Сергей Фомичев - Пророчество Предславы
— Колдун! — раздалось с противоположенного берега. — Ты здесь?
Сокол попытался разглядеть монаха через щель, но тот видимо спрятался за деревьями.
— Здесь! — отозвался он, не высовываясь из-под навеса.
Лух не Волга, позволял переговариваться не особенно напрягая глотку.
— Один? — крикнул Пахомий.
— Один.
Монах замолк на время, то ли высматривая засаду, то ли меняя место.
— Змеевик против княжича, колдун, — вновь крикнул Пахомий. — Отдай вещицу и мальчишка останется невредим.
— Ты ничего не путаешь? — спросил чародей. — Это не мой сын, а Константина. Великого князя, между прочим. Княжич даже не мой ученик. Он верен вашей церкви. Какой обмен ты предлагаешь?
— Мне плевать, чей он сын, чей ученик и кому он верен, — крикнул Пахомий. — Мне нужен змеевик. И я его получу. Можешь не делать вид, что щенок тебе безразличен, всё равно не поверю.
— А если змеевик окажется мне дороже? — спросил Сокол.
Пахомий опять замолчал. Сокол, во что бы то ни стало, старался выиграть время. Каждое лишнее мгновение для вурдов могло оказаться решающим. Пахомий не подозревал, что ему известно местонахождение княжича, чем чародей и собирался воспользоваться.
— Давай наоборот, — предложил он. — Пусть княжич выйдет сейчас на берег и сделает пять шагов в сторону. Тогда я брошу змеевик на тот островок, что лежит между нами…
— Шутки шутишь, колдун? — ответил Пахомий. — Бросай вещицу сюда. Отдашь змеевик, я сразу мальчишку освобожу, а уж потом мы с тобой поговорим с глазу на глаз.
— Пусть он сперва покажется, — потребовал Сокол.
Пахомий замолчал.
— Мне надоело ждать, — заговорил он вновь. — Сдаётся мне, ты задумал какую-то подлость и теперь тянешь время. Если так, то щенок умрёт, а вина за это ляжет на тебя.
Сокол забрался в седло.
— Я иду к тебе, — крикнул он. — Возьми змеевик сам, если сможешь.
Конь выскочил из-под навеса и тут же ринулся в ледяную воду. Сокол подгонял животное, стремясь уйти от возможной стрелы. Но выстрела не последовало. На другом берегу, чародей соскользнул с седла и перекатился, скрываясь за елью. Оставшись без всадника, умное животное неспешно отправилось обратно, подальше от людской свары. Его ржание вскоре раздалось в безопасном отдалении.
Пахомий так и не выстрелил. Либо не успел, либо заранее не надеялся застать противника врасплох. Сокол некоторое время пролежал без движения, прислушиваясь к звукам леса. Ничего не услышал, зато почувствовал. Не сразу. Ему пришлось сосредоточиться, чтобы найти источник опасности в доброй сотне шагов от реки. Видимо прислужник викария успел отойти вглубь леса.
Стараясь не скрипеть свежим снегом, Сокол направился к монаху.
* * *— Чего там? — высунулся из землянки Кантарь.
— Показалось, вроде кочка на болотине шевельнулась, — ответил Хлыст, потирая глаза.
— Поди, отдохни возле щенка, а то, небось, в глазах уже пятна мельтешат. Перетрудишься, ослепнешь совсем, или умом тронешься. Мне что ли тогда одному здесь бедовать?
Зря Кантарь на Хлыста наговаривал. Пока они незлобно ругались, кочки ещё ближе к землянке подвинулись. Но так, что совсем незаметно со стороны было. Хлыст спустился в землянку, а Кантарь отправился с обходом вокруг схрона. Но далеко не ушёл.
Взметнулись с земли жёлтые листья, вцепились в лодыжки цепкие мохнатые пальцы. Монах опрокинулся на спину и, ударившись о корень потылицей, потерял сознание. Когда на шум, уже с мечом наготове, выбежал Хлыст, такие же мохнатые пальцы сошлись у него на горле.
Два вурда, быстро повязав монахов, метнулись в землянку. Борис спал. Увидев над собой две мохнатые рожи, он сперва испугался, не признав друзей. Потом улыбнулся.
— Сокол послал вас? — спросил княжич.
— Он самый, — буркнул Власорук. — Давай, князь, посмотрим всё ли в порядке.
Вурд разрезал верёвки и наскоро осмотрел Бориса. Не считая затёкших рук и ног, княжич не пострадал. Тогда Власорук, достав какую-то целебную мазь, принялся растирать юноше ноги.
— Чего терзаешься, словно поп в постный день перед жареным поросёнком? — спросил он товарища.
— Да вот думаю, прирезать их или нет… — в раздумье произнёс Быстроног.
— Ну, прирежь, — равнодушно посоветовал Власорук, не прерывая работы.
— Да чего-то рука не поднимается пленников резать. Кабы ещё в бою другое дело, а так… Грех на душу брать.
— Окстись! — притворно застонал Власорук. — Какая у тебя, беса плехатого, душа может быть? Евлампия нашего многодобродетельного наслушался что ли? Царство ему небесное.
— Ну не душа, но что-то такое должно быть… — пробормотал Быстроног.
— Ну не режь… — вновь равнодушно согласился Власорук и спросил у юноши. — Ну что княжич, сможешь идти?
— Ага, — кивнул Борис.
— Пошли, стало быть, — поднялся вурд, отряхивая волосатые ноги от налипших листьев.
* * *Посреди вырубки лежала груда свежих брёвен, приготовленных к зиме для вывоза. Это ж надо, — подумал Сокол, — у кого-то посреди мора ещё доходят руки до подобных забот. И улыбнулся — у самого-то находится время для подобных мыслей накануне смертельной схватки.
Он огляделся. Стараясь держаться в тени деревьев, направился к небольшому заросшему кустами холму. Чародейское чутьё указывало как раз на него.
Пахомий совсем не зря считался лучшим среди воинов Алексия. Если кто и мог справиться с таким искусным противником, то только он. Конечно, об ответной ворожбе не могло быть и речи. Сокол подавил бы мощью неумелые потуги монаха, сломал бы любые преграды. И у Пахомия оставалось только одно средство переиграть чародея, кожей чуявшего любую опасность — сделать так, чтобы опасность заполнила всё вокруг.
Располагая временем, он хорошо подготовился к встрече. Десятки ловушек, ям с кольями, самострелов, петель-удавок, тем более незаметных под свежим снегом, буквально ослепили Сокола, когда тот обогнул холм. Тревога источалась отовсюду. Чародей не сумел определить, по крайней мере, наспех, какая из угроз подлинна, а какая служит прикрытием. Это был тот редкий случай, когда способности сработали против него. Он не мог преодолеть естество, но и отступать не пожелал.
Сокол растерялся всего лишь на миг, однако и такой малости хватило Пахомию для нанесения удара.
Если бы монах притаился с мечом или чем-нибудь столь же смертоносным, чародей, наверное, распознал бы его даже в этом вихре тревог. Но Пахомий напал с голыми руками. Он бросился неожиданно, откуда-то с пригорка. Сокол даже не увидел прыжка, лишь почувствовал, как на плечи навалилась тяжесть, а руки возле локтей сковала чужая ухватка. Сковала намертво, не позволяя дотянуться до кинжала. Чародей не выдержал ноши, его повлекло в сторону, ноги подломились и враги упали на припорошенную снегом землю. Перекатились, сцепившись, и почти одновременно вскочили вновь.
