Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!
Та же мысль пришла в голову Каракелли.
— Неужели в доме не найдется слуг, чтобы встретить госпожу? — язвительно поинтересовался он.
— Зато найдется кому проводить гостей, — тут же ответил хозяин дома.
Коренастый Массимо вскинул пистолет, целясь в стоящего на галерее мужчину. Тот и бровью не повел: разглядывал чужака сверху вниз, чуть склонив голову набок.
— Мы уходим, — окончательно обнаглел сеор Зиберто. — И уводим эту девицу. Кто посмеет помешать нам, тому не жить.
— Да? — весело спросил хозяин. — И в кого же собирается стрелять ваш дрессированный медведь? В меня или в моих охранников?
И звонко цокнул языком.
Сразу же по обе стороны от хозяина на галерее возникли два мощных пса, глянули на пришельцев сквозь тонкую решетку. Два красавца хорторской породы — мускулистые, широкогрудые, рыжие с черными полосами. Брыластые морды вроде бы и добродушны, но ясно, что добродушие это — до хозяйской команды: «Взять!»
Вот тут Каракелли прикусил язык. Если даже Массимо уложит первой пулей одного из псов, то второй хортор не даст ему перезарядить пистолет. Эти зверюги — сущие демоны в драке. Да и сам хозяин, видимо, не будет стоять в стороне…
Массимо с перепугу сделал явную глупость: навел пистолет на девушку и крикнул:
— Убери собак, не то я ее…
Хозяин псов не поддался на дешевую угрозу. Ответил бесшабашно:
— Я стану вдовцом, а ты — собачьим кормом. Тебя это устраивает?
— Убери пистолет, — приказал сеор Зиберто подручному и бросил на Литу взгляд, не сулящий ничего хорошего. — Мы уходим.
— Будьте так любезны, прикройте снаружи дверь, — отозвался сверху хозяин, — а то снегу в коридор наметет.
Каракелли хлопнул дверью так, что по всему особняку гул пошел.
И тут силы оставили бедняжку Литу. Она побледнела и прислонилась к стене, чтобы преодолеть головокружение.
— Вам плохо, барышня? — встревоженно переспросил хозяин дома и всем телом качнулся в сторону лестницы.
Только тут Лита увидела то, чего не разглядели раньше ни она, ни Каракелли с его сообщником. То, что скрыл от них полумрак зала и широкие складки халата.
Хозяин дома стоял на костылях.
Торопясь прийти на помощь гостье, он привычным движением выбросил костыли вперед, подтянулся на них, очутился у лестницы.
А дальше мужчина повел себя так лихо и странно, что Лита в изумлении распахнула глаза. У нее даже голова перестала кружиться.
Он скинул костыли с галереи вниз, на пол. Затем уселся на перила лестницы и ловко, как мальчишка, съехал на пол. Внизу подобрал костыли и, не успела Лита хлопнуть ресницами, как он очутился рядом с нею. Движения его были привычными, проворными.
— Вы испуганы, милая барышня? Ну, успокойтесь, прошу вас! Все дурное позади. Эти негодяи ушли, а если вздумают вернуться, с ними побеседуют Гром и Туман.
Оба хортора спустились с галереи вслед за хозяином и глядели на Литу с любопытством. Услышав свои имена, застучали по полу длинными крепкими хвостами.
— Вы не боитесь моих псов?.. Нет? Вот и славно! Давайте знакомиться. Если вам не хочется называть себя — я не обижусь. А я — Анри деу Родьер.
3
Каждый пишет, что он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
Не стараясь угодить.
Так природа захотела.
Почему — не наше дело.
Для чего — не нам судить.
Б. ОкуджаваТеперь, когда хозяин дома стоял не наверху, в полумраке, а рядом с Литой, он казался моложе: ему не было и тридцати. Веселые, приветливые серые глаза, немного оттопыренные уши и курносый нос делали его похожим на мальчишку, но резко очерченные скулы и твердый подбородок придавали облику взрослую, мужскую завершенность.
«Деу Родьер? Франусиец, вот как? — подумала Лита. — И к нему не сумеет приклеиться противное слово «калека». Оно соскользнет с него, шмякнется на пол и уползет в темный угол…»
— Меня зовут Лита диль Фьорро. — Девушка даже не заметила, что впервые за три года вернула своей фамилии дворянскую частицу «диль». — Этот человек хотел похитить меня, чтобы выдать за своего слабоумного племянника.
— Ну, если этот племянник хочет жениться на вас, барышня, то не такой уж он слабоумный, — галантно возразил франусиец.
Лита улыбнулась в ответ.
— Но все-таки, милая барышня, вам лучше не выходить сейчас на улицу. Я охотно дал бы вам в сопровождение кого-нибудь из слуг, но, увы, по ночам дом пуст. Утром придут кухарка и этот бездельник, ее муж. Он нанят как садовник, но ни разу и сорняка не выдернул. Единственная от него польза — что носит воду из колодца. А сегодня он еще и забыл запереть черный ход, верно?
Лита кивнула.
— Хоть он и оказал вам услугу, все-таки завтра я ему задам… Ну, еще раз в неделю приходят женщины для уборки. А сейчас при мне только Гром и Туман, и все, что мы можем сделать втроем, — это не выпустить вас на ночную улицу… Ох, не пугайтесь! Это не угроза, это предложение гостеприимства! Неуклюжее, но искреннее!
Лита и не испугалась. Страшило ее другое: воспоминание о лунных полотнищах, колышущихся на стенах домов. И о запертых дверях, безответных, равнодушных: не откроются, как в них ни стучи…
— Наверху, — тоном заговорщика сообщил хозяин, — есть вазочка с миндальным печеньем и початая бутылка венсуарского вина. Если барышня окажет мне честь…
Тут Лита сообразила, что не поблагодарила своего спасителя. На ее лепет, полный признательности, хозяин махнул рукой и бодро устремился к лестнице. Там взял оба костыля в правую руку, левой ухватился за перила и бойко запрыгал по ступенькам. Лита последовала было за ним, но псы учтиво оттеснили ее теплыми боками: дескать, место сразу за господином — наше! И пришлось гостье замыкать процессию.
Комната оказалась такой уютной, что Лита едва не захлопала в ладоши. Полки с книгами, восковые свечи, кружевная скатерть на столе, мягкий диван с расшитыми подушками, среди которых девушка немедленно устроилась, — это было как раз именно то, чего хотела сейчас ее испуганная душа. Покой, безопасность…
— Снимите полушубок и повесьте вон туда, на спинку кресла, — приветливо сказал деу Родьер.
Лита охотно повиновалась, сбросила полушубок и вернулась на диван. Псы смирно легли рядом с гостьей, на всякий случай продолжая за нею присматривать.
— Я помешала вашей милости работать? — Лита кивнула на стол, где стоял перламутровый чернильный прибор и стопкой были сложены листы исписанной бумаги.
— Работа не спешная, — отозвался франусиец, левой рукой опираясь о костыль, а правой снимая с полки голубую стеклянную вазочку. — Да я бы и спешную отложил ради такого приключения. Это же как в романе: прекрасная сеорета, два злодея, навязанный жених… Кстати, что делает иллийка в джермийском захолустье?
