Екатерина Соболь - Дар огня
И он закрыл глаза.
Когда Генри пришел в себя, он сидел на высоком, покрытом редкими деревьями холме, – целый и невредимый, только одежда кое-где обуглилась. У подножия холма полыхал город, а вокруг этого озера пламени шевелилось что-то, сверху похожее на колонию муравьев. Люди в черных доспехах шли на юг, заполоняли долину. Их было так много, что у Генри внутри все сжалось.
– Я кое-что понял, – тускло проговорил он, сгорбившись и уронив руки между колен. – Тот звон в ушах, который я всю жизнь чувствовал за пару секунд до того, как появится опасность. Это был ты. Ты спасал меня.
Огонь мягко заворочался в груди. Он не спорил, да Генри и так знал, что прав.
– Мы не враги. Ты такая же часть меня, как руки или ноги. И никто мне не поможет, кроме тебя. Но то, что сегодня было с этой женщиной… Я так не хочу. Я не смогу закончить поход, шарахаясь от каждого человека. – Генри с силой прикусил губу, не отводя взгляда от полыхающего города, чтобы не передумать. – Давай заключим сделку. Если ты дашь мне вспомнить карту, если не будешь мешать мне, пока поход не закончится… Когда я верну Сердце, сделаю все, что ты хочешь. Все что угодно.
Огонь приятно окатил его теплом: он был согласен, и в голове вдруг стало свободно и спокойно впервые за два дня. Генри попытался вспомнить карту – она возникла в памяти ясно, подробно, будто он только что смотрел на нее. Отсюда ему нужно строго на юг. Войска Освальда шли туда же, перекрывая ему путь, но если он поторопится, то сможет обойти их по дуге через холмы. Генри выпрямился во весь рост и начал спускаться в прогалину между холмами, стараясь не думать о том, что он только что сделал. Если он и вправду достанет Сердце, свою часть сделки исполнять не придется. Огонь и так исчезнет, а у него появится хороший дар, как у всех.
А пока что надо просто довести дело до конца.
Сквозь редкие прорехи в тучах виднелось блекло-голубое небо, воздух будто оживал после зимы, хотелось просто стоять и дышать, но Генри не останавливался ни на минуту, мчался с холма на холм, четко держа направление на юг. Постепенно влажная от стаявшего снега почва сменилась каменистой, твердой землей. Холмы превращались в ущелья, лес редел, потом вокруг и вовсе перестали попадаться деревья – только колючий, рвущий одежду кустарник с красными ягодами. Увидев впереди дым, Генри подумал было, что войска Освальда как-то опередили его, но тут же сообразил: дым светлый, обычный, от каминов и очагов.
Впереди, в просторной, защищенной от ветров расселине, была деревня.
Генри взобрался на скалистый выступ и поглядел вниз: войска уже вошли в предгорья и направлялись прямо сюда. Как Генри ни мчался, сильно оторваться не удалось. Но теперь они хотя бы были позади него, а не впереди, да и деревня ненадолго их задержит – наверняка они не упустят возможность пополнить ряды.
Он помнил эту деревню по карте, там даже было название – Броуди. Отсюда уже совсем недалеко до места, где горел огонек четвертого испытания, и быстрее всего он туда доберется, если пройдет деревню насквозь, вместо того чтобы обходить по скалам. Генри легко сбежал вниз и быстрым шагом вошел в деревню. Наверняка жители уже сбежали: трудно было не почувствовать запах дыма, который нес ветер с севера, от сожженного города. На улицах и правда было пустынно, никто не носился, теряя вещи, но откуда-то несся смутный гул множества голосов, и Генри, стараясь не думать о том, как мало у него времени, помчался туда.
К счастью, в такой маленькой деревушке дорогу найти было легко. Люди предсказуемо оказались на площади – они теснились там, гудя, как пчелиный рой, а посередине, забравшись на что-то вроде широкого деревянного ящика, стоял человек с густыми бровями и красным шарфом на шее.
– …И как только они войдут, сразу поднимайте руки, ясно? – бодро говорил он, потряхивая в воздухе кулаком. – Уверен, нас потом отпустят. Это все какое-то недоразумение, и оно быстро разрешится. А пока что я как старейшина велю всем не прятаться и жизнью не рисковать. Ничего страшного не происходит, уверяю вас. Ведь если бы происходило, король, наверное, прислал бы кого-нибудь спасти нас! А раз не присылает, значит, все в порядке, и это просто…
Тут Генри не выдержал. Речь человека привела его в такую ярость, что в глазах потемнело, и это была не ярость огня – его собственная. Растолкав всех на своем пути, он вскочил на ящик и угрожающе ткнул пальцем в сторону человека с густыми бровями.
– Слезай отсюда, теперь я скажу.
– Молодой человек! – возмутился тот. – Вы кто, собственно, такой? И как вы смеете подниматься на сцену без разрешения старей…
Препираться с ним было некогда, и Генри просто спихнул его на землю. Человек завопил, но его тут же подхватили и поставили на ноги.
Портретов Генри в этой деревне не было, – значит, тут не знают, кто он.
Ну, сейчас узнают.
– Эй, жители Броуди! Вы про меня наверняка слышали. Я – разрушитель, тот самый, ужасный и… и безжалостный, – самым жутким голосом, на какой был способен, проговорил Генри. – Не верите? Глядите сюда.
Он сорвал перчатку, спрыгнул с деревянного сооружения, которое бровастый назвал сценой, и прижал руку к настилу.
Кажется, от злости огонь горел сильнее – чернота расползлась с такой скоростью, что от деревяшки тут же ничего не осталось. По площади прокатился предсказуемый вопль.
– Я вижу, вы тут собрались сдаться Освальду. Но я куда страшнее его, так что слушайте мой приказ, – хриплым, подвывающим голосом сказал Генри. Надо было нагнать на них страху. – Всем бежать из деревни на запад. У вас там глубокие ущелья. Спрячьтесь. Никаких вещей не брать. И если через пять минут в этой деревне останется хоть один человек, я… – Он протянул руку в сторону мужчины, который стоял ближе всего, и тот, расталкивая всех, помчался прочь.
Его пример подействовал на слушателей ободряюще – люди с криками бросились врассыпную, и вскоре Генри увидел, что по западной скале, нависшей над деревней, ловко, как горные козы, мчатся самые быстрые члены местной общины. Все остальные неслись за ними.
Генри удовлетворенно хмыкнул и побежал к восточной окраине деревни. На улицах стояла приятная тишина, солнце впервые за день прорвалось сквозь тучи, и настроение у Генри вдруг исправилось, как будто теперь все будет хорошо и нечего больше бояться.
Краем глаза он заметил движение и резко повернулся к распахнутой двустворчатой двери. Над ней красовалась странная надпись: «Олень и роза», а внутри оказалась большая комната, полная круглых столов и опрокинутых в спешке стульев. Столы тщательно протирал дряхлый старик. Одно его запястье было привязано длинной веревкой к ножке стола.
