Алексей Волков - Гусар бессмертия
Недавно около небольшого местечка Плещеницы отряд Мадатова захватил в плен двух генералов и чуть не полтысячи солдат. Да и в Вильно александрийцы вошли одними из первых. Как, впрочем, и казаки Бенкендорфа, и партизаны Сеславина.
– Кто из наших здесь? – жадно спросил Трейнин.
Воспоминания о родном полку всегда одни из самых сладостных в жизни мужчины.
– Почитай, почти никого. Мезенцева недавно увезли. Тяжело ранило у Борисова. Лекари не знают, удастся ли спасти руку.
– Да ты что? – с искренней тревогой воскликнул Трейнин.
– Кстати, – вспомнил Орлов. – Это – мой поручик князь Лопухин. Отличный офицер, рекомендую.
Двое александрийцев, бывший и нынешний, обнялись с таким чувством, словно были братьями.
– А этого славного кирасира ты должен помнить по Пруссии. – Речь шла о Штадене, с которым Орлов встретился перед этим. Вместе сходили на Замковую гору, полюбовались городом с высоты, конечно же, немного выпили за встречу. Они не виделись более пяти лет и всю встречу рассказывали друг другу о жизни, службе, сражениях. Карл – о Шевардине, Бородине, Красном – местах, где покрыл себя славой Екатеринославский кирасирский полк.
Лопухин же с самого начала не отставал от старых приятелей и соседей по имению, потому прогуливались они втроем.
Конечно, были в тех воспоминаниях и любовные приключения. Как подобает дворянам – без конкретных имен. Тут обильную пищу давал отвоеванный город. Гордые полячки, в начале лета восторженно приветствовавшие вторгшихся в Российские пределы французов, теперь с гораздо большим пылом старались загладить вольные и невольные вины, как свои, так и родных. Как в таких случаях водится – сторицей.
– Разумеется, помню. Лето восемьсот седьмого. Неподалеку от Немана. – Трейнин обнялся с Карлом, как со старым знакомым, но чувствовалось, что само событие он помнит, а имя или фамилия напрочь улетучились из памяти. – Очень хорошо посидели, барон.
Чем удобен любой титул, всегда можно выкрутиться, называя собеседника графом или князем, намекая – все прочее тоже известно.
– Господа, может, зайдем ко мне и отметим встречу? Я квартирую буквально рядом, на соседней улице, – предложил Трейнин. – Там хоть тепло.
Когда же воин мог отказаться от подобного предложения? Тем более, у троицы кое-что было – может, и не слишком много для порядочного загула, но уж посидеть в приятной компании…
– Комнатка невелика, – разглагольствовал экс-гусар, указывая дорогу. – Да и живу я там не один, но зато познакомлю с таким человеком!
Поразить чем-то в новом Вавилоне было трудно, и три пары глаз заинтригованно уставились на партизана.
– И кто это? Генерал? Сенатор? Флигель-адъютант? Может, пленный маршал Наполеона? – предположил Александр.
– Мимо, Орлов! – торжествующе объявил Трейнин. – Московский священник!
– Священник?
– Ну да, поп. Когда французы вошли в Первопрестольную, они грабили все, до чего могли добраться их руки. Как ни прискорбно – в том числе храмы. И вот целая банда цивилизованных европейцев вторгается в обычную приходскую церковь, и что делает наш священник? Ни за что не угадаете, господа! Он дает им форменный бой. Один Бог ведает, каким образом выживает, но храм ограблен, и тогда поп набирает отряд сорвиголов и начинает мстить. Кого в этом отряде не было! И крестьяне, и мещане, и отставшие от полков и бежавшие из плена солдаты, и лихие люди. Причем поп оказывается прирожденным атаманом и свирепствует так, что французы назначают большую награду за его голову. Но в погоне за ней лишь теряют свои. – Трейнин, а за ним остальные рассмеялись над невольным каламбуром. – Мы встретились с этим отрядом накануне бегства Наполеона из Москвы, взаимодействовали с ним. Думали – наш герой останется в освобожденном городе, но церковь его была сожжена, и вот весь поход до Вильно в составе нашего отряда действовал поповский если не полк, то уж точно поповская сотня.
– И что теперь? – спросил Лопухин.
– Кто ж знает? Мы на границах нашей родины, отряды землепашцев и вольного люда расформировываются, а батюшка сидит здесь и ждет решения своей судьбы. Может – наградят, может – накажут. Негоже священнику воевать. Хотя все наши начальники решили дружно свидетельствовать в пользу его заслуг. Немало различного разноязыкого сброда благодаря нашему батюшке раскаялось в своем безбожии. Кстати, вот мы и пришли.
Комната Трейнина в самом деле была небольшой. Две кровати, стол да пара табуреток. Но с жильем в переполненном городе были такие проблемы, что даже подобная казалась чем-то наподобие царских апартаментов.
Нашлась и закуска. Здоровенный шмат сала, сухари – не бог весть что, но кто в походе думает о разносолах?
И только никакого обещанного священника в комнате не было.
– Где ж батюшка? – поинтересовался Орлов.
Рассказанная история увлекла его, и хотелось самому посмотреть на мстителя в рясе. Кроме того, полковой поп заболел, и никто не знал, сумеет ли он выкарабкаться.
– Кто ж знает? Может, в храм пошел грехи замаливать. А может – какие иные дела нашел. – Трейнин и сам был разочарован отсутствием священника.
Выпили с мороза и за встречу, а затем в комнате поплыли облака табачного дыма.
– Кстати, господа, вы знаете про обещание Платова?
– Это которое? Отдать дочь за того, кто захватит в плен Наполеона? – продемонстрировал осведомленность Лопухин.
Об этом обещании ходили легенды. Как и о дочери вихря-атамана, как с легкой руки Жуковского недавно стали называть донского генерала. Молва приписывала дочери несравненную красоту и все мыслимые и немыслимые добродетели, а уж о приданом не стоило говорить. Пожалуй, сотни партизан в мечтах видели себя зятем Матвея Ивановича, и не их вина, что Наполеон сумел ускользнуть из России.
– Оно самое. – Трейнин хмыкнул, предвкушая раскрытие тайны. – Как вы знаете, в нашем отряде было много казаков, вплоть до генералов. Так вот… – Бывший гусар сделал эффектную паузу и выдохнул: – Никакой дочери у Платова нет.
– Как – нет? – вырвалось почти одновременно у его собеседников.
– Так! – Трейнин торжествующе посмотрел на офицеров. – Дело в том, что у Матвея Ивановича сплошь сыновья. И кого он хотел выдать за счастливца, одному Богу ведомо.
– Не поминай имя Господа всуе. – Дверь отворилась, и в комнату шагнул крепкий высокий мужчина в дрянноватой распахнутой на груди шубе. Под шубой виднелась ряса, и даже большой медный крест висел на положенном ему месте.
– Благословите, отче! – Трейнин первым вскочил, склонил голову и сложил руки.
Вслед за ним поднялись остальные офицеры. Священник широким жестом благословил каждого в отдельности и покосился на стол. Но тут же спохватился и сурово посмотрел на собравшихся офицеров.
