Фантастика 2023-153. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Романов Илья Николаевич
– Это именно то, чего я хотел. Ты не представляешь, столько раз за эти десять лет я представлял свою славную смерть, пышные похороны и то, как отец меня оплакивает. Он наверняка простит меня за смерть Роберта, и все будет хорошо. Мертвых прощать легче, чем живых. – Эдвард запрокинул голову и громко сказал в никуда: – Эй, ты все еще исполняешь желания? На случай, если оно у меня последнее: пусть мой отец поверит, что это его сын. – Генри уперся лбом в колени, и Эдвард провел рукой по его голове. – Он будет рад поверить. Ты ему нравишься, а Освальд… Я не понимаю, как у такой твари, как он, вырос такой, как ты.
Генри не ответил. Вдруг это место исполнит его желание? Вдруг он может пожелать, чтобы Эдвард узнал его прямо сейчас? Но все то же упрямое звериное чутье говорило ему: это опасное место, то, что должно тут случиться, еще не закончилось. И если предсказание Освальда все же сбудется… Сейчас Эдвард готов, он все решил, обо всем подумал, и куда хуже будет, если он умрет, зная, что ему есть ради чего жить. Поэтому Генри просто замер, глядя перед собой, и так они и сидели, пока Эдвард не спросил:
– Можно еще просьбу? Если что-то все же произойдет, скажи моему отцу, что это была красивая героическая смерть.
«Дипломатия – это искусство говорить то, что человек хочет услышать» – так было написано в книге из королевской библиотеки, и никогда еще дипломатия не была нужна Генри так, как сейчас. У него все внутри болело, но он сглотнул ком в горле и сказал не то, что хотел сказать, а то, что Эдварду хотелось знать, – и в этот момент понял, окончательно и полностью, что такое любовь. Любить кого-то – это сделать так, чтобы ему было хорошо, даже если от этого будет плохо тебе.
Поэтому Генри взял его руку и поцеловал – так положено было приветствовать наследника трона. Эдвард всем телом вздрогнул от неожиданности и от боли – Генри обжигал, и на коже остался красный след.
– Ни о чем не беспокойтесь, ваше высочество, – еле слышно сказал Генри. – Я видел: это была смерть, достойная героя, и о ней сложат легенды. Я за этим прослежу.
Эдвард посмотрел на него широко раскрытыми глазами, как будто ничего лучше в жизни не слышал, но ничего сказать не успел, потому что на улицу вылетел Освальд, – Генри уже минут пять слышал из дома какие-то звуки, но внимания не обращал.
– Быстро внутрь, – приказал Освальд, и Генри пошел за ним, потому что рад был отвлечься и не знал, надолго ли еще хватит его выдержки.
В комнате все с растерянным видом толпились вокруг ларца.
– Джетт, покажи, – велел Освальд.
Тот вставил в скважину ключ и попытался повернуть. Ключ не поворачивался.
– Такого не может быть, но ключ от всех дверей не подходит, – сказал Освальд. – Мы уже все попробовали: я пытался разбить сундук мечом, Джетт – открыть простой отмычкой, которая всегда при нем, Джоанна – превратить крышку ящика во что-нибудь. Но один способ точно должен сработать. Снимай перчатку.
Генри послушно снял и положил руку на крышку. Холодную, крепкую крышку, которая даже не нагрелась от его прикосновения. Он попробовал коснуться обеими руками сразу – тот же результат. Лицо Освальда застыло, и он подошел ближе, глядя, как Генри надевает перчатки обратно.
– В твоих интересах разгадать эту загадку, Генри, – подрагивающим голосом сказал Освальд. Глаза у него горели, воротник прилип к шее. – Раз этот ящик так хорошо защищен, то, что мне нужно, именно там. И советую тебе думать быстрее, пока его высочество на улице не убил какой-нибудь кусок карниза.
И Генри попытался разгадать еще одну загадку без условия, последнюю загадку Он посмотрел на сундук. Потом в окно, на соседний дом – прекрасный обветшавший дворец с резными дверьми и ставнями. А потом вспомнил испытание с Белым псом, фальшивую кровь и фальшивые черепа. Вспомнил Земли Ужаса, где мертвецы притворялись цветами – или, возможно, наоборот. Вспомнил иллюзии, которые заманивали каждого в свой дом. Все испытания, ведущие к Пределу, были основаны на умении отличать правду от подделки.
Генри подошел к сундуку и со всей силы толкнул его ногой. Тот упал на бок. Сундук был без дна – и совершенно пустой.
– Это фальшивка, – пробормотал Генри, удивляясь, как не понял этого раньше. – Это все фальшивка. Мы идиоты. Были так заняты исполнением желаний, что не подумали про самое главное. В легенде ведь говорилось: дойдя до Предела, узнаешь правду о том, кто такой Барс и откуда он пришел.
Он развернулся и пошел обратно на улицу, в бесцветные сумерки, к прекрасным и пустым домам. Каждое испытание проверяет одно качество, и до него наконец дошло, какое именно проверялось здесь, в городе: храбрость.
Вот чему его научили последние три дня: самая большая храбрость нужна, чтобы видеть правду. Правду о том, что Освальд одержим властью настолько, что переступит на своем пути через что угодно. Правду о том, что Эдвард искренне хочет умереть, чтобы вернуть любовь отца. Правду о том, что Роза каждую секунду их знакомства изображала идеальную возлюбленную из книжки. Правду о том, что мать Джетта выдумала для него отца-путешественника. Правда причиняет боль, и, чтобы решиться увидеть ее, нужно больше смелости, чем для победы над врагами.
И Генри, дрожа от страха, от усталости, от какого-то невнятного холодного предчувствия, сказал то, что должен был сказать сразу, как только попал в этот фальшивый город, город, который рушился как раз потому, что это место не могло так долго поддерживать иллюзию.
– Я хочу видеть правду. – Генри зажмурился. Конечно, Барс слышит его, он сейчас совсем близко. – Хочу тебя видеть, каким бы ты ни был. Покажи мне, откуда ты пришел.
А потом он медленно открыл глаза и увидел, как все вокруг оплывает, меняет очертания и становится таким, каким должно быть на самом деле.
Темнота упала на город резко, в секунду, будто то, что сдерживало ее, обращая в дневное небо, исчезло. Дома вокруг остались на своих местах, но превратились в закопченные, приземистые лачуги из старого дерева с пятнами мха на стенах. Воздух наполнился гарью, и под этим острым запахом Генри сразу учуял еще один: кровь.
На границах города дома горели, столбы пламени и дыма тянулись к небу, кто-то кричал, а потом Генри опустил глаза на мостовую и дернулся назад. Мостовой не было – просто утоптанная земляная улица, и она была покрыта неподвижными человеческими телами. Рядом с крыльцом лежала женщина в темной одежде с распущенными волосами, на животе у нее была рана, но Генри видел, как шевелятся ее пальцы, и сразу понял, что напомнила ему эта рука: пальцы мертвых в Землях Ужаса. На ступени крыльца лежал труп собаки с грязно-белой шкурой, и Генри узнал эту волчью морду с обвисшими щеками: Белый Пес из первого испытания, только обычного размера. И лужа крови рядом, на этот раз – настоящая.
Все здесь было наполнено мучительным, невыносимым страхом, и до Генри внезапно дошло: Земли Ужаса и это место – одно и то же. Генри шагнул ближе к остальным – все последовали за ним, как привязанные, когда он вышел на улицу, и теперь молча стояли рядом.
– Больше не похоже на игру, – выдавил Джетт, глядя на тела.
Генри повернулся лицом к дому, и все оказалось так, как он думал. Они стояли на широком полусгнившем крыльце, и это было то самое крыльцо, которое он видел в Землях Ужаса. Там дом был сожжен, оставалось только оно, но здесь дом еще стоял – деревянный, старый и тесный. Дверь была закрыта, Освальд, стоявший рядом, надавил на нее, но она не поддалась. Генри тронул бревенчатую стену рядом с ней. Запах гнилого дерева, пакля между бревнами. Точно такие же стены были у комнаты, которая выросла вокруг них в Землях Ужаса.
– Открывай, Джетт. Ключ подойдет, – хрипло сказал Генри, упираясь ладонями в дверь. – Вот это – настоящий Предел.
Но Джетт застыл с открытым ртом и не успел даже двинуться в сторону двери, когда вокруг что-то изменилось.
Шагов Генри не услышал, но сразу почувствовал того, кто появился у крыльца. Он никогда ни с чем не спутал бы это ощущение внезапного присутствия и не стал оборачиваться: что бы он ни говорил, ему было страшно увидеть Барса таким, какой он есть. Может, это просто бесформенная сила, которая разорвет их на клочки. А может быть, он похож на человека, но такого, каким был Огонь в Землях Ужаса, – с нечеловеческими жуткими глазами. Так что Генри просто ждал, глядя в стену перед собой и слушая треск дальнего пожара.