Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая
— И всего-то?! — голос Юджина был удивлённым, и я его понимал — поляна была большой. — Это даже нечестно как-то…
— Нечестно, — согласился Басс, — надо было Олегу ещё ноги стреножить…
Я вытянул руку и поймал брошенную палку. Сказал в темноту:
— Спасибо, Тань… Ну что?
— Начали! — гаркнул Басс.
Стало тихо. Исчезли человеческие звуки. Несколько секунд я стоял на месте.
Мне было смешно.
Юджин крался мне за спину по краю поляны. Я развернулся к нему; трава зашуршала, я прыгнул вперёд. Шаг в сторону… броско вперёд… броско влево… палку вправо… ага! Я выставил ногу, Юджин, кравшийся мне под руку на корточках, отшатнулся… и я коротко ударил его в колено. Не сильно, но больно — Юджин вскрикнул и сердито завопил:
— Нечестно! Он видит! Нечестно жееее!!!
Кругом засмеялись. Я, тоже смеясь, сдёрнул повязку. Юджин, явно с трудом удерживая слёзы, стоял на одной ноге, держась за колено. Без малейшего раздражения я подал ему повязку:
— На. Попробуй, — он приложил повязку к глазам и. понурившись, вернул её мне обратно. — Я не вижу, но слышу и ощущаю, — пояснил я. Юджин сердито сопел. — А хочешь попробовать взять реванш?
— Я же не увижу ничего… — пробормотал он.
— Да не в этом, — я бросил Танюшке палку и повысил голос: — Дайте-ка кистень! — мне перекинули кистень — гранёную гирьку на двухметровой кожаной плетёнке с петлёй под руку. Я протянул оружие Юджину; тот его растерянно взял и выжидающе посмотрел на меня. — Не подпускай меня к себе, — пояснил я. — Как хочешь. Можешь бить, хлестать, вертеть кистень, как угодно. Только чтобы я не подошёл.
— Ого… — Юджин взвесил гирьку. — А если я попаду? Она тяжёлая…
— Попадёшь — так попадёшь, — весело согласился я, отходя. — Ну? Давай, начали!
Секунду Юджин сомневался… но потом кистень в его руке закрутился. Крутил он его быстро, однако — в одной плоскости, вертикально справа. Я метнулся влево. Юджин попытался сместить ось вращения, кистень врезался в землю, взрыв её фонтаном… Я перекатился ближе через плечо — кистень свистнул над мной, а я, вновь пнув Юджина ногой в уже пострадавшее колено, другой подсёк его сзади и, прыжком вскочив, перехватил ремень кистеня. Оп! Петля легла на запястья. Оп! Вторая охватил шею.
— Всё очень просто, — я раскланялся и, выпустив ремень, пошёл обратно к блокноту, бросив через плечо: — Продолжаем занятия. Развяжите, парня…
…Юджин догнал меня уже когда я уселся и взял блокнот. Он сел рядом, потирая колено:
— Больно…
— Наверное, — согласился я, — только в бою сделают в сто раз больней. А точнее — просто убьют. Особенно если не негры, а наш брат белый отморозок.
— Мне никогда так не научиться, — Юджин сердито сопел.
— Это куда проще, чем кажется, — возразил я и вновь (не без тайного удовлетворения) отложил блокнот. — Понимаешь… Я никогда в жизни компьютера не видел…
— Ни разу?! — ужаснулся Юджин.
— Ага, — весело подтвердил я. — Вот ты старше меня и, если брать чисто физически, сильней. А я тебя сделал, как маленького, потому что… Видел, как щенки или волчата возятся? Они не играют. Они жить учатся. То же самое и здесь. То, что ты назвал «детскими играми» — это складывалось тысячелетиями как народный опыт борьбы с враждебным окружающим миром. А ты… да и мы в какой-то степени, хотя и меньше… привыкли, что мир вокруг стабилен и предсказуем. Мы забыли о реалиях. Об играх волчат, в которых и растут волки. Тут, Юджин, нельзя быть компьютерщиком. Можно — только волком в волчьей стае. А ты пока даже не волчонок… Жмурки, салки, прятки… лапта — кажется, это бейсбол по-вашему… Бокс, наконец, драка на палках. Вот наши игры, и скучать тут просто некогда. Если, конечно, ты умён и жить хочешь.
— Ты никогда не скучаешь? — спросил Юджин. Он смотрел на меня с открытым ртом.
— Уже давно, — ответил я. — Несколько лет назад ещё иногда хандрил. А до этого, в начале… да, скучал, и сильно.
— Но ведь… — он запнулся, но я понял, что хочет сказать американец.
— Да, мы все всё равно умрём… Но я человек. И не собираюсь умирать без борьбы. Я считаю, Юджин, что даже за короткую жизнь надо бороться. Изо всех сил. Я боролся. И буду бороться. А ты решай для себя. Это легко — решить. Делать — вот что трудно. Очень.
— Ты будешь меня учить? — спросил Юджин.
— Время, — развёл я руками. — Но Сергей тебя научит даже большему, чем умею я. Значит, ты решил?
— Решил, — кивнул тот.
Александр Елин
Кто сказал, что страсть опасна, доброта — смешна?
Кто сказал: «Другие времена!»?!
Как и встарь, от ветра часто
Рушится стена —
Крепче будь —
и буря не страшна!
Встань!
Страх преодолей!
Встань в полный рост!
Встань
На земле своей —
И достань рукой
до звёзд!
Кто сказал: «Один не воин, не величина!»?!
Что в наш век отвага не нужна?!
Мир жесток и неспокоен,
За волной волна…
Не робей —
и не собьёт она!
Кто сказал: «Живи покорно, не ищи руна,
Не летай и не ныряй до дна!»?!
Сталь легка, судьба проворна —
Грош тому цена,
Кто устал
и дремлет у окна!
Кто сказал: «Борьба напрасна — зло сильней добра!»?!
Кто сказал: «Спасайся — вот нора!»?!
Путь тяжёл, но цель прекрасна,
Как огонь костра!
Человек! Настал твой час!
Пора!
Встань!
Страх преодолей!
Встань в полный рост!
Встань
На земле своей —
И достань рукой
до звёзд!
РАССКАЗ 19
ДАЛЕКА ДОРОГА ТВОЯ…
Мёртвой свастикой в небе орёл повис.
Под крылом кричат ледяные ветра…
С.КалугинСнег пошёл ночью, когда мы с Сергеем спали недалеко от широкого чёрного ручья. Собственно, на это походило ещё со вчерашнего утра, когда мы вышли из лагеря — небо наглухо зашторило сплошным пологом туч густо-свинцового цвета. День прошёл в глухой тишине, а ночью, проснувшись, я увидел, как медленно падают крупные хлопья. «Снег,» — подумал я и, плотнее завернувшись в плащ, уснул снова…
…Когда я проснулся утром, снег уже перестал, но небо по-прежнему было цвета свинца. Гладкие гранитные валуны снег то ли не сумел покрыть, то ли они обтаяли, но в остальных местах он лежал ровным покровом. Мой плащ по краю прихватило к земле морозом. Я с треском отодрал его и сел.
Было не так уж и холодно — градуса два мороза, не больше. На снегу лежали куртка и сапоги Сергея, он сам сидел на одном из валунов на корточках и умывался.