Джон Норман - Звери Гора
Я вдруг подумал, как нелегко живется рабыням в обществе, где нет настоящих хозяев. Наверное, на Земле таким, как она, непросто найти себе подходящего человека.
— И что говорил господин, который тебе снился? — спросил я.
— Ничего. Он брал меня за руку, после чего я уже не могла пошевелиться, а потом… — Одри засмеялась, — он использовал меня для наслаждений.
— И был при этом безжалостен?
— Я бы сказала, любовно безжалостен, — улыбнулась девушка.
— Он обращался с тобой как с рабыней?
— Да.
— Правильно делал, — кивнул я.
— Конечно! — воскликнула она. — Я ведь и была его рабыней. Как-то раз мне приснилось, что я спросила его, хорошо ли ему со мной. Вместо ответа он пролил немного жидкости из бутылки на платок, а потом прижал платок к моему рту и носу.
— Ты хорошая рабыня, — сказал он. — За тебя можно выручить неплохие деньги.
Я поняла, что он собирается меня где-то продать. Я попыталась вырваться, но потеряла сознание.
— Любопытный сон, — заметил я.
— А потом, в один прекрасный день, я очнулась на Горе.
Одри прижалась ко мне губами.
— Скажи, господин, девушки на юге счастливы?
— Большинство — да, — ответил я. — Хотя иногда мне самому это кажется странным. Они ходят в ошейнике, их наказывают плетьми, но они просто изнывают от счастья.
— А мне это понятно, — задумчиво произнесла девушка. — Можно я что-то скажу?
— Говори.
— Я хочу рассказать, каким я вижу настоящего господина.
— Любой, кто тебя купит, и будет твоим настоящим господином, — заметил я.
— Да, я знаю, — засмеялась она. — Только я хочу рассказать про человека моей мечты. Настоящего господина, для которого я бы стала настоящей рабыней. Другие девушки тоже мечтают об этом.
— Ну-ну! — усмехнулся я.
— А разве мужчины не мечтают о совершенной рабыне?
— Некоторые девушки красивее других, — сказал я, — но это не значит, что они всегда оказываются самыми желанными. Порой, как ни странно, какая-нибудь простушка вызывает мучительное вожделение.
— Наверное, этому нет простого ответа, — произнесла она.
— Наверное, нет, — согласился я.
— А правда, что все мужчины мечтают о женщине, которая приносила бы им в зубах тапочки?
— Только не тапочки, — поправил я ее, — сандалии.
— Ну да, — рассмеялась Одри, — сандалии.
— Правда, — кивнул я. — О такой женщине мечтает каждый мужчина.
— И все мужчины хотят, чтобы девушка задыхалась в их объятиях?
— Любая женщина будет задыхаться в объятиях мужчины, — заметил я. — Так что ты хотела мне рассказать про совершенного господина?
— Я хотела сказать, что узнала бы своего настоящего господина с первого взгляда.
— Сомневаюсь, — проворчал я.
— Во всяком случае, с большой вероятностью, — поправилась рабыня.
— Может быть, — великодушно кивнул я.
— Ты ведь тоже можешь безошибочно выбрать самую хорошую рабыню из связки?
— Конечно, — улыбнулся я.
— Так вот я хотела сказать, если мне будет позволено продолжить, что хозяин и рабыня должны почувствовать взаимную совместимость.
— Любопытно, — усмехнулся я.
— Вот, например, в моем случае… мне же придется поменять много хозяев, так?
— Скорее всего, — кивнул я. — Красивая девушка успеет побывать в нескольких руках.
— Но ведь и хозяева вынуждены время от времени менять своих рабынь?
— Конечно, — сказал я.
Как правило, мужчины на Горе не могут позволить себе более одной рабыни. Разумеется, ее всегда можно продать и вернуть потраченные деньги. В этом смысле достаточно сделать первое большое вложение, а потом тратить значительно меньше.
— Мужчины имеют право выбора, — продолжала рабыня, — но и девушки иногда могут повлиять на исход торга. Невольница постарается предстать желанной и соблазнительной перед человеком, который ей понравился, и попытается скрыть свои достоинства перед тем, кто ей неприятен.
— Если работорговец заметит подобные уловки, он тут же отходит ее плетью, — заметил я. — На крупных аукционах эти штучки не проходят.
Женское рабство является естественным институтом в обществе, где люди не утратили прирожденных инстинктов. Горианский закон в этом отношении достаточно запутан и противоречив. С одной стороны, многие женщины сохраняют свободу, и рабство не является пожизненным. Бывает, что девушки заслуживают освобождения благодаря любви и привязанности, иногда их освобождают для родов и воспитания детей от господина.
С другой стороны, свобода бывшей рабыни — понятие весьма относительное. На ее бедре по-прежнему красуется клеймо. Рано или поздно она снова попадает в рабство. Мужчинам слишком трудно оставить на свободе женщину, из которой может получиться хорошая рабыня. Бывшие рабыни живут в постоянном страхе, что в любую ночь их могут связать и отвезти на отдаленный невольничий рынок. Институт рабовладения предполагает также наличие рабов мужчин. Здесь все держится на экономической целесообразности. Рабский труд дешев и выгоден. Рабы практически незаменимы на строительстве дорог, городских укреплений, на гребных галерах и сельскохозяйственных фермах. В рабство попадают, как правило, должники или преступники, реже военнопленные и те, кому не повезло прогневать влиятельных людей. Бывает; что работорговцы вступают в сговор с главарями преступных группировок, которые похищают мужчин под определенные заказы.
Благодаря частой смене хозяев у девушек действительно появляется шанс найти человека, который бы полностью отвечал их представлениям о настоящем господине. Наступает восхитительный момент, когда женщина безумно влюбляется в своего хозяина, который, в свою очередь, тоже понимает что нашел то, что искал.
Самое главное, чтобы мужчина не проявил слабости. Настоящая любовь предполагает силу. Любящая своего господина рабыня служит ему с небывалым усердием, чем вызывает удивление со стороны других невольниц. При этом за самый незначительный промах, простительный любой другой девушке, любимую рабыню подвергают безжалостной порке. Последнее, кстати, вполне оправданно, ибо влюбленная женщина должна черпать силу и мужество из своего чувства.
При первых же признаках ослабления страсти невольницу заковывают в кандалы и продают на ближайшем аукционе.
— Ладно, хватит болтать, — произнес я. — Давай-ка лучше займемся твоим телом.
— Займись моим телом, господин, — замирая от счастья, прошептала девушка.
* * *— А ты очень смышленая рабыня, Одри, — сказал я.
— Спасибо, господин, — расплылась в улыбке невольница.
