Максим Субботин - Сердце зимы
– Мы не можем оставить их здесь, – упрямился кто-то из северян.
– И не оставим, – вторил ему другой голос. – Заберем, похороним, как должно.
– Одним богам известно, сколько еще таких же тварей притаилось в горе, – сказала Миара. – Эти были не голодны, а когда тароны много и сытно едят, они очень быстро плодятся. Здесь даже не гнездо – небольшая засада. Если не унесем ноги – повстречаем других. И поверьте, их будет гораздо больше.
– Никогда северяне не станут бегать, – буркнул кто-то из выживших.
– Хромой и Ярос, и остальные… – Дорф напрягся в ожидании ответа.
– Эти трое – самцы, – продолжала таремка. – Самки таронов не охотятся. Их задача – высиживать и выкармливать молодняк. А также оберегать логово. Самки крупнее самцов и никого не подпустят к детенышам. – Миара подняла на северян взгляд. Если бы тароны не считались вымершими, она бы, быть может, сумела распознать в той вони предупреждение о близком логове тварей. Но она не смогла, не отговорила. А значит, тоже виновата в произошедшем. – Хромой повел людей прямиком в логово. Если они растревожили гнездо…
Заканчивать мысль не пришлось. Северяне были готовы выдвигаться. Дорф вызвался нести Банрута.
– Заткните уши, – потребовала Миара. Подавая пример, таремка вырвала клок бараньего меха из овчины в оторочке жилета, смочила его слюной, скатала шариком и воткнула в ухо. – Идти нужно быстро. В случае опасности – поднимать руку. И молитесь богам, в которых верите. И в которых не верите – тоже.
Дорога назад была тягостной. Таремке казалось, что обратный путь стал как минимум вдвое длиннее. Они шли и шли, а впереди никак не появлялся долгожданный просвет. Несколько раз приходилось останавливаться, чтобы проверить раны иджальца. Тот так и не пришел в себя. Миара нашла в его ящике с зельями наполовину пустую склянку с настойкой хасиса. От такого количества врачеватель мог пробыть в царстве грез несколько дней. Успокаивало лишь то, что в забытьи Банрут не чувствовал боли.
В какой-то момент ей даже показалось, что они заблудились. Умом понимала, что без боковых ответвлений коридор обязан вывести их обратно, но в незнакомых горах всякое случается. Вдруг не приметили такое ответвление и незаметно для самих себя свернули? К тому же на душе становилось еще более погано от мысли, что путь во чрево Хеттских гор закрыт. Нет, они не нашли огненных тварей и не провалились в глубокие разломы, но от этого не становилось легче. Тароны ни за что не пропустят лакомую добычу, если та вознамерится сунуться в самое логово. Миара не могла взять в толк одного – откуда летуны брали еду? Северяне так страшатся этого места, ни за что не полезли бы в него без острой необходимости. Даже под страхом быть съеденными шарашами они раздумывали, какое из зол меньше.
Они все же выбрались на поверхность. К этому времени на Северные земли спустились сумерки. Воздух здесь был таким сладким и свежим, по сравнению с тем, каким приходилось дышать под землей, что от него кружилась голова. Миара вспомнила, как замерзала первые дни путешествия и как ненавидела снег. Сейчас она многое отдала бы за пригоршню чистого снега.
Странно, но никто их не встречал. Таремка решила было, что лагерь заснул – селяне, уставшие от перехода и напуганные неизвестностью, нуждались в отдыхе. Миара вытащила шерстяные шарики из ушей и прислушалась: ни звука, ни шороха, лишь чуть слышно шелестят листья дикого винограда.
В нескольких шагах от расщелины виднелся недогоревший костер и пара мешковин рядом.
«Ждали ведь», – подумала Миара, вспоминая Арэна и его долгий провожающий взгляд. Дасириец поклялся, что не сдвинется с места до их возвращения, а он всегда сдерживал свои клятвы. Только вынужденная мера могла заставить его изменить решение.
– Тихо-то как. – Один из северян поравнялся с ней, держа меч наизготовку. – Не по душе мне такая тишина.
Миара кивнула.
Дорф осторожно уложил Банрута на мешковину.
– Дымом не пахнет, – принюхиваясь, сказал другой.
Дорф поднес ладонь ко рту и трижды прокричал филином. Все затаились, вслушиваясь в тишину. Но та осталась пустой.
– Надо посмотреть, – сказал кривоносый северянин. В его голосе звучала растерянность.
– Я с тобой, – поддержала его таремка. Состояние Банрута казалось ей стабильным, сидеть подле него необходимости нет.
– Разведите костер, – сказал Дорф соплеменникам. – И посматривайте по сторонам. Вдруг появится кто-то из своих.
Вдвоем они быстрым шагом припустили вниз по склону – туда, где зажатый с двух сторон каменным лесом должен был ожидать их лагерь. Увиденное лишило обоих дара речи: тяжелые монолитные камни громоздились друг на друга, образуя непроходимую преграду. Она была такой высокой, что верхний край терялся в быстро сгущающихся сумерках.
Дорф что-то пробубнил в бороду, бросился к завалу, точно готов был разобрать его руками. Миара же с отчаянием выискивала хоть одну лазейку, сквозь которую удалось бы проскользнуть на ту сторону. Темнота размазывала камни, скрывала щели между ними.
– Скальд… – прошептал северянин. Его руки бессильно повисли.
– Они ушли… – Миара то ли спрашивала, то ли утверждала. Впервые за последние дни ей хотелось, чтобы кто-то взял происходящее в свои руки, чтобы не надо было ни о чем думать и ни о чем беспокоиться. Закрыть глаза, глубоко вздохнуть, а потом открыть – и чтобы все стало, как надо.
Так она и сделала, только кругом ничего не изменилось.
– Ушли, – твердо сказал Дорф.
Миара благодарно улыбнулась ему.
Возвращались они медленно. Что сказать остальным? Что путь назад закрыт? Каменный заслон не поддастся. Можно попытаться перебраться через него, но если этого до сих пор не сделал никто с той стороны, то на это есть причина. Впрочем, отчаиваться еще рано. Утро может принести новые ответы. Должно принести!
Раш
Раш принюхался. Ветер с юга принес густой аромат копченого окорока, щедро приправленного запахом костра.
Карманник не зря устроился на ночлег неподалеку от спуска с вершины – тонкой тропы, намного круче тех, по которым они с северянкой взбирались на последнюю третью гряду холмов.
Позади, у подножия гряды, раскинулась снежная пустошь, такая белая, что лунной ночью светилась мириадами искр. Редкие кедры-охранники да небольшая полоса остроконечного соснового леса нарушали гармонию одиночества северных просторов. Нигде ни огонька, ни случайного путника, ни разбуженного голодом зверя.
Но нюх никогда не предавал Раша.
Он украдкой оглянулся на Хани: девчонка, как ни хорохорилась, уставала и спала крепко, всегда свернувшись в какой-то нечеловеческой позе с коленями чуть ли у самого лба. Рядом, как дозорный, дремала ее кобыла.
