Юрий Никитин - Изгой
Он зябко передернул плечами. Ветром кое-где на волокна забросило пыль, утренняя влага смочила, и вот уже упорная зелень вцепляется, пробует протиснуться в глубь трещин, расшатать, расширить нишу...
А вот дальше вообще каменный ствол покорежен исполинским, размером в три дворца куявского тцара, наплывом на этом странном дереве: кольца покручены, сдавлены, словно их внезапно завертел магический вихрь и так же внезапно покинул. Здесь даже гора крепче, камень не поддался ветру, палящему солнцу и морозам, зелень не вцепилась, не сумела.
А внизу ровная, как подметенный хорошей хозяйкой пол, земля. Если и встретится где упавший камень, то это один-единственный на версту чистой дороги. По спине Скифа пробежал озноб. Он спросил охрипшим от волнения голосом:
— Что это? Окаменевшая гора? Или гора, что пыталась стать городом? Олег буркнул:
— Да, такое встречается. Старики говорят, что в таких жили... да и сейчас кое-где живут, подземные люди.
— Гномы?
— Да нет, просто подземные. Они из тех, кто пережил потоп, спрятавшись в горах. Не на горных вершинах, как другие, а внутри гор. Когда вода поднялась, они просто замуровали входы, вот и все.
— И там остались?
— Да нет, иногда выходят. В безлунные ночи. Им даже свет звезд кажется ярким. Им лучше всего в дождливые ночи.
Скиф сказал взволнованно:
— Да-да! Я столько о них слышал!.. Но увидеть бы хоть раз... Говорят, они знают все земные сокровища...
— Все никто не знает, — ответил Олег хладнокров-но. — И вообще, это все басни про потоп. Нет, потоп конечно же был, но эти подземники вовсе не прятались от потопа. Они там уже давно. Просто когда первая женщина, Евой ее звали, купала в реке детей, бог пришел, поинтересовался, всех ли уже искупала, а ей стыдно стало признаться, что проспала и половину еще не выкупала, где-то в кустах играются, вот и брякнула, что да, всех! Вот, мол, посмотри, какие чистенькие да вымытые! Бог кивнул, сказал, так тому и быть, ушел. А она обнаружила, что у нее остались только те, которых она показала богу.
— А куда же делись остальные? Бог их убил?
— Да нет, я ж говорю, что от них и пошли те, что живут глубоко под землей.
Небо было густо-синее, непривычно яркое ненасыщенное, но дальше к горизонту постепенно размывалось в голубизну, а над самой кромкой земли превращалось в почти белое. Скиф с трепетом в сердце смотрел, как в этой синеве гордо поднимается оранжевый замок-крепость, огромный, построенный на вершине горы, которая сама охотно стала продолжением замка: такая же оранжевая, прокаленная солнцем, с красиво выступаю-щими ребрами скал, уступами и карнизами.
И не сразу волхв уверил его, что этот величественный и тщательно построенный и украшенный замок, с его сторожевыми башенками и выровненной зубчатой стеной, из-за которой так удобно стрелять из луков, — всего лишь любовная шутка ливней и ветра. Или же однажды боги начали строить это чудо, но так и не закончили. Замок снаружи — прекрасный замок, но внутри сплошная скала, там нет пустоты, чтобы поместиться даже муравью.
У молодых гор, подумал он, своя красота, гордая и слегка надменная, даже задиристая, зато старые горы, как вот эти, полны тайн, изрыты норами, а сами норы ведут в такие сказочные пещеры; что только рот распахиваешь от изумления: целые города с их высокими домами можно поместить в уголке таких пещер, а те и не заметят пришельцев.
Однажды, вспомнил он, как-то пробирался по такой пещере несколько недель, а она все не кончалась, переходила из одного сказочно прекрасного зала с блистающими самоцветами в стенах в другой, еще прекраснее, чудеснее, сказочнее... Когда он наконец выбрался на поверхность, яркий солнечный мир показался серым и бесцветным.
Скиф вздрогнул, когда Олег вдруг вышел из задумчивости и спросил обыденным тоном:
— А почему не вернешься в Артанию?
— Зачем?
— Но там... гм... твои наследственные земли. Скиф помрачнел.
— Если бы, — вырвалось у него. — Была бы у меня мощь Артании, я бы пронесся с войском по землям Миш, вбил бы копытами в пыль все их жалкое войско!.. И самого Агафирса в придачу! Я бы... Я бы...
Олег поинтересовался:
— А что там случилось? Скиф ответил зло:
— То, что и должно было случиться. Колоксай однажды ушел в странствия с каким-то бродягой-мудрецом... попался бы мне этот мудрец...
— И что бы? — полюбопытствовал Олег.
— Я бы выпустил из него все кишки и набил бы живот камнями! А кишки развесил бы на деревьях!.. Я бы его сжег живьем, отрубил голову, а потом бы повесил!.. Словом, Колоксай оставил вместо себя верного человека, Миротверда. Тот правил мудро, а трон хранил за Колоксаем, ждал его возвращения. Но Колоксая все не было, а Миротверда однажды серьезно ранили... Да нет, не в пьяном застолье. Его Миротвердом прозвали потому что после того, как он пройдет где со своим огромным топором, там сразу становилось тихо и мирно... Он даже расширил Артанию почти вдвое. Но рана оказалась чересчур тяжелой... Олег догадался:
— Наследники?
— Да, — прорычал Скиф с ненавистью. — У Миротверда было семь сыновей! Как они еще не передрались, ума не приложу. Наверное, умирающий отец как-то сумел этих шакалов усмирить. В общем, теперь там правит старший. Братья присягнули в верности... Словом, там теперь другие правители. Артания — это моя другая боль. Когда-то надо будет вернуть себе эти земли.
Некоторое время ехали молча. У Олега на лбу собрались морщинки, а когда заговорил, в голосе звучало напряжение, словно решалась судьба мира:
— А что для тебя важнее? Отомстить за гибель отца или вернуть Артанию? Хотя, если честно, на Артанию точно такие же права у Агафирса с Гелоном.
Скиф зарычал:
— Никаких прав!.. Ну и что, если они тоже сыновья Колоксая? Только я верен памяти отца, только я взялся отомстить за его подлое убийство! Не говоря уже о том, что у Агафирса есть земли Миш, а у Гелона — целая Гелония!.. Моя Артания, только моя!.. Никому не отдам, а кто лишь посмотрит в ее сторону — глотку разорву!
Он поперхнулся от душившей его ненависти. Олег с трудом оторвал взгляд от красного, как железо в горне, лица. Еще одна загадка... Почему люди все-таки готовы вылезти из теплого угла и пойти совершать дело, от которого ничего, кроме неприятностей? Поняв это, можно двигать целыми народами...
Глава 4
Он помнил, что крохотная и неприметная страна Миш как-то незаметно стала могучей и свирепой. Агафирс велел заменить нелепые мечи на топоры, он сам выковал первый боевой образец, опробовал в схватках, а затем вооружил всю конницу. Его войско стали называть народом Боевых Топоров. Сам народ на севере занимался хлебопашеством, а в южной части гоняли стада, там Агафирс из кочевников создал крепкие конные отряды, а потом и часть землепашцев посадил на коней.
