Павел Корнев - Падший
Подобные скользкие типы никогда не нравились мне, а сильный акцент, характерный для южных штатов объединенных колоний Нового Света, и вовсе раздражал, поэтому я отказался, не слишком заботясь о вежливости.
– Пожалуй, не стоит.
Ни сниматься на камеру, ни записывать речь на фонограф я не собирался.
– Но почему? – изумился кинохроникер. – В этом нет ничего сложного…
Я без особого труда ухватил обрывок чужого страха, улыбнулся и доверительно сообщил:
– Вы хотите остаться с засвеченными пленками? При съемках сиятельных такое случается сплошь и рядом.
Мой выпад угодил точно в цель: кинохроникер заметно вздрогнул и даже слегка побледнел. Он скомканно распрощался со мной и отправился восвояси. А я отправился на поиски Лили.
Но первым отыскал ее отца. Точнее, это Джордж на меня наткнулся.
– Лев! – встопорщил усы маркиз. – Вижу, подобные сборища вам не по душе?
– Чувствую себя не в своей тарелке, – признал я очевидное.
– Я тоже, – хитро улыбнулся Джордж и потянул меня за собой. – Но открою секрет, у светских раутов есть одна немаловажная особенность – они дают возможность познакомиться с интересными людьми. Позвольте мне представить вас устроителям…
Я ни с кем знакомиться не хотел, но поскольку сейчас мои желания никакой роли не играли, покладисто кивнул и вслед за маркизом вышел из дома через распахнутую настежь заднюю дверь. По петлявшей среди аккуратно подстриженных кустов тропинке мы прошли к беседке, увитой густыми зарослями плюща; внутри у переносного столика с напитками попыхивали сигарами два господина, солидных и, безусловно, преуспевающих. Такое наметанный глаз отмечает сразу: пошитые на заказ костюмы, золотые зажимы для галстуков и запонки с бриллиантами, аромат дорогого одеколона, уверенные жесты.
При этом они были полной противоположностью друг друга. Один – коренастый и бритый налысо, с круглым лицом и мощной бульдожьей челюстью. Другой – высокий и стройный, со спокойным лицом уверенного в собственных силах человека и тонкими пальцами музыканта. Он был сиятельным, его собеседник – нет.
– Господа! – привлек к нам внимание маркиз. – Позвольте представить друга моей дочери. Лев, уже практически член нашей семьи! – И он указал сначала на одного, потом на другого. – Джозеф. Адриано.
Но я знал это и так. Именно их мы с Лилианой видели на площади Максвелла в наш первый визит в ресторан. Джозеф Меллоун и Адриано Тачини. Миллионер и архитектор. Не хватало лишь режиссера-постановщика.
– Угощайтесь, господа! – указал на стол Меллоун.
Маркиз откинул крышку деревянного ящичка, достал сигару и принялся раскуривать ее. Я ограничился стаканом содовой.
– Не курите? – удивился миллионер.
– И не пью, – подтвердил я.
– Вы скучны!
– У меня хватает других недостатков.
Джозеф Меллоун вежливо улыбнулся и повернулся к маркизу.
– Мы как раз обсуждали отправку флота в помощь восставшим Рио-де-Жанейро. Джордж, что вы скажете по этому поводу? Я как житель колоний всецело поддерживаю эту операцию, а вот Адриано убежден, что стоило усилить наш флот в Иудейском море и Персидском проливе.
Маркиз раскурил сигару, выдохнул дым и ответил с истинно дипломатической уклончивостью.
– Утрата контроля над югом Нового Света представляется мне величайшей неудачей императора Климента, но на текущий момент шансы нанести поражение ацтекам военными методами весьма невелики и следует использовать все возможные средства для ослабления этих кровожадных дикарей.
– Джордж, вы «за» или «против»? – не выдержал архитектор.
– Зачем же загонять себя в столь узкие рамки? – улыбнулся маркиз и принялся выбирать коньяк.
– Все с вами ясно, Джордж, – хмыкнул Джозеф Меллоун и ткнул сигарой в меня. – А вы что скажете по этому поводу, молодой человек?
– А что вы хотите услышать? – не стушевался я. – Политические оппоненты ее величества выразят недовольство в любом случае. Отправку флота в Новый Свет они называют неприемлемой из-за роста напряженности в Иудейском море. В противном случае они критиковали бы выжидательную позицию властей и лили крокодильи слезы, оплакивая брошенный на произвол судьбы Рио-де-Жанейро. Лоялисты в своих воззрениях еще более предсказуемы.
– Да вы циник, Лев, – покачал головой миллионер.
– Политические оппоненты ее величества давно в Сибири, – скривился архитектор и вдруг хлопнул себя по лбу. – Да, господа! Ее высочество почтит своим присутствием гала-концерт!
– Тоже мне новость, – важно пыхнул дымом Меллоун.
Я взглянул на встроенный в циферблат хронометра календарь и решил в день прибытия кронпринцессы Анны сказаться больным и дом не покидать. А лучше – разобраться со всеми делами и уехать из города до этого замечательного события.
В этот момент в беседку заскочил растрепанный господин с зачесанными назад, дабы скрыть лысину, жидкими прядями волос. Глаза его лихорадочно бегали из стороны в сторону, не задерживаясь ни на чем дольше чем на пару секунд, а сильный запах абсента чувствовался даже с расстояния трех шагов.
– Никто не видел Альберта Брандта? – выпалил смутно знакомый мужчина. – У меня для него пренеприятнейшие известия!
– Что опять стряслось, Франц? – поинтересовался Джозеф Меллоун со смесью снисходительности и раздражения.
Франц поежился и выпалил:
– Ида Рубинштейн окончательно отказалась выступать под декламацию Брандтом своей новой поэмы!
– Это не для него пренеприятнейшее известие, а для вас и для меня, господин Рубер! – прорычал миллионер, влил в себя коньяк и со злостью хлопнул бокалом о стол. – Я просил сделать все по высшему разряду, неужели это так сложно?! Вы были не ограничены в средствах!
– А я сразу говорил, что это пустая затея, – подлил масла в огонь архитектор. – Ида сейчас работает с Дебюсси над переосмыслением мифа о святом Себастьяне.
– Да кого в наш просвещенный век интересуют эти сказки! – вскричал режиссер. – Я так на нее рассчитывал! Теперь уже не успеть договориться ни с Павловой, ни с Дункан!
– Проклятье! – выругался Джозеф Меллоун и злой как черт выскочил из беседки.
Смущенный режиссер поспешил следом, но в дверях его перехватил Адриано Тачини.
– Постойте, мой друг. У меня есть небезынтересная идея…
И они вышли в парк, оставив нас с маркизом в беседке одних.
– Ох уж эти люди искусства! – рассмеялся Джордж. – С ними не соскучишься! Жизнь бьет ключом, обожаю! Просто обожаю!
Я кивнул. Маркиз затушил окурок сигары, и мы отправились в особняк, где все шло своим чередом. Женский хор уступил место оркестру, и публика почтительно внимала незнакомой мелодии.
