Леонард Карпентер - Конан Великий
Увидев же пассажиров колесницы, Конан и вовсе застыл, раскрыв рот. За спиной чуть живого возницы, поддерживая закутанную в плащ сгорбленную фигуру незнакомой королю женщины, сидела королева Зенобия собственной персоной.
Охрана поприветствовала Конана, и граф Просперо, спешившись и встав на одно колено, обратился к нему:
— Ваше величество, королева принесла вам не терпящие отлагательства известия. Я не знаю, какие заклинания витают в этом месте, делая само небо над ним незнакомым и чужим, но я счастлив, что мы все же нашли вас.
Конан подбежал к колеснице и обнял Зенобию. Та, лишь на миг прильнув к его груди, высвободилась из объятий и сказала:
— Конан, любимый… Мы примчались сюда галопом из самой Тарантии. Скольких лошадей мы загнали до смерти! Чего стоил нам путь по этому перевалу… Но ты должен знать правду о… Нет, не я должна сказать тебе это, а она. — Королева показала на свою спутницу, сидевшую, прислонившись к борту колесницы.
Измотанная дорогой, уже немолодая женщина теперь показалась Конану знакомой. Сравнительно свежий шрам пересекал ее лоб, печать страданий делала лицо женщины старше ее возраста…
— Мое известие касается и Амиро, — слабым голосом произнесла она.
Конан, уверенный в том, что уже слышал где-то этот голос, посмотрел на Зенобию. Королева кивнула, и киммериец обернулся к неподвижно стоящему поодаль принцу:
— Эй, Амиро, подойди ближе! Эта новость касается нас обоих, как утверждает моя жена.
Амиро скривил губы в улыбке:
— Чего захотел! Нет, меня так просто в ловушку не заманишь.
Конан нетерпеливо тряхнул головой:
— В отличие от тебя, я отвечаю за каждое свое слово. Слушайте все! Я, Конан — король Аквилонии, гарантирую принцу Амиро безопасное пребывание среди моих подданных. Ну что, веришь мне?
Поколебавшись, Амиро все же подошел к колеснице, и провожаемый внимательными взглядами аквилонской стражи. Увидев сидящую женщину в длинном черном плаще, принц воскликнул:
— Ватесса! Служанка моей матери, нечаянная жертва борьбы против коварного варвара-киммерийца!
— Точно! — вспомнил наконец Конан. — Это же ты, Ватесса! А я думал, что этот мерзавец убил тебя.
Король вежливо склонил голову, да и принц Амиро неподдельно добрым взглядом окинул знакомую ему с детства женщину, ласково погладив ее по руке.
Служанка, облизнув потрескавшиеся губы, хрипло, но достаточно громко сказала:
— Моя госпожа умерла, не открыв вам этого… Но я не могу уйти из этого мира и унести свою тайну с собой в могилу…
Крепко сжав руку принца, Ватесса произнесла:
— Амиро, узнай же: Конан — твой отец!
Затем ее взгляд застыл на суровом лице киммерийца:
— Конан, Амиро — твой сын!
Оба правителя, пораженные, замерли на месте, стараясь не выдать нахлынувших на каждого из них чувств. Их глаза встретились и уже не могли оторваться друг от друга.
— Амиро, возможно ли это?.. — прошептал Конан.
— А что, почему бы и нет… — хрипло ответил Амиро и вдруг воскликнул: — Какой же я был дурак! Сколько я выяснял, шпионил, вынюхивал все обо всех при хорайском дворе! Сколько я искал своего отца — и все напрасно! Но наконец — свершилось! Свершилось — я наконец-то смогу убить тебя!
Резко размахнувшись, Амиро занес меч над головой Конана. Лишь молниеносная реакция спасла киммерийца — он успел отскочить в сторону. Меч кофийца просвистел в воздухе и ударился о борт колесницы.
Мгновения, потраченного Амиро на то, чтобы освободить застрявший в толстой доске клинок, оказалось достаточно, чтобы Конан тоже обнажил свой меч. В следующую секунду два правителя, два опытных и умелых воина, два заклятых врага закружились по двору древнего храма в смертельном танце под аккомпанемент лязга металла.
Аквилонские придворные, исполняя приказ короля, не вмешивались в бой, хотя и понимали, что противник Конану достался не из легких. Ватесса упала в обморок, увидев, какую ярость вызвали ее слова. Зенобия тоже едва держалась на ногах, опираясь на руку Публио.
Амлуния же, наоборот, казалось, была восхищена таким лихим поворотом сюжета. Радостно возбужденная, она всячески подбадривала Амиро, в то время как Делвин восторженными криками встречал каждый удар своего господина.
Амиро сражался не на жизнь, а на смерть. Ему удавалось сильно теснить Конана, заставляя того лишь защищаться, и этот успех только воодушевлял принца.
Конан же, к своему удивлению, обнаружил, что не имеет ни малейшего желания убивать своего противника. Инстинкт, древнее, чем чувство мести или понятие чести и королевского величия, сделал свое дело. Отец не мог убить сына. Но, увы, — Конан видел, что Амиро, полный юношеского гнева, не внемлет ни голосу разума, ни зову крови.
— Сынок! — крикнул Конан, отступая на шаг, чтобы избежать очередного режущего удара. — Не подобает так встречаться сыну и отцу. Я предлагаю тебе перемирие!
— Кобель блудливый! Наплодил ублюдков без роду, без племени! — Принц продолжал наступать, но тут Конан удачно отбил его клинок, оставив Амиро на миг беззащитным и открытым.
Осознав это, принц лишь крикнул:
— Ты убил мою мать, так убей же и меня!
— Я клянусь тебе, что не убивал ее, — сказал Конан и, вместо того чтобы нанести смертельный удар, отошел еще на шаг. — Если ты поклянешься мне в том же, нам не в чем будет обвинять друг друга!
— Не в чем обвинять? — Крик Амиро перешел чуть ли не в визг. — Подонок, я сам — твое обвинение! — Амиро вновь перешел в атаку, продолжая говорить: — Почему ты оставил мою мать, оставил меня безотцовщиной? Она оказалась безо всякой защиты, с младенцем на руках. Где, где ты был тогда и потом?!
Конан вдруг почувствовал, что очередной удар кофийца был не настолько точен и вымерен, как предыдущие. С удивлением он обнаружил, что в глазах юноши застыли слезы. Еще несколько мгновений, и, быть может, удастся обезоружить Амиро…
Громоподобные звуки донеслись от бассейна, заставив всех присутствующих вздрогнуть, а обоих бойцов — прервать поединок. Огромные пузыри вздувались и лопались на черном зеркале, оглашая божественное повеление:
— Сражайтесь и убивайте! Могучие правители, не забывайте: победителя ждет награда — власть! Власть над всем миром!
Над поверхностью бассейна появилась черная многорукая фигура, сжимающая в костлявой ладони одной из конечностей меч, которым она ударила о появившийся в другой многосуставной конструкции щит. В месте соприкосновения древнего клинка и щита в воздухе блеснули сверкающие, словно россыпь самоцветов, искры.
Затем над площадью прокатился громкий отчаянный стон. Оба бойца непроизвольно поглядели в сторону, откуда он доносился.
