Шон Мур - Проклятье шамана
– Однажды, когда все это кончится, я бы хотела увидеть те земли, о которых ты говорил.
Конан согласно кивнул. Любое место, где он задерживался подолгу, заставляло его почувствовать себя узником. Слишком часто он покидал города, преследуемый целыми армиями. Но если бродяга решает уйти, почему бы ему не пополнить карман или уж по крайней мере не освежить впечатлений?
Крадунчик начал терять скорость, вызвав на лице Нионы недовольную гримасу. Старая раниоба подула в ракушку, перебирая пальцами отверстия на ее ребристой поверхности. Однако старания ее не были вознаграждены: теперь крадунчик терял не только скорость, но и высоту.
– Давакуба устал. Похоже, мы потеряли ятабу, – сказала Ниона упавшим голосом.
– Нет! Кезатти опустилась на ту скалу… Если нам придется плыть, то, клянусь Кромом, я готов к этому!
Шейра и Ниона также ее заметили. Издали она показалась небольшой, однако по мере их приближения реальные размеры скалы становились очевидными. Вчетверо меньше Ганаки, логово кезатти было скалистым островком, что поднимался над морем, словно каменная крепость.
Без малейшего предупреждения прозрачные крылья перестали биться. Конан успел набрать в легкие воздуха, прежде чем крадунчик и его оцепеневшие всадники нырнули в сверкающую воду.
Гребя так, как будто его преследовали все морские акулы, Конан поплыл к острову. Шейра старалась как могла, однако не поспевала за одержимым киммерийцем. Ниона осталась с Давакубой. Крадунчик был явно не в своей тарелке и лишь благодаря подбадривающему свисту продолжал держаться на воде.
Конан выскочил на берег, сжимая в руке меч. Укусы соли, разъедавшей раны, быстро прекратились, и хотя битва и заплыв давно изнурили бы любого, даже самого выносливого человека, усталость чувствовалась в его теле не дольше, чем капли воды на лице. С ловкостью горного архара он начал подъем на скалу. На полпути к вершине он посмотрел на Шейру, которая только что выбралась из воды.
Робко взглянув на стену, она поползла наверх. Ее восхождение не было столь же быстрым и гладким, впрочем, далеко не каждый человек на земле владел подобными навыками. Кроме того, безрассудная спешка киммерийца была обусловлена крайней необходимостью. Малейшая проволочка, и все, что он найдет наверху, – это останки выпотрошенного ятабы.
Миновав последний отвесный участок, он очутился на вершине. Осторожно заглянув через край, Конан обнаружил кратер. В нескольких футах от него виднелись следы крови, а рядом на плоском камне сверкало черное ожерелье.
Внезапный крик Шейры заставил его обернуться. На какой-то миг он стал свидетелем удивительного зрелища: за считанные секунды, прямо на его глазах, голая стена поглотила девушку.
Чертова спешка! Он не должен был ее оставлять. Наверняка она выбрала другой маршрут и наткнулась на пещеру… доверху набитую кезатти!
Конан подхватил ожерелье, наскоро обмотал вокруг шеи и, не раздумывая, заспешил вниз, как раз к тому, месту, где только что исчезла Шейра.
Как он и предполагал, в стене был проход – узкий черный туннель, едва достаточный, чтобы поместить человека; на каменном полу валялся ракушечный нож.
Конан ступил внутрь. Откуда-то издалека доносились звуки возни. Слабый рассеянный свет проникал сверху, обеспечивая хоть какое-то освещение. Неровные уступы покрывали стены пещеры; проведя по ним рукой, Конан обнаружил гнезда. Неожиданное обстоятельство заставило его отшатнуться: шершавые стенки гнезд были вылеплены не из глины и соломы, как он предполагал, а из больших человеческих костей вперемешку с другими костями, наверняка принадлежавшими кезатти.
Плавно повернув за угол, Конан понял, что туннель вел наверх: наверняка к тому самому кратеру, где он рассчитывал обнаружить ятабу.
Конан двинулся дальше, справа и слева от него простирались все те же пустые гнезда. Похоже, ятаба был прав: они уничтожили всех и самых последних представителей этой чудовищной расы.
Впереди коридор ширился и становился светлее. Конан замедлил шаг, держа наготове меч.
Туннель внезапно кончился, переходя в просторную комнату. Яркий свет струился из дыры в потолке – кратера, что он заметил сверху. Увиденное заставило его похолодеть.
Пол устилали сотни, нет, тысячи уродливых яиц, каждое размером с пивную бочку. Красная скорлупа некоторых из них была частично надтреснута. Конан заметил, что одно из яиц задрожало, прежде чем окончательно расколоться. Сморщенная голова новорожденного высунулась наружу, щелкая пока небольшим, но тем не менее острым клювом.
Чуть дальше на полу лежали распростертые тела ятабы и Шейры. Грудь вождя слабо вздымалась, вмиг оживив надежды киммерийца. Шейра тоже дышала.
Рядом с ними, спиной к Конану, сидела огромная птица. Она тужилась, потом выпрямлялась, и с мокрым хлопком появлялось новое, вымазанное в помете яйцо.
Новорожденный осмотрел и разорвал оставшуюся скорлупу. Он был размером со взрослого орла, хотя крылья казались недоразвитыми. Неуклюже покачиваясь, птенец заковылял к свежему мясу, которое ему только что принесла мать.
Конан видел достаточно. Размахивая мечом и давя ногами яйца, он бросился к королеве кезатти.
Птица повернулась на шум. От одного лишь взгляда ее красных, непостижимо человеческих глаз Конан оцепенел. В этих зрачках таилось тысячелетнее зло, а ненависть, которую они излучали, была столь интенсивной, что пронзила варвара до самого сердца. Теперь он понимал, что смотрел не просто на раскормленного до чудовищных размеров кезатти, а на сущего демона, порожденного самым черным курятником зла.
Причина столь безумного самопожертвования стервятников была теперь ясна. Королева-мать заботилась о своем выводке, который надо было во что бы то ни стало кормить.
Мгновение истекло. Кезатти атаковала стремительно, метя когтистыми лапами в лицо киммерийцу. Конан отпрыгнул назад, пещера наполнилась его боевым кличем. Он бросил ракушечный нож, засадив его под одно из крыльев. Птица вырвала его клювом и, оглушительно кудахтая, бросилась на врага.
Она была столь громадной, что даже высоко поднятый меч не мог дотянуться до ее шеи. А зловеще вытянутые когти были даже длиннее самого клинка. Когда она устремилась вниз, Конан бросился на пол, давя спиной яйца, Шейра заворочалась рядом и со стоном приподнялась на локтях.
Отчаянный взмах меча лишил кезатти лапы. От ее пронзительного крика у Конана чуть не полопались перепонки в ушах. Он ударил снова, отхватив на этот раз кусок красноперого бока. Это привело птицу в настоящую ярость!
Смерч крыльев и когтей пригвоздил Конана к стене. Не обращая внимания на раны, кезатти атаковала снова и снова, пока усталость и боль не заставили ее сдаться.
