Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!
Едва прозвучали эти слова, как воздух со свистом рассекла тяжелая стрела…»
Юнга охнул.
Мара вскинула ладонь ко рту. При свете свечи видно было, как она побледнела.
* * *— «Наемник, даже не взмахнув руками и не вскрикнув, растянулся на крыше. Он был мертв: стрела пробила ему голову.
Все обратили взоры на опушку леса, где стояла стройная молодая женщина с луком в руках.
Глаза Бертрана сверкнули восхищением.
«Отлично, Джанет! — воскликнул он. — Выстрел, достойный твоего прославленного деда!»
Внучка атамана Рейнарда Худи приветственно взмахнула рукой и удалилась под сень дубов.
«Проклятая разбойница!» — злобно выдохнул эдон Алонзо и, поняв, что остался лицом к лицу с гневным мстителем, кинулся наутек в чащу.
Бертран Острая Шпага хотел было преследовать его, но вовремя вспомнил, что беспомощная женщина останется здесь на поживу алчным лесным зверям. А потому он предоставил негодяя его собственной судьбе и шпагой рассек узел веревки, коей связана была эдона Леонора…»
* * *Капитан захлопнул толстый том:
— Конец главы. И хватит на сегодня.
Райсул разочарованно охнул.
У юнги был такой вид, словно он пробудился от восхитительного сна.
Мара мечтательно сказала:
— Эх, и бродит же где-то по свету такой мужчина…
— Полагаю, — снисходительно сказал Отец, возвращаясь к шитью, — что Неведомый Странник все выдумал.
Мара метнула на погонщика убийственный взгляд.
— Может, не все придумал? — тихо спросил юнга. — Может, хоть что-то…
— А хоть бы и придумал! — добродушно возразил боцман. — Вон сказители в тавернах врут — а слушать любопытно. Помнишь, Отец, ты плел про капитана Гайджа и его «Портовую девчонку». Был капитан Гайдж на самом деле? Или ты его выдумал?
— Капитан Гайдж жил на самом деле, — спокойно отозвался погонщик. — Я у него пастухом начинал, на «Портовой девчонке». Он весьма занятно рассказывал о своих приключениях. Ну, кое-что я присочинил от себя, не отрицаю.
— Вот! — сказал юнга так пылко, словно Отец уверил его в существовании Бертрана Острой Шпаги.
Райсул, задумчиво глядя на остывающие, подернутые золой угли, сказал негромко:
— А вдруг и о нас когда-нибудь сложат сказание? Или даже книгу напишут?
Короткая пауза — и общий смех.
Гоготал боцман, звонко смеялась Мара, хихикал юнга, ухмылялся погонщик. Только Филин серьезно и сосредоточенно вслушивался в знакомые, но по-прежнему непонятные ему звуки, пытаясь разобраться, куда тянутся корни и ветви сложных человеческих отношений.
— А что, — веселилась Мара, — наш капитан тоже спасает красавиц! И они ему дарят драгоценные перстни на память!
Погонщик взял книгу, раскрыл ее и, сделав вид, будто читает, произнес с выражением:
— Путь в Порт-о-Ранго закрыт был приспешниками и клевретами злокозненного эдона Манвела, но неустрашимый капитан дерзновенно воскликнул: «Я проникну в сей опасный град, дабы вернуть долг девятнадцати прекрасным девам. Да хранят меня милость Риэли Насмешницы и мой верный клинок!» И едва над заливом сгустилась мгла…
— Ага! — зловредно-торжествующим голосом перебил его капитан. — Вот ты себя и выдал! Теперь мы знаем, кто сочиняет все эти книги и подписывается Неведомым Странником!
— Ух ты! — восхитился Хаанс. — Отец, ты уж тогда познакомь Мару с Бертраном, а то она совсем ошалела, так в него влюбилась.
С лица пастушки исчезла улыбка, но Мара тут же взяла себя в руки и дала сдачи:
— Ну, если нет настоящих мужиков, так хоть в такого, в бумажного, влюбиться!..
Началась веселая перепалка, но капитан почти не слушал ее. Слова погонщика напомнили о тайном визите в Порт-о-Ранго. Долг он вернул, но важнее была встреча с Кэти. Им пришлось тогда удирать он заметивших Дика людей эдона Манвела. Потом он катал свою умницу на маленьком ялике… ах, какая чудесная была ночь! А наутро Дик покинул город нагло, открыто, на глазах у прислужников своего врага. Он рисковал, зато теперь никто не станет искать его у Кэти, девушка в безопасности…
Бенц отогнал воспоминания и обнаружил, что взгляд его устремлен на железную печурку, на почти потухшие угли.
— Осторожнее с огнем, леташи. Гасите свечу — и спать, кроме вахтенного. Чья вахта?
— Моя, — лениво откликнулся боцман.
Легко нести вахту в зимнем порту. Опасность? Во имя Младших богов, ну, какая опасность грозит судну в гавани городишки Фейхштада? Джермийский городок, закрытый от северных бурь Хэдданскими горами, из года в год предоставляет место в гавани зимующим летучим кораблям. За хорошие деньги предоставляет, между прочим. А потому дорожит Фейхштад своей репутацией, следит за порядком на улицах, надежно охраняет Зимнюю гавань, гордится усердием и неподкупностью стражников. Еще бы им не быть неподкупными! Польстишься на взятку — потеряешь хорошее, хлебное место…
Но все же боцман знает, что вахтенному нельзя хлопать ушами. Эдон Манвел злопамятен, а его люди могли уже узнать, где зимует «Миранда». Конечно, здесь, в Джермии, руки у него коротки, но все же, все же…
— А где Лита? — встревожился капитан. — Темно уже, а она еще не вернулась…
— И не вернется, — успокоила его Мара. — Паучок предупредила: если праздник затянется, она там же и заночует, у лавочницы…
2
Стучат далекие копыта,
Ночные небеса мертвы,
Седого мрамора, сердито
Застыли у подъезда львы.
Луны отвесное сиянье
Играет в окнах тяжело,
И на фронтоне изваянья
Белеют груди, меч, крыло…
Г. ИвановПредлагала ведь Грета заночевать у нее! На темное окно показывала: мол, куда тебе, Лита, идти, ночь на дворе! И надо было остаться. Да только видела Лита, какими взглядами осыпал хозяюшку-именинницу ее сосед, бочар Михель. На гостей косо посматривал: мол, уберетесь наконец? А когда гости разошлись, а Грета принялась уговаривать Литу остаться, — огорчился, сник. Лита поняла, что мешает вдовушке уладить судьбу. Вот уйдет бочар, обидится — ждать потом Грете другого случая. И так за столом посмеивались: мол, Михель вокруг соседкиного дома бродит, а в калитку никак не войдет.
А потому Лита отказалась остаться. И ушла, провожаемая благодарными взглядами Греты и Михеля.
Но сейчас она жалела о своем добром поступке.
Уходила — не боялась. Хоть и пришлось идти через уснувший городок, но велик ли Фейхштад? С улицы на улицу перекликается ночная стража. Чего опасаться припозднившейся девушке?
А вот страшно! Луна завесила зыбкими покрывалами дома, сделала улицы незнакомыми. Окна закрыты ставнями, словно и смотреть на Литу не хотят. Двери заперты до утра. А сердце чувствует недоброе и стучит-стучит-стучит… Девушка не из робких, но сейчас ее охватило ожидание беды.
