Елена Чернышева - Волчье племя
Когда Ронан и Мапута подняли гладиаторов на бунт, Иссахар, вместо того, чтобы, вместе с другими «дрессировщиками», пытаться усмирить рабов, ворвался в дом хозяина школы и зарезал его, как борова. А потом Иссахар присоединился к восставшим… Ронан думал, что Иссахар — умнее, хитрее других, что Иссахар предвидел, что бунт подавить сразу не удастся, потому поспешил присоединиться к восставшим, а стоит измениться соотношению сил — «дрессировщик» перебежит обратно, на сторону войска кеметян, да еще постарается загладить вину, выдав кого-нибудь из бунтарей, позовчерашних учеников, вчерашних товарищей. Но ничего этого не случилось: Иссахар оставался с ними до конца и, вместе с отрядом уцелевших, покинул Кемет. Ронану свой поступок он объяснил ненавистью к здешним законам, подавляющим не только любое проявление свободомыслия, но и вообще — любую личную свободу: перед кровавым богом кеметян все были равны и равно ничтожны, вся жизнь человека была посвящена вовсе не удовлетворению собственных желаний и нужд, но исполнению воли чудовищного божества, диктуемой богоизбранными жрецами. А с хозяином школы у Иссахара были какие-то личные счеты…
Ронан объяснение Иссахара выслушал, принял, но… Не любил он кеметян! И не верил им. И потому следил все эти годы за Иссахаром пристальнее, чем за другими, пусть даже новоприбывшим и еще не заслужившими доверия. И Иссахар ни разу за все эти годы не дал Ронану повода заподозрить себя в чем-то дурном.
Он по-прежнему оставался угрюмым, неразговорчивым человеком, казался безразличным ко всему, кроме битв… Невысокий, сухощавый, смуглый, своим узким горбоносым лицом и стремительными движениями он напоминал птицу. Умную, хищную птицу. Глаза его — чуть выпуклые, полузакрытые тяжелыми темными веками — казались мутными и сонными, и лишь в предчувствии боя, в предвкушении крови раскрывались и вспыхивали зеленым огнем! Иссахар был невероятно ловок, в совершенстве владел приемами боя на мечах и рукопашного боя, он первым врывался в сражение и последним — отступал. А если случалось им побеждать — а такое случалось нередко! — такое страшное торжество сияло в глазах Иссахара, что даже Ронан старался не смотреть на него в эти минуты, чтобы не омрачать свою радость: он чувствовал, что боится кеметянина…
И все же — Ронан назвал бы Иссахара вторым из четверых доверенных в своем отряде.
Третьим был Айстульф — как и Ронан, он родился в одном из воинственных северных племен, как и Ронан, был похищен работорговцами и увезен на юг. Статный, пепельноволосый, с ясными детскими глазами и обворожительной, нежной улыбкой. Ронан выкупил Айстульфа на рынке рабов в Батрии — ему, собственно, и не нужны были тогда лишние люди, но — он увидел потерянный, испуганный взгляд розовощекого пятнадцатилетнего мальчишки, и вспомнил себя, такого же, пятнадцатилетнего, попавшего в лапы таких же жадных работорговцев. И пожалеть об этом порыве Ронану не пришлось: в отряде Айстульфа легко приняли и сразу же полюбили, он оказался способным учеником и славным товарищем, да и вообще — такого мягкого, спокойного, доброжелательного человека, как Айстульф, Ронану не приходилось встречать за всю свою жизнь! С тех пор прошло уже десять лет, Айстульф возмужал, но ничуть не огрубел и не утерял ни одного из чудесных душевных качеств. Он по-прежнему первый спешил на помощь раненому, готов был закрыть друга от вражеской стрелы и поделиться последним… Только одного он не прощал никогда: насмешек над маленьким пузатым идолом, коего Айстульф сам вырезал из ясеня, обмазал собственной кровью и украсил пучком своих белокурых волос. Идола Айстульф таскал в заплечном мешке и няньчил, как девочка — любимую куклу: предлагал ему пищу и питье, делал вид, будто кормит, укладывал рядом с собою спать, перед боем — просил о победе, после боя — благодарил или ругал, в зависимости от успеха сражения. Нельзя сказать, чтобы Ронана не забавляли те действия, которые Айстульф производил над своим «богом», но опыт всей жизни научил варвара никогда не насмехаться над чужими святынями, а посему — он не позволял ни себе, ни другим даже лишней усмешки. И Айстульф платил ему страстной благодарностью! Как советник, Айстульф тоже не имел цены: ярость и алчность редко туманили его разум и он умел найти выход из любой, даже самой отчаянной ситуации! Единственным недостатком Айстульфа в глазах Ронана было миролюбие молодого северянина: примирение враждающих сторон Айстульф всегда предпочитал жаркой схватке. Но именно это качество, вкупе с обаянием Айстульфа-посланника, нередко выручало их всех.
Четвертым был Брикций — молодой арианский аристократ — стройный, гибкий и грациозный, с изящными маленькими руками, тонкими чертами лица и белоснежной кожей. Изо всего отряда его отличали изысканные манеры, витьеватая речь и почти девичье щегольство… А так же — хладнокровие, хитрость и почти сверхъестественная меткость: Ронан считал, что лучшего лучника не было ни в одной армии мира!
Брикций участвовал в заговоре против короля Арианской Империи, был арестован по доносу своей возлюбленной, приговорен к смерти, но, благодаря щедрым взяткам и из уважения к его почтенному семейству, смертную казнь заменили на пожизненное изгнание. В тюрьме его страшно пытали, требуя назвать имена сообщников, Ронан нашел его у границ Империи, полумертвого от голода, с гноящимися ранами… До сих пор на спине Брикция сохранились рубцы от кнута, а на груди — следы ожогов.
Брикций выжил, но простить предательства возлюбленной так и не смог, и перенес свое презрение к ней на весь женский род: за всю свою жизнь Ронан не встречал более лютого женоненавистника — Брикций считал женщин вместилищем всех возможных слабостей и пороков! Впрочем, и друзей-мужчин у него тоже не было. Брикций так и остался одиночкой, чужим для всех: соратников из отряда Ронана отталкивал его цинизм, они боялись его язвительных шуток, метивших всегда в самое больное.
Ронан и сам не слишком-то любил Брикция, но внимательно прислушивался к его советам: все-таки Брикций — единственный из всех! — имел опыт государственной власти. Тем более, что к королю Теоберу у Ронана свой давний счет имелся. Так что любого, злоумышлявшего против короля ариан, Ронан почитал за соратника.
…В тот вечер Славен, княжий посланец, приподнявшись в стременах и глядя в сторону заката, сообщил, что к полудню следущего дня отряд наверняка уже перейдет границы Будинеи, а посему Ронан, едва стемнело и отряд расположился на отдых, позвал всех четверых в свой шатер — для последнего, решающего разговора. До сих пор радость и возбуждение, предвкушение необычных приключений и щедрой оплаты туманили разум всем, и Ронан не был исключением, но теперь — путешествие было позади и близилась встреча с врагом: непонятным, а потому вдвойне опасным! Ронан хотел расспросить, что знает об оборотнях каждый из них, потому как сам он не имел твердого мнения по этому вопросу… В племени лунгов детей пугали сказками о колдунах, одиноко живущих в пещерах Асгарда, ненавидящих людей и все человеческое, предпочитающих звериный образ — медведей, барсов, тигров, волков — и рыщущих ночами неподалеку от человеческих жилищ в поисках добычи. Когда-то маленький Ронан и сам боялся их до тошноты, но это было до того, как он побывал в пещерах Асгарда, до того, как он узрел воочию деву-тигрицу, до того, как полюбил ее! И теперь — он не мог в достаточной мере трезво рассуждать об оборотнях вообще, хотя и понимал, что волколюды из Великого Леса вряд ли имеют хоть что-то общее с оборотнями-альвами из Асгарда!
