Шон Мур - Конан и мрачный серый бог
Но почему она отдала себя свободно этому киммерийцу? Этот варвар с развитыми мускулами единолично распутал гобелен горечи, которую она ткала в течение почти двух десятилетий? Но она знала ответ, как раз когда изложила вопрос: нет! Она провела ночь с ним только, чтобы использовать его. И в итоге он оказался не лучше других. Он заботился только о золоте. Как все животные его пола, он был неспособен к любви. И думать, что она почти мешала ему войти в руины! Там, иссушающая болезнь принесла бы ему гибель. Почти. Почти странный киммериец пробудил в ней чувства, которые, она думала, навсегда исчезли.
Действительно ли это была лихорадка от яда Тоджа тогда, сделавшая ее сожалеющей о решении позволить ему умирать? Конан спас ее без принуждения не только однажды, но и даже после того, как она сухо обращалась с ним. Ночь, которую она провела с ним в ванне в Саридисе, задерживалась в ее памяти. Хотя его страсть была столь же жестокой как у дикого животного, он не обращался с ней грубо и не ушиб ее. Она никогда не испытывала бы такую ночь снова, когда она приведет его к гибели… все ради власти, обладать талисманом, который навсегда вышлет те отвратительные, искоса смотрящие лица из ее обеспокоенного сна.
Когда она наблюдала широкую спину киммерийца, его черную гриву, незащищённую от ветра позади него, ей было отчаянно жаль, что она не могла быть Сивитри, женщиной, любившей Конана и спасающей его от болезни прежде, чем это было слишком поздно. Но она ей не была. Нефрит, которой она была, девочка, которая долго училась, чтобы справиться с мечом, девочка, лезвие которой сначала испытало кровь ее жестокого и садистского отца, заморийского принца, брата короля Тиридатеса. Нефрит, женщина, которая поднялась к власти выше многих королей, Нефрит, державшую ее истинную личность скрытой.
Ко всем в пределах ее гильдий она была тремя разными людьми. Женщина Сивитри была одной; безликий, бесполый Нефрит другим; и когда необходимо, она замаскировала себя как мужчина. Было множество других: в Мессантии — Рубиния в таверне; в Зингаре — Исвара швея; в Kофе — Ипатия баронесса; в Немедии — Сепхир хиромант; в Аквилонии — Андроклея, торговка травами.
Нефрит она была всегда. Она не могла доверять никакому мужчине, даже тому, кто доказал свою надежность, как убийца. Он лгал ей о карте, вынуждая ее использовать kalb жука. Тогда, когда она позже решила, что не могла позволить себе риска отказа или предательства, она намеревалась следовать за Конаном и изображать из себя Кайланну, затем Сивитри.
Позади нее тело Тоджа немного задергалось. Изумление вывело её из размышлений. Члены были парализованы, но инстинкты подсознания не дремали.
Женщина воткнула кинжал, опуская по возможности на глубину пальца в его плоть, но оно не достигло его сердца. Лезвие проникло в самый драгоценный из флаконов, Золотого Лотоса. Фактически употребление этого наименования неправильно, поскольку, хотя его листья были желтого оттенка самой прекрасной аквилонской монеты, его нектар был столь же красным как кровь. Конан и женщина принимали его, несомненно, ошибочно за другое.
Красная Гадюка, конечно, кратковременно заморозила его сердце, вызвав провал в его памяти, он потерял сознание. Но алый нектар просочился в рану и пошел, работая стремительно, останавливая кровотечение из потока крови, соединяя порванную плоть, восстанавливая его сердце и нагревая замороженные вены внутри него. Скоро его ощущения возвратились бы, и с этим, его силы снова убивать. Конечно, он спас бы для этого киммерийца. Он все еще нуждался в живой Сивитри как заложнике, и ложное противоядие, которое он дал ей, обеспечит, краткую отсрочку от признаков яда. Она жила бы достаточно долго, чтобы купить его свобода от kalb жука. Если только у Золотого Лотоса была сила, о которой стоит беспокоиться… ожидать. Это могло быть? Его мысли на мгновение остановились, поскольку осознание озарило его — Красная Гадюка заморозила его на время; также заморозила жука, возможно разрушая? Он сосредоточился на области, где ощущения так извели его, где приступы боли начали происходить с беспокоящей частотой.
Он ничего не чувствовал. Правда, он был все еще оцепенелым от холода, но теплота возвратилась сначала в пределах его груди и оттуда, распространилась, направляясь наружу.
Когда он больше не был связан тем смертельным несчастьем, он больше не нуждался в живой Сивитри. Спиной к нему она была легкой добычей. Мысли Тоджа мчались беспорядочно, возвращаясь назад к смерти. Он убьет её, затем убьёт киммерийца. Куда варвар пошел, он не мог вспомнить. Он, несомненно, ворвался руины, чтобы стоять перед стигийским магом и достать идола.
Опрометчивый глупец. Если бы он, так или иначе, преуспел, то он возвратился бы к женщине. Даже если бы он не возвращался, то иссушающая болезнь осталась бы с ним и послала бы его в бездну.
Тодж, возможно, не предвидел лучший результат, если бы планировал в течение многих дней. Он в любом случае провел бы свою назначенную встречу с Нефрит, но она будет неожиданно удивлена главой гильдии Убийц.
Ощущения достигли его рук и рук, и его пальцы испытывали зуд, чтобы использовать шакены. На этом коротком расстоянии он мог бросить их даже с его неудобного положения без промаха.
***
Конан осторожно управлял лошадью через скелетных воинов, опасаясь любых побуждений среди них. Он ожидал, что они поднимутся и нападут, но верхом у него будет немного проблем, прорваться мимо них. Он намеревался проникнуть прямо через широкие ворота здания и швырнуть магический кинжал в Toт-Амона прежде, чем стигиец мог остановить его. Сделав это, он увидел бы, мог ли бы его меч завершить дело смертельным ударом. Кром, человек не мог сжаться навсегда в страхе перед тенями колдовства! Когда он нёсся мимо множества лежащих скелетов, он заметил огромный таран, лежащий перед обрушающимися руинами мраморных ворот. Странно, некоторые из этих воинов держали свои руки, сжимая ниже головы тарана.
Он предугадал их цель слишком поздно, чтобы проверить своё безрассудное предположение.
Четыре скелета внезапно встали на ноги и направили конец шипа головы тарана, подтверждая подозрение Конана. Он использовал единственный выход — прыгая из седла.
Железный шип задел его бок, когда он выпрыгивал из седла и стукнулся о плотно утрамбованный песок. Раненная, его лошадь повернула вдаль и миновала ограждение из кольев. Отчаянно несясь вдаль, животное сокрушило два скелета под своими копытами.
Множество других скелетов возвысились как марионетки на веревке, дергаясь внезапно к их ногам, мечам и щитам в готовности.
