвы придется извести на его милость? — поинтересовался Райсул.
Ответить Мара не успела. Из-под койки показался гость. Безошибочный инстинкт всего кошачьего племени подсказал бродяге: здесь его не обидят.
Кот был огромен. Правое ухо было когда-то разорвано, бока запали: видно, пришлось голодать. Сейчас он уже не напоминал мастью илва: при свете шерсть цветом отдавала больше в рыжину. Держался кот не как побирушка, ожидающий, что его вышвырнут, а как солидная персона. Издав сиплое мяуканье, он уверенно подошел к Райсулу и принялся тереться о ногу леташа.
— Ишь ты, — дипломатично восхитилась Мара, — до чего умная тварь! Чует, кто здесь главный.
Райсул озадаченно цокнул языком:
— Надо же… И что делать с этим одноухим льстецом?
— Может, оставим? — стараясь казаться равнодушной, предложила Мара. — Погуляет по грузовому трюму, подумает насчет крыс…
Кот снова мяукнул.
— Он согласен, — умилился халфатиец. — Что ж, оставим до возвращения капитана, а там — как он решит. Корабельный кот — это член команды.
Условно принятый член команды тут же запрыгнул на ближайшую от двери койку.
— Эй, юнга, он у тебя в ногах спать собирается, — ухмыльнулась пастушка. — А как мы этого приблудыша назовем?
— Бертран Острый Коготь, — с неожиданной твердостью ответил Рейни.
Улыбка исчезла с лица Мары.
* * *Утром Райсул обнаружил на палубе задушенную крысу.
— Глянь-ка, — окликнул он Мару, насыпающую из бочонка в ведро корм для лескатов. — Новичок-то и впрямь взялся за работу!
Мара подошла, подняла крысу за хвост:
— Положу в корм, тварюшки слопают.
— Может, тебе не ходить к загону одной? — озабоченно спросил халфатиец, которому очень не понравилась рассказанная вчера Марой история о трех наглецах.
А девушка уже жалела, что вчера распустила язык.
— Не ходить одной? Ну, пусть мне из столицы пришлют роту гвардейцев. Для сопровождения.
Райсул недовольно повел плечами, но спорить со Спандийской Змеюкой не стал.
— Не будем спускать шлюпку, — решил он. — Вон сколько сегодня перевозчиков!
Действительно, у причала покачивались лодки. Их хозяева сидели рядышком на пристани и болтали — старые рыбаки, уже не годные для тяжелого труда в море, но еще способные принести медяк-другой в семью.
Райсул взял из подставки сигнальный флаг на тонком древке и умело завертел им в воздухе. Старики на берегу прекратили беседу, затем один встал и спустился в лодку.
Мара усмехнулась. В спандийских портах тоже лодочники высматривают, кого перевезти, но там по первому знаку с борта все бросаются по лодкам и гребут азартно, едва не ломая весла в стремлении обойти соперников. А чинные джермийцы установили очередь и строго ее соблюдают…
Сойдя на берег, Мара расплатилась с учтивым седовласым гребцом и двинулась было по причалу. Но тут произошло что-то странное и страшноватое.
Словно невидимое облако окружило девушку — Мара почувствовала его ледяной укус не на коже, а на сердце. Ноги онемели, руки едва не выронили ведро с кормом. Дыхание остановилось в горле. Маре показалось, что ее обнюхивают… словно неведомый зверь подкрался, ловит запах и решает: годишься ты в добычу или нет?
И разом все исчезло. Холод отпустил девушку. Мара готова была поклясться, что в последний миг почувствовала чужое разочарование и злость: не та дичь!
Пастушка сделала несколько шагов на негнущихся ногах. Да что же это такое, а? Заболела она, что ли? Всякая чушь мерещится…
Тут странное происшествие вылетело у девушки из головы, потому что идущий навстречу сторож сказал неприязненно (видно, злился за отобранные вчера кости):
— Как тебя… Спандийская Змеюка, да? Ты с «Миранды»? Ступай за ворота. Там господин спрашивает кого-нибудь из ваших…
Мара не то что пошла — полетела! Господин? Ну, кто еще это может быть, как не эдон Ференандо!
Едва оказавшись на улице, девушка поняла, что ошиблась.
У ворот стояла коляска, запряженная ухоженной гнедой кобылкой. В коляске, держа вожжи, сидел прилично одетый молодой человек — светловолосый, худощавый. В другое время он показался бы Маре довольно симпатичным, но сейчас девушка была горько разочарована.
Впрочем, внимание в первую очередь привлекал не сам молодой человек, а его спутники: два мощных пса хорторской породы, тигрового окраса, желтоглазые, сдержанно-грозные. Один пес восседал рядом с хозяином, второй лежал в ногах и спокойно разглядывал прохожих, благо дверца коляски была распахнута.
— Ваша милость спрашивали кого-нибудь из экипажа «Миранды»? — поклонилась Мара учтиво.
— Да, милая девушка! — просиял незнакомый господин.
— Я — пастушка лескатов. Что вашей милости угодно?
Незнакомец смутился:
— Я… я хотел узнать, все ли в порядке с сеоретой диль Фьорро. Мы недавно познакомились — и я беспокоюсь, благополучно ли она вернулась на шхуну. Понимаю, что похож на квочку, которая зря кудахчет… но, знаете, как-то тревожно на душе…
Мара не сразу ответила. Снова, как только что, на пристани, у нее заледенело сердце и онемели губы. Но теперь — от отчаяния и горя.
Ожерелье-V. Продолжение знакомства
1
Моя любовь не знает жалости.
Господь, где милость к проигравшим?
Где ангел мщения и ярости,
Что обнадеживает павших?
Л. Бочарова— Джуд, глянь-ка: баба! Да одна, совсем одна! Никого с нею, побери меня Гергена!
— Где?
— Да вон, на камне сидит!
Джуд натянул вожжи, останавливая лошадь и вглядываясь туда, куда указал его приятель.
Гнедая Эрлета покорно остановилась. На ее морде было написано презрение к дурням-хозяевам, которые сами не знают, чего хотят. Так славно было перебирать копытами по твердой, промерзшей дороге — особенно теперь, когда тяжелые мешки с репой уже сгружены у задней двери таверны «Кот на крыше», а впереди — путь налегке к родимой конюшне.