Джулиан Мэй - Враг
Годы бежали, сливаясь в десятилетия, и мало-помалу бодрость и вера в скорую победу сменились разочарованием, неисцеляемой душевной усталостью. Опыты Марка оказались бесплодны, да и цель их все более и более утрачивала смысл. Где найти планету, на которой они смогли бы восстановить свои силы и снова ринуться в бой? Да и зачем? Время безжалостно к иллюзиям. «Кулликки» тоже разделила участь своих хозяев, впавших в отчаяние и тщетно пытавшихся развлечься. В каких только безумных предприятиях не довелось поучаствовать судну-работяге, каких только праздников не устраивали на его борту!.. Любители острых ощущений гонялись на шхуне за китами в заливе, куда впадала Миссисипи; испытывающие ностальгию по будущему ходили на шхуне к берегам Новой Англии – там со слезами на глазах осматривали местность, где им предстояло жить через шесть с половиной миллионов лет; свихнувшиеся на ужасах бездельники транспортировали на судне всевозможных первобытных чудищ, отловленных на Бермудах и помещенных в зоопарк на Окале. Любители острых ощущений едва не потерпели кораблекрушение во время извержения вулкана на Коста-Рике, за которым они, разумеется, непременно должны были понаблюдать. Потом пошла череда трагедий – и в них несчастному судну тоже пришлось сыграть свою роль. Вот один из наиболее памятных эпизодов: большая группа бывших бунтарей вместе с детьми совершила путешествие в Антарктику. И именно здесь, на увенчанном снеговой короной юге, жена Уолтера Соланж Форестер решила покончить с жизнью в «краю ледяного безмолвия»…
Вернувшись во Флориду из похода к Южному полюсу, Уолтер подарил шхуну своему сыну Вейко, а сам крепко запил. Молодой человек почти не заглядывал на палубу слишком большой для него игрушки и даже почувствовал некоторое облегчение, когда Хаген распорядился уничтожить судно. Как – это дело Саастамойненов, но только чтобы наверняка. Вейко отвел «Кулликки» к Сан Ки Хол и здесь решил поискать место глубиной не меньше ста пятидесяти метров. Однако потом на него нахлынули сентиментальные переживания. Погубить такое судно, с которым связано столько воспоминаний! Простит ли его отец, когда протрезвеет – ведь должен же он когда-то бросить пить! Настанет день, когда голова его снова будет светлой, очи не затуманены алкогольными парами, – и неужели он не увидит своей «Кулликки»?! Никогда больше не сможет поднять паруса?.. Младший Саастамойнен привел шхуну обратно к Окале и открыл кингстоны на восточной стороне залива Манчинил. Шхуна так удачно легла килем на песчаное дно прибрежной отмели, что при низком отливе из воды показывались верхушки ее мачт.
Естественно, что Марку Ремиларду не доставило больших трудов отыскать место затопления шхуны и поднять ее на поверхность. Стареющие революционеры подремонтировали и переоснастили судно, ведь из всей разношерстной компании яхт и мелких парусников, стоявших в гавани Окалы, одна только «Кулликки» по своим габаритам и грузоподъемности подходила для установки на ней большого церебрального генератора. Вот и оказалось, что без старой красотки обойтись невозможно, как, впрочем, и без ее вконец спившегося хозяина.
Беда невелика – Марк умел и любил работать. Судно быстро отремонтировали, Джеф Стейнбреннер тут же привел в чувство старика Уолтера… В способах не стеснялся. То-то радостно было бывшему адмиралу космического флота встать к штурвалу своей любимицы, чтобы отправиться на охоту за собственным сыном! И за детьми других, якобы обрадовавшихся, ощутив близость желанной цели, поселенцев… Раздались слова команды – загрохотала якорная цепь, затрепетали на легком ветру треугольные паруса, служившие одновременно мощными солнечными батареями. Уолтер сам стал у руля и взял курс на отдельно возвышавшуюся скалу – там проходил фарватер. Скоро «Кулликки», послушная, легкая на ходу, уже неслась по волнам, поднятым свежим бризом на Гольфстриме. Его товарищи собрались на палубе; тяжесть прощания с островом – с родиной? – передалась всем находившимся на борту. Никто не услышал стон, вырвавшийся у Уолтера и полетевший через океан, на восточный край Атлантики. Экстрасенс Саастамойнен был никудышный, но он так надеялся, что его вопль долетит до детей, предупредит их. Может, Вейко теперь поймет, что он натворил.
«Если бы ты набрался мужества в тот день! Если бы понадежнее похоронил „Кулликки“!.. Почему ж ты, молодой парень, не сделал то, на что у меня, старого пьяницы, никогда не хватило бы решимости. Тогда твоя мечта о возвращении в будущее могла бы осуществиться… Знай, Вейко, мы уже вышли в море. Нам не позволят допустить, чтобы вы выполнили свой план. Марк говорит, что хотя дети, возможно, и исполнены самых благородных чувств, но большинство из наших считает, что мы не имеем права рисковать. Скройся, Вейко! Возьми с собой Ирену, возьми с собой кого пожелаешь и поищи надежное убежище. Будь наготове!.. „Кулликки“ уже взяла курс на Европу, она несет с собой смерть».
Мысленный мучительный крик ушел в эфир незамеченным. Никто из сорока двух человек, находящихся на борту, не стал прислушиваться к жалобам старого алкоголика. Его товарищи очень деликатны в личных вопросах. Дело есть дело – детей необходимо вернуть любой ценой, однако лезть в душу соседа нельзя.
Первые дни большинство беглецов отдыхало после суматошных, бессонных недель, когда пришлось готовиться к походу. Грусть по поводу обрубленных корней скоро прошла. Ушли прочь страхи, сомнения, все было зыбко в этом лучшем из миров – пример тому вечная и непостоянная морская стихия. Члены экипажа постепенно вспоминали забытые навыки, привыкали к командам, несению вахт, пассажиры жарились на прокаленной солнцем палубе, лениво наблюдали за стремительным полетом летучих рыб, следующих в кильватере корабля. Те же, кому претило безделье и созерцательность, взбирались на мачты и сверху наблюдали за длиннокрылыми фрегатами, кружащими в синем небе. Под ногами время от времени хлопали паруса… Лицо обдувал свежий морской ветер…
В эти беззаботные дни пожилые усталые революционеры приступили к тренировкам нанесения единого психокинетического удара. Сначала они освобождались от всех посторонних мыслей – руководство, выбор цели были полностью доверены Марку и десяти его наиболее твердым последователям, – затем надлежало слиться в некое единое целое, в некую могучую метапсихическую единицу… Но ничего не получалось – прикасаясь друг к другу душами, они невольно растворялись в чем-то более широком, более сущем, более одухотворенном, чем та цель, которую они собирались поразить. Злобы к родным детям не было, ментальный удар получался слабым, размазанным, даже парящего над палубой фрегата бывшие революционеры подбить не могли.
