"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса
Харроу резко выдохнула.
– Я запаниковала. Я думала, что отправляю вас в тупик, а реальную опасность представляют Секстус и Септимус, что любой из них может устроить на вас засаду и разумнее всего взять их на себя. Я хотела освободить вас от дуэли некромантов. Тогда мне казалось, что это довольно изящное решение.
– Нонагесимус, тебе нужно было задержать нас, сказать, что ты психуешь. Сказать, что рыцарь Дульсинеи – чертова мумия…
– У меня были причины считать, что ты веришь ей больше, чем мне.
Лицо Гидеон приняло эталонное выражение типа: «Ты что, шутишь?» Харроу же потерла лоб ладонью, стерев при этом большую часть скелета.
– Я думала, что ты ненадежна, – желчно продолжила она, – я предполагала, что ты предположишь, будто я расчленила куклу намеренно, и пойдешь прямиком к Седьмой. Я хотела изучить вопрос достаточно, чтобы представить тебе готовый ответ. Я не представляла, чем это обернется для Четвертого дома. Девятый дом по уши в чертовых долгах, и расходы скоро меня погубят. Я не хотела причинять тебе боль, Сито! Я не хотела нарушать твое… равновесие.
– Харроу, если бы у моего сердца были яйца, ты бы пнула прямиком по ним.
– Я не хотела отдаляться от тебя еще больше, чем раньше. А потом мне показалось, что мы… наладили отношения более-менее, – сказала Харроу. Она мялась так, как Гидеон раньше никогда не видела. Казалось, что она копается в ящиках мозга, выбирая подходящий набор слов на вечер. Мы… я… все было слишком хрупко, чтобы рисковать. А потом…
Слишком хрупко, чтобы рисковать.
– Харроу, – сказала Гидеон уже медленнее, – если бы я не пошла к Паламеду, а это почти случилось, я бы подождала тебя в наших комнатах с мечом в руке и напала бы на тебя. Я была убеждена, что ты стоишь за всем этим, что ты убила Жанмари и Исаака, Магнуса и Абигейл.
– Я не… не… я не стала бы этого делать. Я… я знаю.
– Ты убила бы меня.
– Или наоборот.
Это ее невероятно удивило. Волны тихо плескались у облицованных плиткой краев бассейна. Гидеон оттолкнулась от дна и подергала ногами туда-сюда, побулькала, чувствуя, как рубашка надувается пузырем.
– Хорошо, – сказала она наконец, – переходим к вопросам. Кто стоит за всеми убийствами?
– Нав.
– Серьезно. Что происходит? В доме Ханаанском водятся привидения или что? Кто или что убил Четвертых и Пятых?
Некромантка тоже оттолкнулась от дна и сразу всплыла в зеленой соленой воде. Глаза ее были задумчиво прищурены.
– Я не могу сказать. Прости. Это непродуктивная линия расспросов. Нас преследуют призраки, или это все часть испытания, или один из нас – или несколько – убивает других. Убийства Четвертого или Пятого дома могут быть связаны или нет. Костяные фрагменты, найденные в ранах, естественно, не совпадают. Но мне кажется, что само образование таких частиц указывает на одинаковые некромантические конструкции, что бы Секстус ни говорил о топологическом резонансе и теории скелетных архетипов…
– Харроу, не заставляй меня топиться.
– Мой вывод: если убийства связаны и если какой-то адепт, а не призрачная сила или сама лаборатория, стоит за этим конструктом, тогда это один из нас, – сказала Харроу, – мы единственные живые существа в доме Ханаанском. Следовательно, список подозреваемых таков: Тридентарии, Секстус, Октакисерон, Вторая и я. И я бы не стала сбрасывать со счетов Учителя и жрецов. У Септимус есть нечто вроде алиби…
– Да, она почти мертва.
– Я переоценила ее в некоторых аспектах, – нехотя сказала Харрохак. – Если рассуждать логически, то, оценивая способности, ум и возможность использовать и то и другое, это Паламед Секстус и его рыцарь, – она затрясла головой, когда Гидеон хотела возразить. – Нет, я понимаю, что у них нет, как ты могла бы сказать, никакого гребаного мотива. Логические построения ничего не стоят, если у меня нет в распоряжении всех фактов. Есть еще Учитель, лаборатории ликторов и правила. Что это за теоремы? Что дает им силу? Почему рыцаря Четвертого дома убили, а тебя оставили в живых?
Все эти вопросы Гидеон много раз задавала себе после смерти Жанмари. Она откинулась назад в воде, пока та не поднялась почти до ушей, и посмотрела на флуоресцентную панель, плавающую над бассейном. Ее тело вдруг оказалось совершенно невесомым и повисло в лужице желтого света. Она могла спросить у Харроу все, что угодно. О бомбе, которая унесла жизнь Ортуса Нигенада вместо ее жизни, или вообще о своем существовании, почему оно началось и зачем. Вместо этого она спросила:
– Что ты знаешь о патогене в кондиционере, который убил всех детей. Когда я была маленькая, еще до твоего рождения?
Тишина показалась ужасной. Она длилась так долго, что Гидеон показалось даже, будто Харроу решила потихоньку утопиться. Но…
– Это произошло не до моего рождения. – Харроу была сама на себя не похожа. – Хотя нет, это не точно. Это произошло до того, как я была даже зачата.
– Омерзительно.
– Это важно. Моя мать должна была доносить ребенка до срока, и ребенок должен быть родиться некромантом, чтобы стать настоящим наследником Запертой гробницы. Но они сами были некромантами, и процесс оказался невероятно сложным. У нас не было доступа к репродуктивным технологиям, которыми владеют другие Дома. Она пыталась, и у нее не получилось. Она старела. У нее оставался один шанс, и она не могла рисковать.
– Невозможно контролировать, родишь ли ты некроманта или нет, – сказала Гидеон.
– Возможно, – возразила Харроу, – если у тебя есть ресурсы и ты готова заплатить соответствующую цену.
Мокрые волосы на загривке Гидеон встали дыбом.
– Харроу, – медленно сказала она, – под ресурсами ты понимаешь…
– Двести детей, – устало сказала Харрохак, – возрастом от шести недель до восемнадцати лет. Они должны умереть примерно одновременно, чтобы все сработало. Мои пратетушки потратили на вычисления несколько недель, прежде чем отмерили нужное количество органофосфатов. Потом их поместили в систему охлаждения.
Где-то под бассейном булькал фильтр, перерабатывающий слитую воду.
– Одни только младенцы дали достаточно танергии на целую планету. С детьми всегда так, не знаю почему.
Гидеон не могла это слушать. Она подтянула колени к груди и на мгновение ушла под воду. Вода плеснула над ней, взъерошила волосы. В ушах зашумело, потом там что-то словно лопнуло. Когда она вынырнула, шум сердца отдавался в черепе громко, как взрыв.
– Скажи что-нибудь, – сказала Харрохак.
– Хреново, – грустно ответила Гидеон, – трындец. Кошмар. Что я могу сказать? Что я, блядь, могу сказать на это?
– Это позволило мне родиться, – объяснила некромантка, – и стать… собой. И я знала, с самого детства, как именно меня создали. Я – двести сынов и дочерей своего Дома. Я – целое поколение Девятых. Я пришла в этот мир некромантом ценой будущего Дрербура, потому что без меня будущего нет.
У Гидеон сжался желудок, но мозг работал быстрее, чем тошнота.
– А почему меня оставили? Они убили весь Дом, а меня вычеркнули?
Последовала пауза.
– Нет.
– Что?
– Ты должна была умереть вместе с остальными. Ты вдыхала нервный газ целых десять минут. Пратетушки ослепли, просто выпустив его, а с тобой ничего не случилось, хотя ты лежала всего в двух кроватках от вентиляционной шахты. Ты просто не умерла. Мои родители боялись тебя до конца своих дней.
Преподобная мать и Преподобный отец считали ее противной природе из-за того, как она родилась. Они уверились в том, что она противна природе, из-за того, как она не умерла. И все монахини, жрецы и послушники следовали их примеру, не зная, что Гидеон – просто неудачливое полузадушенное животное, которое почему-то дожило до утра.
Харроу подплывала ближе, и мир начал вращаться. Память выудила откуда-то пристальный взгляд Пеллеамены – и стало ясно, что она смотрела сквозь Гидеон не с презрением, а с ужасом. Затрудненный короткий вздох Приамхака тоже вызвало не отвращение, а страх. Маленькая девочка, которая стала для двух взрослых напоминанием о дне, когда они решили поставить на кон будущее своего Дома. Неудивительно, что она ненавидела черные врата Дрербура: за ними бродили использованные, выпотрошенные тени детей, чьим единственным грехом была возможность стать батарейкой.