Плохая война - Конофальский Борис

Волков молчал и думал, и мог с уверенностью сказать лишь то, что это все выглядит странным. Смерть Рёдля, ранение барона, дядя, что печется о его выздоровлении и никого к нему не допускает, и история с несуществующим доктором.

– Ну а сам ты что думаешь по этому делу? – наконец, спросил он у переминающегося с ноги на ногу Сыча.

– Давайте, экселенц, я вопросы задавать буду, а вы станете отвечать. Я всегда так для себя делаю, коли что неясно.

– Задавай, – согласился кавалер.

– Ранение у барона было? – сразу спросил Фриц Ламме.

– Многие видели, арбалетный болт попал ему в лицо, когда он забрало поднял.

– Кавалер, дружок его, был цел и невредим, когда увозил его?

– Кажется, так.

– А потом вы нашли кавалера без головы и доспехи барона недалеко от лачуги отшельника?

– Бертье нашел.

– Значит, раненный тяжко барон в одиночку… – Сыч поднял палец вверх. – В одиночку добрался до своего замка? Но ранение было столь тяжело, что родственник барона вас до него не допустил? И с врачом поговорить не дал?

– Да, не дал поговорить с врачом и в замок не пустил, – соглашался Волков.

– Но врача, кажется, в замке никто не видел, – уже не спрашивал, а почти утверждал Фриц Ламме.

– И что же из всего этого следует? – спросил кавалер.

– Что кто-то тут врет. А врет, я думаю, дядя барона. Вот одно непонятно – зачем? Вернее, это-то понятно. Может, барон помер, а может, и не болел, и старик не хотел, чтобы вы о том прознали. Но вот зачем он это скрывал – вот это и есть главный вопрос.

Волков понял, что ему придется опять ехать к замку барона и уже без обиняков поговорить с господином Верлингером, потребовав от того видеть барона живого или мертвого, и уже после сказал Сычу:

– Ладно, ступай пока. Отдыхай. Потом еще для тебя работа будет.

Но Сыч не был бы Сычом, если бы ушел сразу.

– Экселенц… – Он смущенно улыбнулся.

Волков прекрасно знал, что будет дальше, и молчал.

– Экселенц, эти дуболомы барона отняли у нас все деньги, нам с Ежом и жить не на что.

Скорее всего, он врал насчет денег. Кавалер совсем ему не доверял, но все-таки Волков полез в кошель и, достав оттуда монету, кинул ее Сычу.

– Талер? Один? – искренне удивился Фриц Ламме.

– Мужицкая семья на талер два месяца живет, – отвечал Волков.

– Так разве мы с Ежом мужики? Нам простыни нужны, еда хорошая. Я трактирщику и так должен.

– Перед отъездом я дал тебе кучу серебра.

– Так отняли, экселенц, отняли! – Сыч даже руки к груди приложил для правдоподобности.

Но Волков ему не верил.

– Убирайся!

– Эх, экселенц, очень мне обидно, что вы мне не верите, – вздохнул Фриц Ламме и нехотя повернулся к двери.

Племянник Бруно Фолькоф в тот же день, как и обещал дяде, писал купцу Гевельдасу в Лейдениц, и тот, к счастью, оказался там. И сразу ответил – утром следующего дня письмо оказалось у Бруно. Купец писал, что встретиться с кавалером для него большая честь и что он готов в любое время. Волков тоже тянуть не собирался, и уже сразу после завтрака и разговора с Сычом он с племянником, его компаньоном Цеберингом, а также с Увальнем, Гренером и фон Клаузевицем отбыл к амбарам. Максимилиана он не взял, к большому удивлению того. Кавалер сказал знаменосцу готовиться к свадьбе Урсулы.

Гевельдас приплыл с того берега реки сразу, как только узнал, что кавалер ждет его у пристани. Волков был с купцом приветлив. Даже не побрезговал и протянул тому руку, ничего что купчишка. За такого же, только побогаче, он племянницу выдавал. Купец пожал руку рыцаря с большим почтением. Но больше церемониться кавалер с ним не стал, сразу перешел к делу:

– Знаете, что веду войну с кантоном?

– Об этом на реке все знают, до самого Хоккенхайма слухи доходят. Даже там все удивляются вам!

– А я знаю, что вы часто бываете в Рюммиконе и Милликоне, говорят, и в столице кантона Шаффхаузене бывали.

– Дело мое купеческое подразумевает постоянные разъезды, – заметил Гевельдас.

– Это хорошо, хорошо, – продолжал кавалер, отводя купца от всех остальных, – понимаете, остался я без ушей и без глаз на том берегу, были у меня там людишки, да по глупости сгорели, насилу из тюрьмы их вызволил.

Глаза купца округлились, понял он уже, куда клонит знаменитый в этих местах человек. И стало ему оттого нехорошо, купец уже думал, как кавалеру отказать, но пока продолжал слушать.

А Волков, словно и не замечая испуга собеседника, сказал:

– Хочу, чтобы вы нашли на том берегу верных и глазастых людей, чтобы видели всё и слышали и через вас мне передавали, чтобы я каждый день к завтраку знал, что там творится. – Теперь он, кажется, заметил испуганное лицо купца и, засмеявшись, добавил: – Полно вам, полно, отчего же вы одеревенели?

– Признаться, с должностью такою я не знаком, – произнес, чуть запинаясь, господин Гевельдас. – Боюсь, что толку от меня в деле таком будет мало.

– Нет, не будет мало, любой купчишка всегда хороший шпион, и видит все и слышит, и с людишками толковать, коли нужно, умеет. Вы справитесь. И чтобы не думали вы, что я попросту принуждаю вас, так я вам взамен предложу дело, что сулит вам большие выгоды.

– Какое же? – без всякого интереса спросил купец.

– Купцы из кантона хотят мне сюда уголь и лес возить, да не могут: война. И мои купцы не могут в кантон ездить – боятся. А вам никто не запретит, никто вас не упрекнет. Все перевозки вам отдам. А мне нужно две тысячи корзин угля сюда до весны перевезти, сие уже немало, и это только уголь, не считая досок, бруса, теса и всего прочего. Так что в накладе не останетесь.

– А что же мне нужно делать будет? – Купчишка все-таки боялся, не хотел заниматься сомнительным делом.

– Да пустяки, умного и нет там ничего. Просто по кантону ездишь – слушай да смотри, смотри да слушай. Где военных увидал, так там и постой, поговори с кем-нибудь. Разузнай, нет ли лагеря рядом. А лагерь нашел, так вокруг него посмотри, кто да откуда, свои ли, чужие, посчитай подводы, а не можешь – так хоть палатки посчитай, узнай, кто старший у них, запомни, какие флаги над лагерем, какие гербы. Но и то не главное. Главное – найти людей, чтобы все это сами рассказали. И лучшие для такого дела люди – это писари городские. Людишки они мелкие, до серебра жадные и всегда всё знают. Вот с ними лучше и завести дружбу. А для дружбы такой… – Кавалер достал небольшой кошель. – Вот. Тут десять гульденов для начала. Можно завести таких людей парочку, одного в Рюммиконе, другого в Милликоне. А еще лучше такого писаря купить, что в столице при консулате состоит.

Купец машинально взял кошелек и продолжал стоять с разинутым от ужаса ртом, слушая Волкова, а когда тот закончил, спросил:

– А что же будет, если меня схватят?

– Тюрьма, – сразу ответил кавалер. – И вам туда лучше не попадать. Мои людишки крепки были, не чета вам, но и они едва живы вышли из застенков.

– Тогда… Тогда… – Купец попытался вернуть деньги кавалеру. – Уж лучше мне отказаться.

Волков денег у купца не забирал, смотрел на того угрюмо. До сих пор он говорил с ним хорошо, но тут переменился сразу, заговорил голосом холодным, тоном злым, тем тоном, которого так все боятся:

– Женат?

– Женат, женат, и дети имеются.

– Дом есть?

– Есть, есть.

Волков повернулся к своим людям и крикнул:

– Сколько у него барж?

– Две, – сразу откликнулся Михель Цеберинг.

– Придется тебе, купец, все тут бросать да ехать в другие места, если помочь мне не намереваешься.

– Отчего же? – спросил господин Гевельдас.

– Оттого, что заберу я у тебя обе баржи, а еще поставлю заставу на повороте реки, посажу в ту заставу солдат с сержантом, и они все проплывающие баржи проверять будут, чтобы больше тут товары не возил. И всех, кто для тебя товар будет возить, я тоже стану грабить. Купчишки про то узнают, и никто связываться с тобой не захочет. Вот почему тебе отсюда уехать придется.