Джон Норман - Бродяга Гора
— Твоя рабыня жаждет ублажить тебя, господин! Умоляю! Умоляю!
Я встал и посмотрел на нее сверху вниз.
— Я рабыня, господин! Возьми меня!
Резко схватив девушку за плечи, я вытащил ее на середину комнаты и поднял над собой, любуясь рассыпавшимися по нагому телу распущенными темными волосами. Потом я опустил ее, но так, что пальцы ног лишь слегка коснулись пола, и внезапно грубо встряхнул.
— Господин! — в испуге воскликнула Беверли, — Чем я не угодила тебе?
Не ответив, я снова оттащил женщину к кровати и, как только она почувствовала под ногами меха, щелкнул пальцами. В тот же миг связанная красавица упала передо мной на колени и подняла голову, хотя повязка не позволяла ей ничего увидеть.
Я молча смотрел на нее. На мисс Беверли Хендерсон, самую прекрасную и желанную женщину, какую я когда-либо знал. Связанная, обнаженная, она стояла на коленях у моих ног.
Трудно описать переполнявшие меня чувства, бурные, дикие, примитивные, более подобающие дикарю, чем цивилизованному человеку. Великолепные, всеподавляющие чувства, на уровне инстинкта раскрывающие подлинную суть мужского начала по отношению к женскому. Мог ли я отвергнуть зов своей крови? Мог ли я отвергнуть требования своей мужской сути? Это казалось невозможным! Мясо мамонта снова жарилось на вертеле в первобытной пещере. Снова, как и десять тысяч лет назад, кремень высекал искры, когда мощные волосатые руки придавали форму каменному наконечнику копья. Снова в ушах звучал любовный лепет связанной женщины, не угодившей своему владыке.
Глядя на пресмыкающуюся у моих ног мисс Беверли Хендерсон, я бесповоротно осознал, что всегда хотел не просто добиться ее любви, но и овладеть ею полностью, безраздельно. Всегда, с того момента, как увидел ее впервые. Я желал, чтобы она стала моей рабыней!
— Господин, — жалобно захныкала Беверли. — Господин!
Я стоял перед ней, сжав кулаки, откинув назад голову, и мне хотелось завыть от горя. По моим понятиям, она должна была быть свободной женщиной. Свободной, ведь она же с Земли! Чему верить: принципам, понятиям и стереотипам, истинность и ценность которых внушали мне всю мою жизнь, или голосу крови, зову древних звериных инстинктов? Но если этот голос отражает истину, то вся земная цивилизация основана на лжи, притворстве и фальши и обречена на неизбежную гибель!
В конце концов я пришел к решению: истина должна быть установлена опытным путем. Пусть этот опыт и будет жестоким.
Я развязал Беверли руки, ожидая, что сейчас она отпрянет и попытается хотя бы отползти к стене, где съежится от ужаса.
Однако женщина осталась на коленях. Более того, голова ее склонилась ниже, и я почувствовал, как она припала губами к моим ногам.
Мисс Беверли Хендерсон целовала мне ноги!
— Прости, господин, если я чем-то невольно не угодила тебе.
Она прижалась к моей ноге щекой, потом снова губами и прошептала:
— Прости твою рабыню, господин, и позволь ей заслужить прощение, доставив тебе удовольствие.
Вместо ответа я схватил ее за плечи, рывком поставил на ноги, резко заломил ей руки за спину и снова туго связал желтым шнуром.
Беверли испугалась.
— Что тебе угодно, господин? — жалобно спросила она. — Рабыня исполнит любое твое желание.
Я щелкнул пальцами. Женщина опустилась на колени. Новый щелчок, и она вскочила. Тогда я швырнул ее на пышные меха и взмахнул плетью так, что она развернулась. Услышав этот звук, Беверли застонала. Я подошел к ней вплотную.
Беверли задрожала, почувствовав прикосновение плети к своей правой икре. Она тяжело дышала, в то время как я медленно водил плетью по ее телу, с любопытством наблюдая за реакцией.
— Пожалуйста, не бей меня, господин, — попросила Беверли.
Я приложил плоские кожаные ремни плети к ее губам, и она, лежа на боку, стала целовать их со страстью и страхом.
— Не бей меня, господин, пощади! — звучало в промежутках между поцелуями.
Я положил плетку на кровать, чтобы она была под рукой на тот случай, если мне захочется пустить ее в ход. Потом рванул Беверли на кровать и овладел ею. Она вскрикнула, отдаваясь моей власти. Когда все кончилось, я тут же сбросил ее на меха, и теперь Беверли лежала в ногах кровати возле рабского кольца, где и надлежало находиться рабыне.
Беверли тяжело дышала и дрожала всем телом. Порой проходят месяцы, прежде чем девушке дозволяется отдаться господину на его кровати, но даже при этом ей, как правило, предписывается не просто лечь туда, но соблюсти ритуал: встать на колени, поцеловать подножие и вползти на постель, причем ни в коем случае не справа и не с изголовья.
Спустя несколько мгновений во мне вновь вскипело желание, и невольница вскрикнула, когда я грубо схватил ее.
— О господин! — простонала Беверли, — Господин!
Опустившись на меха рядом с ней, я повалил ее на бок, так что она, рыдая и задыхаясь, валялась теперь у подножия кровати. На ее нежной коже остались следы от моей грубой хватки.
Дрожа от страха, Беверли приподнялась, но вместо того, чтобы избежать болезненного надругательства, ударилась о край кровати, заработав несколько синяков и ссадин. Она отпрянула, но поскольку ничего не видела, споткнулась, потеряла равновесие и свалилась в ванну. Плача, девушка поднялась на ноги, чтобы выбраться, и тут же была мною схвачена.
Я силой поставил ее на колени в воде, после чего, держа за волосы и не позволяя подняться с колен, намотал на руку ее великолепные темные волосы.
— Господин, — взмолилась Беверли, — не будь жесток со мной!
У меня, однако, на сей счет имелись иные соображения. Продолжая удерживать девушку за волосы, я резко наклонил ее вперед, окунул лицом в воду и вытащил лишь тогда, когда ей едва ли не впору было захлебнуться.
— Пощади, господин! — взмолилась она, — твоя рабыня не знает, чем перед тобой провинилась! Пощади ее!
В качестве ответа на эту мольбу, я опрокинул Беверли на спину и в то время, как она, трепыхаясь, старалась удержать голову над водой, навалился на нее и взял прямо в ванне. А использовав, рывком приподнял в полусидячее положение, прислонив к краю бассейна. Девушка тяжело дышала, повязка ее промокла насквозь, но держалась крепко. Мокрыми были и волосы, вода стекала с них, струясь по нагому телу. Шнур тоже намок, однако набухшие узлы стали еще прочнее. Влажное тело вновь пробудило во мне желание, которое я незамедлительно удовлетворил.
— Господин! — выдохнула Беверли.
Я встал, выбрался из ванны, медленно, все еще подрагивая, прошелся по комнате и, лишь несколько успокоившись, оглянулся на нее. Рабыня оставалась в ванне, привстав на колени и привалившись к стенке.
