Константин Калбазов - Кроусмарш
Все же продолжая сохранять крайнюю осторожность, он приблизился вплотную к повозке и рассмотрел ее более внимательно. Весь ее вид говорил о неухоженности и заброшенности. Выцветшая парусина с потеками от множества дождей, которые раз за разом омывали ее, смывая слои пыли, раз за разом покрывавшей ее натруженные бока, прорехи в обветшалой ткани. Проржавевшие ободы колес и шкворни, смытая со ступиц смазка говорили о том, что эти колеса уже давно не проминали под собой землю. Возле повозок отсутствовали какие-либо следы, молодые побеги камыша росли вокруг повозок так плотно, что стебли, стремящиеся к солнцу и пробившиеся под повозкой, обвили ее, неестественно изогнувшись.
Нет, эти повозки появились здесь не вчера и даже не месяц назад. Но как так могло выйти, чтобы сразу несколько повозок остались брошенными посреди степи, которая отличалась крайней скудостью? Причем никаких останков тел среди них не было. Как они здесь оказались, почему были брошены?
Обойдя все вокруг, он насчитал двадцать повозок, и все они были в одинаковом состоянии, все с грузом, в основном это были мешки с зерном, но были и иные товары, немного пряностей, в одной из повозок он обнаружил большое количество наконечников для стрел, несколько доспехов, немного странных и непривычных. В общем, все говорило о том, что это был богатый караван. Почему же его бросили, загнав в эти густые заросли камышей? Вопрос без ответа. Но брат Адам и не хотел искать на него ответа, ибо что бы тут ни произошло, это брошенное добро было для него как манна небесная.
Большинство мешков было потрачено грызунами, часть из которых разбежалась в тот момент, когда он заглянул в одну из повозок, часть была безнадежно испорчена, немалое число сгнило или проросло, но какое-то количество вполне сухого и пригодного зерна он все же нашел.
При осмотре одной из повозок, сохранившейся лучше остальных, он нашел очень много полезного для себя. Имелось там несколько комплектов одежды, палатка из парусины, оружие, в отдельном сундуке продукты, которые явно были по качеству выше, нежели остальные, но только когда-то – сейчас они были безнадежно испорчены, покрылись плесенью и просто сгнили, но было и то, что не поддалось времени: мешочек с великолепной солью. Нашлись и кухонные принадлежности, среди которых оказался небольшой котелок, в котором вполне можно было готовить на одного человека, при этом он был легким и занимал совсем немного места. Обнаружилось и несколько странных ложек – странных потому, что они сильно отличались от виденных ранее, выполнены из бронзы, при этом были гораздо глубже, чем он привык, но и несколько уже: вероятно, чтобы было удобнее пользоваться при наличии клыков. Здесь же он нашел и огниво, чего ему сильно не хватало.
В другой повозке Адам нашел инвентарь походной кузницы. В этом мире это было нормой, так как необходимость в ремонте могла возникнуть в любой момент – подковать лошадей, опять же надеть на рабов ошейник, – так что кузня с запасом угля – это не было чем-то особенным, а простой необходимостью. Нашелся и запас дров: так как в степи таковой пополнить было несколько сложно, то дрова были распределены по всем повозкам. Они занимали не так много места, потому что их использовали только для приготовления пищи, иногда заменяя дарами степи, то есть жестким кустарником или перекати-полем, горели они довольно жарко, правда, и прогорали столь же быстро.
Ночью же путники кутались в специальные шкуры, сшитые особым образом, мехом вовнутрь, так что одна их часть служила ложем, а вторая одеялом, – они несколько напоминали мешки, но при этом одна сторона была сшита только наполовину. Адам неоднократно видел, как ими пользовались в караване. В скатке места они занимали немного и были легкими, так как были сшиты из хорошо выделанных шкур с подстриженным мехом. Один из мешков, который хорошо сохранился, он решил забрать с собой.
Он нашел много полезного – настолько много, что хотелось взять с собой столько, что не каждому орку было бы по силам. Это желание было вызвано отнюдь не жадностью, нет. Просто после перенесенных страданий, он, как и любой человек, хотел сделать свое путешествие более комфортным, но с грустью должен был признать, что взять ему под силу только малую часть.
Особенно он обрадовался обнаруженному арбалету, и что самое примечательное, арбалет был человеческой работы, а значит, он вполне мог взять его с собой. Обнаружил он и несколько ножей с хорошей балансировкой, что натолкнуло его на мысль о том, что ножи были метательными. К тому же у них отсутствовала рукоять как таковая – просто один из концов был незаточенным и обмотанным немного рассохшейся кожей, но в обновлении обмотка вовсе не нуждалась: эта вполне еще могла послужить. Всего таких ножей он нашел шесть, все безликие, так что и их он вполне мог принести в людские земли.
Неожиданно обрушившаяся на него манна небесная отвлекла его от нестерпимого чувства голода, но как только он немного успокоился, голод вновь дал о себе знать болезненным спазмом, сковавшим живот.
Устроившись поудобнее между повозками, он развел костерок, и сварил себе полный котелок каши, приправив ее хорошо сохранившимся в плотно закрытом глиняном горшочке жиром какого-то животного. Однако съесть он смог немного, так как желудок отозвался болью на полученную наконец долгожданную пищу.
Затушив костер, он с видимым удовольствием залез в теплый и мягкий мешок и впервые за долгое время с наслаждением и чувством сытости уснул. Конечно, это было рискованно, но и другого выхода у него не было: телу требовался отдых, а потом, он справедливо рассудил, что если эти повозки не обнаружили за столько времени, то шанс, что их обнаружат именно сейчас, не так уж и велик. К тому же он предпринял кое-какие меры предосторожности, устроив себе лежку в некотором отдалении от повозок и сжав в каждой руке по ножу. Сон у него был чутким, а случись кому пожелать заполучить его назад в рабство – он рассчитывал постоять за себя.
Насчет чуткого сна – это он сильно погорячился. Измученное многодневным переходом и наконец получившее возможность отдохнуть с комфортом тело его подвело. Проснулся он, когда солнце уже было в зените, и разбудили его солнечные лучи, устроившие пляску на его лице при помощи колышущихся на ветру стеблей камыша. Но зато он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.
Едва поднялся на ноги, кляня себя последними словами, как желудок требовательно заурчал: вчерашняя обильная пища была уже переработана, и он вновь ощутил сильное чувство голода. Организм быстро восстанавливал утраченные силы, но для этого ему нужна была пища. Что ж, с этим теперь проблем не было – не разносолы, но сытно. Впрочем, он еще не настолько оклемался, чтобы думать о разносолах.
