Стефан Корджи - Ночные клинки
Волосы зашевелились на голове у киммерийца. У него, естественно, остался прицепленный к бедру кинжал, но против демона этого было явно мало. И, тем не менее, руки выдернули короткий клинок из кожаных ножен.
Превращение завершилось. Зверь алчно уставился на киммерийца; и, упреждая его прыжок, Конан внезапно сам сорвался с места. Его попытку можно было назвать сущим безумством — кидаться на оборотня, не имея даже нормального меча!
Однако зверь не ожидал этого тоже. Они сшиблись, пока оборотень еще не набрал всей своей убийственной стремительности, и его когтистая лапа нацелилась в горло Конану, но на сей раз кинжал оказался быстрее. Лезвие рассекло лапу и глубоко вонзилось в шею — слева, там, где проходят жилы.
Зверь взвыл и завертелся на месте. Конан получил еще один страшный удар в грудь, но устоял на ногах, обеими руками обхватив монстра за шею, прижимая к себе, словно ненаглядную возлюбленную. Кулак правой руки несколько раз врезался в основание черепа оборотня.
Наконец зверь все-таки отшвырнул его от себя. Кинжал остался торчать в ране, и оттуда толчками выбивалась кровь. Зверя слегка покачивало, словно подгулявшего матроса. Отчего-то это сравнение пришло на ум Конану, изрядно развеселив северянина. Он засмеялся — и с острым наслаждением увидел изумленный испуг на самом дне горящих огнем глаз зверя.
Они вновь застыли друг против друга. Кольчуга на Конане была порвана, больше защиты от нее не было никакой. Одна-единственная царапина, нанесенная острым когтем — и уже не помогут ни целители, ни чародеи. Оборотень, похоже, понимал это. Ему тоже пришлось несладко. Он терял силы. Ему надо было убить этого странного смертного — и отступить, зализать раны, отдохнуть; потом он справится со всем Энгласом и в одиночку.
Они бросились друг на друга разом — Конан и оборотень. В последний момент киммериец извернулся. Проскочил мимо и бросился к лестнице, что вела к надвратной арке. Завывая, оборотень развернулся и ринулся в погоню.
Конан опережал его на один шаг, не больше.
Лестница. Стертые каменные ступени. Вверх, вверх, скорее! Затылок чувствовал смрадное дыхание зверя. Вверх, вверх, вверх!
Забытый котел со смолой. Огонь под ним все еще горит. Развернуться — и пинком ноги направить весь черный раскаленный пузырящийся поток в высунувшуюся из проема лестницы морду оборотня…
Это подействовало. С раздирающим уши воплем зверь покатился вниз, утопая в только что кипевшей смоле. Прыгая через черные дымящиеся лужи на ступенях, вслед ринулся Конан. В руках он сжимал какое-то копье, наспех выхваченное из пирамиды.
Зверь выл, катаясь по земле, собственными когтями раздирая едва ли не в угли спаленную шкуру. Конана он заметил слишком поздно.
Острие копья с хрустом вошло твари под лопатку. Конан всем телом навалился на древко, наконечник уходил все глубже и глубже; тварь уже не вертелась, она судорожно билась в агонии. Могучая лапа переломила древко, но к тому времени копье уже сделало свое дело. Оборотень вновь поднялся — но теперь его уже шатало по-настоящему. Из открытой пасти сочилась слюна пополам с кровью. Он уже не мог рычать, а только сипло хрипел. Все его тело превратилось в один громадный ожог. Очевидно, сознание оборотня начинало мутиться от боли, однако инстинкт самосохранения все еще действовал. Раненый зверь рванулся к полуоткрытым воротам Энгласа.
Конан бросился за ним. Не дать ему уйти! Иначе, вернувшись, он точно не оставит киммерийцу ни одного шанса…
Северянин повис на спине оборотня. Тот взвыл от боли — жесткие ладони Конана раздирали обожженную кожу — и вновь завертелся, пытаясь достать когтями задних лап своего мучителя. Напрасно — движения выходили медленными, Конан легко уклонялся. Пальцы киммерийца вцепились в голову оборотня, с силой клоня ее набок. Человек и зверь повалились в пыль возле самых воротных створок. Конан, рыча ничуть не слабее оборотня, выламывал ему шею, а тот, глухо хрипя и плюясь кровью, все еще пытался полоснуть киммерийца когтями.
Позвонки зверя затрещали. Из глотки вырвался истошный, почти, что человеческий вопль. Тело затряслось в агонии; последнее усилие… страшная морда зверя сворачивается в сторону… тело вздрагивает в последний раз и замирает.
Конан с трудом поднялся. Его шатало. Руки горели от попавшего на них яда, и оставалось только молить Крома, чтобы отрава не проникла внутрь через какую-то мелкую царапинку.
Оборотень лежал неподвижно.
— Эй, есть тут кто? — Конану показалось, что он крикнул это очень громким голосом, в то время как на самом деле губы едва-едва шевельнулись.
Вокруг царила пустота. Кто мог, давно бежали. Ана по-прежнему лежала без чувств, по-прежнему в облике зверя. Ни Неана, ни Хашдада, ни судьи видно не было.
Шатаясь, Конан подобрал свой меч. Оборотень мертв… но для верности его надо еще пронзить колом… Он уже начал озираться в поисках обломка своего копья, намереваясь пустить его в ход (не пропадать же добру!), как внезапно где-то неподалеку вспыхнули отчаянные крики. Выли, вопили и визжали несколько десятков голосов разом.
— К-р-р-ром! — выругался киммериец, пристегнул меч и, оставив оборотня на произвол судьбы, побежал туда, где кричали. Нельзя было забывать, что второе чудовище ушло глубоко в город.
Глава XVIIIКричали и вопили не зря. Наверное, они орали так уже долго, все то время, пока Конан сражался с вожаком оборотней, просто киммериец их не слышал. Леопард угодил-таки в одну их приготовленных Конаном ловушек, точнее — в самую неудачную из них, которую и ловушкой-то назвать было нельзя. Старый дом, у которого были подпилены все поддерживавшие крышу столбы — рядом с настоящей ловушкой. Но ту оборотень миновал — словно почуял что-то — и, гонясь за живой добычей, забежал внутрь дома-западни. Напряглись канаты, затрещали падающие опоры, тяжело охнув, осела крыша, — но самого оборотня если и задело, то не смертельно. И теперь он рычал и бесился там, внутри — люди слышали, как трещало под его когтями старое сухое дерево. Ясно было, что он рано или поздно вырвется; а сжечь дом было нельзя — вместе с ним в пепел обратился бы весь город. Воды мало, а дома стоят впритык друг к другу… И, главное — все сухое, очень сухое… Искра — и полыхнет от края до края.
Люди суетились вокруг осевшего, ставшего вдруг каким-то приплюснутым дома, кто-то зачем-то тыкал копьями в отдушины, кто-то тащил веревки и для чего-то обвязывал торчащие во все стороны бревна, кто-то, несмотря ни на что, разводил костры, словно огонь остановил бы оборотня, как простого шакала. У стены, бессильно привалившись к ней спиной, сидел Хашдад — глаза закрыты, дышит хрипло, левая рука прижата к горлу — а вокруг него хлопотало несколько человек, возглавляемых Неаном и судьей.
