Александр Бушков - По ту сторону льда
– Твоим бы хлебалом да медок наворачивать… – задумчиво протянула Грельфи. – Могло, конечно, обернуться и по-твоему… Потому что никакой ведьмы на корабле я не чую. Хотя, знаешь ли… Я не настолько самонадеянна, чтобы себя полагать самой сильной на свете мастерицей, вполне может оказаться, что кто-то сильнее меня…
– Но как?
– Как-как, об косяк! – огрызнулась старуха. – Можно подумать, ты один умеешь напяливать личину. Кстати, самое простенькое заклинание, чтоб ты знал – я об изменении внешности. В нашем деле с подобных обучаться начинают. Обернулась зачуханным матросиком, мужского, естественно, пола – и замешалась среди пленных…
– И вы ее не чуете?
– Если она сильнее, могу и не почуять.
– Ну, тогда все не так уж страшно, – сказал Сварог. – И довольно просто. Мы стоим в порту на якоре, пленные заперты в трюме под надежной охраной, пока что ничего необычайного на борту не произошло, иначе давно сыграли бы тревогу. Если она среди пленных, мы ее найдем. Я поговорю с капитаном.
– И не откладывай, – сказала Грельфи. – А если мы ее обнаружим… Ради твоего же блага следует эту девку незамедлительно проводить на аккуратный штабелек сухих поленьев, или, не мудрствуя, проткнуть чем-нибудь серебряным. Если только у тебя нет к ней нежных чувств после известного общения…
– Откуда? – жестко сказал Сварог.
– Вот и прекрасно. Нужно ее прикончить, не откладывая – если, конечно, найдем. Если она не уплыла, обернувшись какой-нибудь морской тварью – а что, некоторые умеют…
– Как ее ухитрились в Готаре захомутать? – произнес Сварог, скорее размышляя вслух.
– Значит, был там кто-то знающий, который потом, при твоем там воцарении так и не объявился, привыкнув, видимо, жить без огласки. Вот что мне в голову пришло… Есть ведь заклинания, позволяющие вытащить из памяти все, что человек когда-то видел или слышал. В памяти все сохраняется, даже если человек полагает, будто забыл все начисто…
– Ну да, – сказал Сварог вяло. – Я и сам умею. Научили наверху.
– Вот и вспомни все в точности. Как все было, кто ее сводил с костра… Каждую мелочь вспомни.
– Я вам даже без заклинания скажу сразу, что с костра ее сводил я сам, – сказал Сварог. – Прекрасно помню. А детали… Ну что ж… Все кончено, мы с Леверлином хозяева положения, барон убит, стража капитулировала… Я им велел немедленно освободить Джагеддина и девушку, они послушались, веревки на Джагеддине разрезали быстро, а с ней отчего-то замешкались, я их выругал, подошел, сам стал резать кинжалом веревки… Самые обычные были веревки, они у меня сейчас перед глазами – грубые «самопрядки»… нет, постойте! Было что-то еще! Она была привязана к столбу веревками… и, кроме этого, ее с ног до головы опутывал, опять-таки привязывая к столбу, какой-то шнурок… шерстяной, как мне представляется, разноцветный, черно-бело-красный, цвета были выражены отчетливо…
– Ага! – удовлетворенно сказала Грельфи. – Не оскудела старуха умом и сообразительностью… Был у них знаток, точно! Самая натуральная «ведьмина путанка», голубчик мой! Из шерсти пряденая, в три цвета окрашенная – и, голову даю на отсечение, еще и нашептанная, потому что сама по себе, без нужных нашептываний, она немногого стоит. Все понятно теперь. Кто-то у них знал толк в спутывании ведьм. Ей ни за что не освободиться было, гореть бы ясным пламенем, да тебя принесло, благородного избавителя с лубочной картинки, принца Перситана-Злат-Венец недоделанного… А не видели ли вы там, часом…
В дверь постучали, с неуклюжей моряцкой деликатностью. Сварог, не медля, пошел открывать. За порогом стоял боцман Блай, чертовски колоритный, как во времена их первой встречи – и крепко держал за локоть, поставив перед собой, понурого палубного мастера Букана, живого и невредимого. Дружески ухмыляясь Сварогу, боцман пояснил:
– Извините, что беспокою, но этот вот сукин кот с потонувшей лоханки надоел часовым хуже навозной мухи. Квадранс без передыху рвется из трюма, кричит, будто имеет сообщить вам что-то невероятно важное и срочное… Сначала ему хотели, не мудрствуя, как следует надавать по шее, но я решил, мало ли что…
– Давайте его сюда, – сказал Сварог, посторонившись. Бесцеремонно затолкнув пленного в каюту, боцман привалился к дверному косяку и, ласково касаясь пальцами разнокалиберного оружия на широком кожаном поясе, непререкаемым тоном объявил:
– Я уж тут постою, в сторонке. Народец известный, мало ли как обернется…
Букан лишь покосился на него, ничего не сказал, мрачно вздохнул. Вид у него был потерянный, он, сразу видно, переживал свое нынешнее положение крайне тяжело и не питал особенной любви к окружающим.
– Не смотрите на меня так, – сказал Сварог терпеливо. – Я ваш корабль не топил, сами знаете.
– Все равно вы тут – свой человек, сразу видно…
– Вот именно, – сказал Сварог. – Точно подмечено. Я здесь среди старых друзей. Вы вроде бы не самый плохой на свете человек, любезный мой палубный мастер, но не ожидаете же вы, что я рассорюсь со своими старыми друзьями только оттого, что вы с ними не в дружбе? Вы сюда пришли, чтобы меня упрекать в выборе друзей, или у вас другая, серьезная нужда?
– Капитан погиб, – пробурчал Букан, глядя в пол.
– Я знаю, – сказал Сварог с некоторой мягкостью. – Можете мне поверить, отнюдь не пылаю злорадством по этому поводу. Скажу вам больше, капитан Зо тоже не намерен злорадствовать. Что тут скажешь? Такова жизнь… Итак?
– Эта стерва была тут, – сказал Букан, ни на кого не глядя. – Лично мне эта компания, – он мотнул понуро опущенной головой в сторону благодушно ухмылявшегося Блая, – никак не по нраву, но это одно, а ведьма – совсем другое… Короче, она, гадина, уцелела. Она обернулась, понимаете? Нас спаслось человек тридцать из всей команды…
– Не «вас спаслось», дражайший мореплаватель из-под горротской «кляксы», а мы вас благородно подобрали в шлюпки, – любезнейшим тоном поправил боцман Блай. – А могли бы и картечью шарахнуть или просто оставить бултыхаться в открытом море. Улавливать нужно такие нюансы и ценить благородное обхождение…
– Блай! – с досадой сказал Сварог.
– Да я просто нюансы расставляю…
– Потом как-нибудь, ладно? – сказал Сварог. – Ну-ну, продолжайте!
– Нас спаслось человек тридцать… – сказал Букан. – Я цеплялся за обломок, и неподалеку оказался какой-то странный тип – на вид ничего особенного, невидный, молодой такой, щупленький, с перепуганной рожей… Тогда мне в голову не пришло, в чем заключается странность – не до того было, не отошел еще от… случившегося. А потом, когда нас благородно поместили в трюм, благородно дали жратвы и питья, когда было время поразмыслить, я и сообразил… Не было у нас на борту такого типа, понимаете? Корабль – это вам не столичный город с его многолюдьем, на корабле всех прекрасно знаешь, все наперечет… Но тот тип был мне совершенно незнаком. Так вот, теперь его нет. Когда нас загоняли в трюм, он был среди всех… а теперь его нет. Я нарочно обошел весь трюм, присмотрелся… Нет его больше, понимаете?
