Александр Золотько - Игры богов
– Гулять? – тонким голосом спросил от палатки Щенок. – На город? И правильно, это вам на него еще пялиться, а мне скоро домой.
– Домой-домой, – согласился Ворон, подхватывая мальчишку под левую руку.
– Погуляем, – прогудел Оглобля, подхватывая Щенка под правую.
Бес и Бродяга пошли следом.
– Осторожно там, – крикнул вдогонку им Сухарь.
– Сучья жизнь, – сказал Горластый. Щука оглянулся на Крюка.
– Чего уставился? – спросил Крюк. – Все правильно.
А Щенок пытался шутить и весело смеялся своим шуткам. Возле самых ворот смеяться начали и ветераны, поддерживавшие его. Весело так смеялись, заразительно.
Дежурный десяток, поставив щиты к стене, как раз занимался кувшином с вином, и часовым было недосуг обращать внимание на компанию, отправляющуюся на прогулку. Каждый веселится как может.
Калитка в воротах закрылась, отрезав компанию от света.
– Темно, – засмеялся Щенок. – И что мы хотим в темноте рассмотреть?
– Там увидишь, – сказал Ворон.
– На всю оставшуюся жизнь запомнишь, – подтвердил Оглобля.
– Как вас там? – оглянулся Ворон. – Решили – горожане или на гору?
– Горожане, – сказал Бес. – Не слышали? Сейчас за ранение землей наделяют.
– Серьезно? – удивился Оглобля.
– Точно. – Бес оглянулся на лагерь.
Мелкие зубчики ограды на фоне отблесков костров. И словно огненные мухи – искры над шатрами.
– Еще немного, – сказал Бес.
Бродяга молчал. Все и так было понятно. И все должно было происходить так, как происходило. Словно сама жизнь подталкивала бога без Силы. И его верного Беса.
– Левее, – шепнул Ворон. – Там, в леске – стража. Десяток из Заскочья. Этим не объяснишь – службу тянут изо всех сил.
Они шагов пятьсот шли молча, стараясь не шуметь-Стало совсем холодно. Протрезвевший Щенок забеспокоился, стал оглядываться по сторонам. Попытался даже что-то спросить, но ему не ответили, а понесли, подхватив под руки.
– Ребята, не нужно, – пробормотал слабым голосом Щенок. – Ну пожалуйста…
Его молча тащили.
Щенок попытался крикнуть. Свободной рукой Оглобля зажал ему рот. Зашипел от боли, когда Щенок вцепился зубами ему в ладонь.
– Все, – сказал Ворон, – пришли. Ветераны опрокинули мальчишку на землю. Тот заскулил, засучил ногами. Оглобля держал его за горло. Ворон наклонился, приставил кинжал к груди Щенка и медленно надавил. Клинок входил плавно, легко скользя между ребрами.
Бродяга стоял рядом и смотрел, как струйка крови потекла из-под лезвия. Щенок уже перестал биться, а лезвие все двигалось. Кинжал замер, вошел до рукояти.
– Выдерни, – сказал Ворон Бесу, отходя в сторону.
Оглобля отпустил мертвое тело и выпрямился.
– Сам и вынимай, – сказал Бес.
Ворон с Оглоблей быстро переглянулись, и у Беса отлегло от души. Они сами все решили.
– Вы без оружия пошли, – сказал Ворон.
– Так нам еще не выдали, – развел руками Бес.
– Жаль, – сказал Ворон, медленно передвигаясь в сторону.
– Ага, – согласился Бес. – Если здесь троих убитых найдут, то скорее в засаду поверят.
– Скорее, – сказал Оглобля.
Он уже стоял между новобранцами и лагерем. И в руках его было по кинжалу.
– Ветераны, значит, увернулись, – сказал Бес, – а новобранцы полегли, не успев сообразить.
– Что-то вроде того, – кивнул Ворон.
– А может, хватит одного? – предложил Бес, отворачиваясь от Оглобли.
Оглобля стремительно ударил. И умер. Ворон тоже умер. Обычному наблюдателю могло показаться, что они умерли одновременно, но Бродяга видел все подробно.
Ужасно медленно два клинка двинулись к спине Беса. Оглобля отчего-то решил, что Бес опаснее Бродяги. Клинки уже почти достигли цели, когда Бес вдруг отступил в сторону, перехватил левую руку Оглобли, повернув ее клинком назад, к животу ветерана. В тот же миг толкнул Оглоблю к Ворону. Вторым кинжалом вперед. Когда два мертвых тела упали на землю, могло показаться, что Оглобля убил себя и Ворона.
– А тебя горожане взяли в плен, – сказал Бес Бродяге.
Бродяга смотрел на трупы.
– Не обращай внимания, – сказал Бес, – это всего лишь люди. Это только плата за то, что ты сможешь, не вызывая ни у кого подозрений, попасть в Проклятый город. Чтобы решить там ваши божественные проблемы. Сотня-другая смертных…
– Не нужно так шутить, – сказал Бродяга.
– А как нужно? – спросил Бес. – Как прикажете шутить? Ты, между прочим, так мне и не пояснил, что завтра ночью произойдет. Нет, что я должен передать царю, когда он вызовет меня после сегодняшнего к себе для допроса, я помню. Но что ты собрался делать?
– Два факела над главными воротами, – сказал Бродяга. – Где-то около полуночи. Три ночи, начиная со следующей. Хотя, я думаю, все станет понятно следующей ночью, к полуночи.
– Ты здорово изменился за последние дни, – сказал Бес. – Стал…
– Не таким самоуверенным? – предположил Бродяга.
– Стал больше похож на человека, – сказал Бес. Бродяга тихо засмеялся. Получилось немного печально.
– Я знаю, зачем вам боги, – сказал Бродяга. Бес не видел его в темноте. Только слышал.
И ощущал кожей лица его дыхание.
– Вам нужны боги, чтобы было на кого сваливать собственные грехи. Свою жестокость, глупость и жадность.
– И чтобы надеяться, – сказал Бес, – что рано или поздно кто-нибудь из богов придет на помощь.
– Надежда… – сказал Бродяга. – Этого добра у нас навалом. Мы ее специально придумали. Вы будете надеяться, а тем временем спокойненько перебьете друг друга. Вам нужны пастухи. Чтобы следить за поголовьем.
Бродяга повернулся, чтобы идти, это Бес понял по звуку. Идти в город. К Разрушителю.
– Если ты его найдешь, – тихо сказал Бес, – что с тобой будет?
– Больно будет во всяком случае, – донеслось из темноты. – А потом… Потом возможны варианты. Если это тот, на кого я думаю, – есть шанс договориться. Если любой другой… Можешь пару тысяч лет подождать меня возле Адской расселины. Богам-то сообщить я о Разрушителе успею. В любом случае.
– Зачем тебе это? – спросил Бес. – Чтобы вернуться на Острова?
– А хрен его знает. Не исключено, что просто из любопытства. И еще, – сказал Бродяга, – будешь возвращаться в лагерь, не забудь покойников здесь разложить аккуратно и одежду на себе порви. Ты вызовешь в лагере большой переполох.
Бродяга ошибся. Возвращение Беса вообще никого не заинтересовало. Все были заняты другим – умер царь Семивратья. На общей попойке он встал из-за стола, произнес тост за свою верную жену и умер, выпив приблизительно половину чаши.
Замер, захлебнувшись, качнулся назад, еще пару мгновений стоял неподвижно, а потом рухнул навзничь.
