Николай Ютанов - Путь обмана (сборник)
Он испуганно оглянулся и пожал упругую, как ветчина в оболочке, руку военного. Регалии на его плечах и груди Толе были незнакомы. Что–то типа кубинских знаков отличия. Или британских.
— Пойдемте есть торт, — предложил военный, потирая руки. — Наша Лика самый крупный тортовый специалист. — Он засмеялся, побрякивая то ли деньгами, то ли ключами в карманах.
— Ребята, — сказала Лика, — Толя, Герман, мы уже начинаем.
После четвертой кружки чая Толик–дизелист спохватился:
— Ладно, надо бы дизель посмотреть.
Он вытер крем со щек и вышел.
Ирка сидела насупившись и хмуро сосала потухшую «Астру».
— Герман, а сюда, на Аманжол, вы как попали? На машине?
Военный перестал облизывать пальцы.
— На машине. Правда, пурга разгулялась, но добрались хорошо. Верно, Лика?
Лика кивнула.
— А «Аманжол» — это что? — спросил военный.
— Пожелание какое–то по–казахски, — сказала Лика.
— В добрый путь, — сказал Толя.
— Ага, — сказал военный.
Лика отложила ложку и, отодвинувшись от стола, вытащила из сумки пачку длинных, как коктейльные трубочки, сигарет.
— С фильтром? — обрадовалась Ирка.
Лика протянула ей пачку. Они задымили.
— Это просто прекрасно, — сказала Лика. — Так хорошо мне никогда не было.
Ветер за окном с треском влепил снежок прямо в стекло. Лика зябко повела плечами.
— Всюду холод, — сказала она, — а здесь — тепло.
— Лика, — сказала Ирка, — может, вы пирожков с картошкой хотите?
— А есть? — жадно спросила гостья. — Несите, Ирочка!
Ирка потопала в кухню.
— Лика, — сказал Толя, — а этот, в тапочках, с тобой приехал?
— В тапочках? — удивилась Лика.
— Такой грубиян и с автоматом, — сказал Клем, разрабатывая торт.
— Ох–ты–бох, — сказала Лика, — Герман, похоже, Пулеметчика тоже сюда принесло.
Военный махнул рукой.
— Лапушки вы мои, — сказал из двери заспанный голос, — вот не ожидал!
Пулеметчик ввалился в столовую и рухнул на стул. Автомат был при нем.
— С вашего позволения, — Пулеметчик отправил в рот часть праздничного угощения. — Это просто здорово, что вы здесь. Нет, ну просто обалдеть.
Лика усмехнулась. Герман довольно засмеялся и расстегнул китель. Ирка принесла блюдо с пирожками.
— Премного… премного… — прожевал Пулеметчик. — Замечательная картошка.
Он отодвинул кружку и, бубукая под нос песенку, начал разбирать автомат и раскладывать части на столе.
Опять бухнула дверь.
— Это я, — сказал Толик–дизелист. — Но чего я принес!
— Чего? — спросила Лика.
— Вот, смотрите, — сказал Толик–дизелист, — сидело возле дизеля и просило солярки.
Все, кроме Пулеметчика, вытиснулись в коридор. В ведре с соляркой плавал блестящий фиолетовый каравай с ямкой на макушке, вероятно, для солонки.
— Так это же Клякса, — сказал военный, — делов–то.
— Клякса, а солярку любит, — сказал Толя.
Лика засмеялась:
— Ну, от нашего торта она, думаю, не откажется.
Толя взглянул на Лику и сказал:
— Колокольчик зазвучал, переливом трогая…
Лика хитро посмотрела на него.
Клякса перевалилась через край ведра, плюхнулась на пол и, мягко шлепая ложноножками, потекла в столовую.
— Давай–давай, красавица, — сказал Толик–дизелист, подгребая ее кирзовым сапогом. — Вы уж ей тогда и чаю налейте.
— Клякса, борщ будешь? — спросила Ирка из кухни.
— Будет, — сказал Герман. — Славный ты человек, Ирка. — Он двинулся в кухню. — Давай мы с тобой омлет заделаем. По–нашенски.
— Давай–давай, Герман, — сказала Ирка, — вот — плита, вон — сковородка.
— Экая ты неловкая, — сказал из столовой Пулеметчик, — ну, сейчас подсажу. Ложку крепче держи… и хлебай, хлебай.
— Черт тебя задери, — шипел Толик–дизелист, заливая солярку в печь, фильтр засорился — вонь будет.
— Как нету венчика?! — шумел на кухне Герман.
— Слушайте, комета такой бублик выпустила, — втолковывал Клем то ли Пулеметчику, то ли Кляксе. — И — нет гидроксила!
Лика стояла в коридоре, прижав руки к груди. Она повернулась к Толе. Зеленые глаза потемнели. Губы вздрагивали.
— Чудо, — сказала она, — просто чудо. Такого не бывает! Не может быть.
Она обхватила Толю за шею и уткнулась лицом в свитер. Толя неловко повернулся и осторожно обнял ее за плечи. Лика подняла лицо и, приставив пальцы к бровям, сказала:
— Вот тут болит. Говорят, здесь у людей слезные железы.
— Что? — сказал Толя.
Лика промолчала. Толя почувствовал, как свитер на груди нагрелся от ее дыхания.
— Не хулиганьте, молодой человек, — пробубнила она, — отпустите меня, в конце концов.
Толя сунул руки в карманы.
— Герман! Хочу омлет! — капризно закричала Лика.
— Несу, мой генерал, — сказал Герман, выталкивая из кухонной двери сковороду со шкворчащим омлетом. — Съедите сразу? Или успеем донести до стола?
— Донести, — томно сказала Лика, закатывая глаза. — Ты — ее, — она показала Герману на сковородку. — А ты — меня…
Толя улыбнулся, протер пальцем усы и, ухнув, взвалил Лику на плечо.
— Толя, это неприлично, — заорала Лика.
— Зато чертовски удобно, — сказал Толя, выгружая ее на стул под елкой.
Ирка разрубила омлет, все загремели ложками, пошучивая в Толин адрес. Только Клякса устало растеклась по стулу, свесив прозрачные ложноножки вниз. С одной из них закапали фиолетовые чернила, источая карамельный запах.
— А Кляксы — это кто? — тихо спросила Ирка у Германа.
— Да парни как парни, — сказал тот. — В пехоту не годятся: ленивы, нерасторопны, неряшливы. Животные там всякие заводятся сразу. Запахи. А вот в электронике — смыслят. И бой рассчитать, групповой ракетный удар подготовить. Тут они незаменимы.
Лика нахмурилась. Она отодвинула недоеденный омлет и закурила.
— Потом, пишут хорошо, — сказал Герман, вытирая руки носовым платком, стихи там, романы. Играют неплохо на этом, как его…
— Терменвоксе, — сказала Лика. Голос ее звучал очень недружелюбно.
— Ну да, — сказал Герман. — И уж кто–кто, а Кляксы знают, что почем. Прохиндеистые, к деньгам жадные. Умеют пристроиться на непыльную денежную работенку: писать, рисовать, седалищную ложноножку развивать на научном стуле. Друг за друга горой — соорганизовались… — Он развеселился. — Я такой анекдот знаю! Приходит муж домой, а жена — вся фиолетовая…
— Ирка, — сказала Лика, — ты что, ему выпить дала?
— Не–а, — сказала Ирка. Она испуганно посмотрела на Лику.
— Я дал, — сказал из угла Толик–дизелист, язык у него за что–то слегка цеплялся. — Мы лежневский прибор разобрали. У него там в трубке всегда спирт натекает.
