Мэтью Стовер - Бог войны
Кратос нагнулся и вновь дал волю гневу. На этот раз дверь поддалась и стала медленно, пядь за пядью, подниматься. Когда ее нижний край оказался на уровне груди, спартанец присел, перекувырнулся и встал на ноги уже по ту сторону прохода. Дверь с грохотом захлопнулась, и Кратос вскричал в безумной ярости — в храме, сражаясь с воинами Аида, он еще мог сдерживать свои мрачные видения, но здесь, где кошмарная реальность словно окутывала его погребальным саваном, у него не было шансов.
Спотыкаясь, врезаясь в стены и ничего не видя вокруг, он бросился вперед по туннелю, словно старался убежать от настигавших его видений. Прямо посреди дороги лежал, распластавшись, труп воина в доспехах, похожих на афинские. Несчастный все еще сжимал в безжизненной руке меч. Единственным признаком битвы была зловонная кровь живых мертвецов, которая покрывала его с головы до ног. Переступив через тело, Кратос увидел, что по всему полу туннеля, плавно ведущего наверх, к сводчатому проходу, разбросаны человеческие кости.
Когда же он заглянул в следующий зал, его взору предстала ужасная картина: помещение освещалось кострами из мертвых тел. Поднимавшийся от них черный дым смердел еще хуже, чем кровь нежити. В центре зала, по стенам которого плясали красноватые блики, создавая кошмарную иллюзию жизни, высилась пирамида из черепов.
Из тысячи черепов.
Кратос точно знал количество — он сам строил подобные пирамиды в прошлом, когда служил тому самому богу, который теперь был его злейшим врагом. Именно такие пирамиды его воины сложили из голов варварского войска в тот день, когда Арес ответил на его мольбу.
Как ни старался, Кратос был не в силах долее сопротивляться видениям. Воспоминания нахлынули на него, словно океанские волны, прорвавшие дамбу. Зал, храм, поиски ящика Пандоры — все стерлось из его сознания, уступив место картинам прошлого. Это были хорошие годы: он, самый молодой командир Спарты, вел свое постоянно растущее войско от победы к победе…
На поле боя царила тишина — смертельная тишина. Слышались лишь отдаленные крики ворон и стервятников, обожравшихся свежей плотью павших воинов. Ни одного другого звука. Ни одного стона, который бы испустил раненый, но все еще живой человек.
Выживших не было, потому что он приказал так. Только смерть.
Никакой пощады. Никаких пленных. Никакой жалости.
Его войско атаковало более слабую армию, а когда неприятельский предводитель попытался сдаться, Кратос приказал убить его гонцов на месте. Тяжелораненым, неспособным самостоятельно покинуть поле, мародеры из спартанского обоза за вознаграждение перерезали горло и в качестве трофея отрезали ухо. Кратос расплачивался с ними за каждого убитого.
Земля пропиталась кровью. Ходить между горами трупов было сродни шлепанью по грязи после проливного дождя. Разница заключалась лишь в том, что земля раскисла не от небесной влаги, а от человеческой крови, что истекла из десяти тысяч рубленых и колотых ран, нанесенных в бою, и из глоток, перерезанных после.
На миг Кратос почувствовал головокружение и уже в следующую секунду увидел себя скачущим верхом, размахивающим окровавленным мечом.
— В атаку! — слетела с его губ команда, и все войско пришло в движение.
Пригнувшись к шее коня, Кратос на ходу косил врагов мечом, оставляя после себя горы трупов. Где бы он ни пронесся, воины умирали один за другим. Он хохотал, пока его спартанцы мчались к…
…поражению.
Кратос лежал на спине, устремив взор в грязно-синеватое небо. Над полем боя клубились тяжелые тучи, и варвары не знали пощады. Отовсюду доносились предсмертные крики его лучших воинов. Он пытался сесть, но не мог — руку пригвоздило к земле вражеское копье. Кратос дотянулся до него и выдернул.
Но над ним уже нависла фигура вождя варваров, сжимавшего в мускулистой руке огромный шипастый боевой молот. Он улыбался, обнажая зубы, которыми перегрызал горло спартанцам. Шагнув к Кратосу, враг поднял не знающее пощады окровавленное оружие, чтобы обрушить его на голову величайшего полководца Спарты…
Даже в кошмаре Кратос не мог заставить себя молчать, и с его губ слетели те самые слова, которые он выкрикнул в тот черный день десять лет назад.
— Арес! Бог войны! — прозвучало одновременно в ушах и в памяти. — Сокруши моих врагов, и моя жизнь будет принадлежать тебе!
Вождь варваров замер с поднятым молотом, увидев, как кровавую бойню осветила яркая вспышка. Он обернулся, затем поднял глаза вверх… и закричал от ужаса.
Небеса разверзлись, и на землю спустился огромный, как гора, бог войны, его волосы и борода горели живым пламенем. Он сделал жест — и находившиеся поблизости варвары вытаращили глаза, изо рта и ушей полилась черная кровь, а через миг они замертво рухнули на землю. Потом то же самое произошло с другими вражескими воинами, пока наконец все враги Спарты — как и просил Кратос — не полегли.
Внезапно он вскричал от боли — обвившись вокруг запястий, цепи клинков Хаоса вонзились ему в предплечья и приросли к костям. Кратос в недоумении посмотрел на сверкающие мечи, выкованные в самом сердце Аида, затем, недолго думая, ринулся в атаку, размахивая клинками перед собой, и в следующий миг шею вождя варваров украсила кровавая буква V. Кратос резко отдернул мечи, издав победный вопль, — и вражеская голова, слетев с плеч, покатилась по полю боя.
Тень Ареса упала на нового любимца…
Придя в себя, Кратос обнаружил, что все еще находится в храме Пандоры с мечом Артемиды наготове.
Трясущейся рукой он стер со лба пот. Слава богам, что видения оборвались именно в этот момент. Кто знает, какие еще воспоминания овладели бы им? Этот вопрос он не осмеливался себе задать.
— Афина, ты обещала стереть мою память и избавить от видений, — пробормотал он едва слышно. — Ты не можешь подвести меня.
Впереди мелькали сполохи, а запах горелой плоти снова привел Кратоса в замешательство. Запах этот, слишком хорошо знакомый со времен его службы богу войны, к счастью, не вызвал новых кошмаров. Пригнувшись, спартанец скользнул в сторону, держа огромный, светящийся голубым клинок острием вниз, но готовый к бою.
Невдалеке слышались сопение и чавканье, как будто где-то пировал обжора. Кратос неслышно обошел груду оторванных голов и высунулся, чтобы взглянуть на гурмана.
На корточках, обгладывая не что иное, как человеческое бедро, сидел циклоп. Вот он разгрыз обломанными пожелтевшими зубами кость и принялся с шумом высасывать мозг. Закончив, монстр небрежно отшвырнул изуродованные останки и потянулся за очередной мясистой конечностью. Но стоило циклопу оторвать у трупа вторую ногу, как некий животный инстинкт подсказал ему, что рядом кто-то есть. Существо подняло голову, щурясь единственным глазом; из открытого рта свисали куски человеческой плоти, застрявшие между гнилых зубов.
