Сергей Фомичев - Пророчество Предславы
Все кто собрались в комнате нахмурились — совсем близко опасность подошла, почти у самых границ княжества мор лютует.
— Хорошо видно, что самым опасным направлением является полоса между Окой и Волгой. Именно со стороны Москвы, Владимира и Ярославля следует ждать нашествия. Левый берег Волги почти безлюден, там сплошные леса и болота. Да и князь марийский Байборода сидеть, сложа руки, не станет. Ока же забирает далеко к югу, и в Мещере врага встретят мои друзья.
Сокол подождал, пока все привяжут слова к необычному чертежу, и продолжил:
— Как я понимаю, воинство Мстителя во плоти появляется редко, и только там, куда проник мор. Остановим мор — лишим врага силы.
— Как остановим? — вырвалось у Волынского.
— Первым делом необходимо перекрыть заставами дороги, чтобы ни один человек, никакая худоба, не проникли внутрь охраняемых земель без проверки. Это нужно сделать в ближайшее время, не откладывая.
— Что толку в заставах? — усомнился Волынский. — Лесом пройдут кому надо.
— Правильно. Посему, следует перекрыть всю горловину между Окой и Волгой сплошной дозорной чертой. От Бережца[6] до Кинешмы.
— Хороша горловина, — буркнул Волынский. — Двести вёрст, пожалуй, выйдет. А то и больше.
— Невозможно, — подал голос кто-то из бояр. — Столько людей не найти.
— Много и не требуется, — возразил Сокол. — Рубежом станет Лух. Он берёт начало почти от самой Волги, и впадает в Клязьму возле Гороховца. А Клязьма, в свою очередь, скоро соединяется с Окой как раз возле Бережца. Вот вдоль берегов и нужно ставить дозоры с заставами. Два три человека на каждые полверсты вполне хватит. Не против орды заслон — против путников.
— Тысяча двести, — быстро подсчитал Волынский. — Ещё на смену столько же. Да на каждой дороге заставы нужны, там побольше людей требуется. Две с половиной тысячи, если грубо брать.
— Посильно, — кивнул Константин.
— Это дело для ополчения, — заметил Сокол.
— Для ополчения? — удивились бояре. — А дружина куда же пойдёт?
— А дружину нужно поставить в Васильевой Слободе[7] на случай, если всё-таки Черта будет прорвана. Не только о Мстителе говорю, может какая расторопная ватага из леса вынырнуть.
— Разумно.
— Таким образом, мы сможем прикрыть большинство городов и селений, — закончил вступление Сокол. — Почти все.
— А как же Суздаль? — спросил Борис. — Мы же не можем бросить, вот так запросто, нашу древнюю столицу?
— Суздаль нам не спасти, — заявил без обиняков Сокол. — Слишком далеко он вдаётся в чужие земли. Слишком далёк отсюда. И слишком велик тогда рубеж получится.
— Но можно же хоть что-то сделать? — настаивал Борис. — Хоть чем-нибудь помочь людям?
Сокол отрицательно мотнул головой. Его самого отдельные города не волновали. Вон их сколько уже мёртвыми стоят.
— Да и пёс с ним, с Суздалем… — неожиданно встал на его сторону Константин. — Прошлое это уже. А попытаемся Суздаль спасти, можем и здесь не справиться.
Сокол кивнул, подтверждая правоту князя.
— Суздалю я с братией помочь попробую, — вдруг сказал Дионисий, до этого молча стоявший в самом углу.
Все удивлённо на него уставились, и он пояснил:
— Есть в Печёрах способные помочь. Двенадцать подвижников, лучших моих учеников отправлю.
— Вот как? — не удержался Сокол. — У тебя тоже воинство своё, как у Алексия?
— Это не воины, — спокойно возразил Дионисий. — Они не научены убивать, зато умеют спасать.
— Молитвами?
— Не только… — впервые за всё это время игумен улыбнулся Соколу.
— Я всегда подозревал, что в церкви те же колдуны служат, — буркнул чародей. — Только в другие одежды рядятся.
— Наша сила от божьей премудрости, а не от бесовских козней…
— Помощь какая нужна тебе, Дионисий? — прекратил их перепалку Константин.
— Как тебе сказать, князь… — промолвил Дионисий, покосившись на Сокола. — Хорошо если бы кто-то из твоей семьи с подвижниками пошёл. Хотя бы на первое время. Как знамя, что ли…
Чародей насторожился. В словах настоятеля ему почудился подвох. И он не ошибся. Князь подумал, прикидывая и так и эдак, и предложил:
— Борис тебе подойдёт? Давно пора его к делу поставить. Взрослым уж стал. Да и о Суздале он первым заговорил.
Константин повернулся к сыну и спросил:
— Ты как, согласен?
Борис с готовностью кивнул, а Сокол нахмурился. Эта затея ему не понравилась. В походе княжича с монахами он не видел никакой пользы для дела. Скорее всего, Дионисий задумал эту хитрость с тем, чтобы вывести Бориса из-под влияния поганого колдуна, а Константин простодушно купился…
Обговорив подробно, кому и что надлежит делать, князья и бояре вернулись к пиршеству. И вот уж теперь хмельного на столах пребывало в достатке, если не сказать в изобилии.
* * *Дионисий на пьянку не остался. Покинув кремль, он направился в обитель, которая уже мало напоминали прежнюю пустынь. Шумный город приблизился к Печёрам вплотную, а сам монастырь разросся до огромных размеров. Изрытый пещерами склон оброс срубами, опоясался высокой стеной. Хозяйство разрасталось. Всё больше людей находило здесь духовный покой.
Когда-то он, молодой инок Киевских Печёр, отважился на дальнее странствие. Он прошёл через русские земли от края до края, и остановился здесь — в последнем городе восточных пределов страны.
Странствия не прошли даром. Дионисий много увидел и многое понял. И прежде всего понял, что находиться в затворничестве от мира, в то время когда земля полна страданий и мук, не лучший подвиг. Он включился в борьбу, приняв участие во всех делах суздальских князей.
Прошло больше двадцати лет. Из простого отшельника, вырывшего, подобно святому Антонию, на этом месте первую пещеру, Дионисий превратился в одно из высших лиц духовенства, превосходя влиянием на княжеский двор даже суздальского епископа. Если бы гордыня не считалась смертным грехом, он мог бы вполне гордиться собой — дело которому он посвятил жизнь, набирало ход. Не без его совета Константин перенёс столицу в Нижний Новгород, не без его помощи князь ладил теперь небывалый союз с соседями.
Дионисий полюбил новую родину и возненавидел её врагов. Его проповеди отличались воинственностью и нетерпимостью. В этом он превосходил самого Константина Васильевича, который хотя бы соотносил желания с политическими соображениями. Дионисий же, не желая мириться с агарянским владычеством, готов был бросить на чашу весов печёрские сокровища и кое-что ещё. Но осторожный князь медлил, выжидая удобного случая, и все приготовления игумена оставались пока невостребованными.
