Роберто Диоталлеви - Дыхание Смерти
После разговора с призраком Дзигоро он несся, не разбирая дороги, да и какая там дорога в пустыне, и, почуяв вдруг запах влажной, сырой земли, Кулл не раздумывая свернул к маленькому оазису, напиться воды. Он не был настоящим, диким зверем, затравленным, уходящим от погони, наученным опасаться даже тени куста над озерцом, иначе он никогда бы не подошел к водопою так открыто. Земля ушла из-под ног, тугая петля захлестнулась на шее. Кулл покатился в беспамятство.
Сколько прошло времени с того момента, как ни старался потом, он так и не смог вспомнить. Его привел в себя сильный пинок в живот и целый бурдюк воды, опорожненный прямо на «полудохлую псину». Кулл, как мог, извернулся и клацнул челюстями… но в воздухе, человек вовремя отшатнулся, а вокруг послышался одобрительный хохот.
Это был совсем небольшой оазис, но он располагался на самой удобной караванной дороге к городу, и один раз в два-три дня тут можно было смело рассчитывать на добычу. Толстый Хайрам не мелочился. Он был, как утверждал сам, по натуре «добр и справедлив», не любил крови. Действительно. Он избегал убивать. Купцов, неосторожно забредавших в оазис, он встречал, как князь. Кормил, поил, дарил лучшие халаты со своего плеча. Бурдюки путников Хайрам считал за честь собственными руками наполнить молоком «от самой красивой верблюдицы». Приятно удивленные таким обхождением, купцы покидали гостеприимный оазис… и больше их никто никогда не видел. Ни в Гайбаре, ни в других краях. Только таинственным образом возвращались к Хайраму дареные халаты, в основном зеленые, богато расшитые шелком. Об участи купцов в присутствии Хайрама не говорили… да и в отсутствии его старались помалкивать. Видно было что-то, что накладывало невольный обет молчания даже на эти закостенелые души.
Впрочем, нынешний повелитель Гайбары был кем угодно, только не дураком. Караваны пропадали, Гайбара несла убытки, и воины конной стражи время от времени делали вылазки, пытаясь поймать Хайрама-Лисицу. Но в оазисе их встречала благословенная тишина.
В этот раз они собирались быстрее, чем обычно, но все же без спешки. Увязали в тюки «походный лагерь», запаслись водой и, покинув оазис, цепочкой двинулись на юго-запад. В горы. Шли быстро, и Кулл в полной мере сумел оценить преимущества собачьей шкуры и четырех лап вместо двух. На второй день его отвязали, а к исходу четвертого привязали опять. Сплошной песок сменился редкой, пожухлой растительностью, прятавшейся от солнца в основном по низинам. Потом как-то сразу выросли горы, до этого лишь смутно маячившие на горизонте.
— Здесь будем стоять до следующей луны, — отдуваясь, объявил Хайрам-Лисица, — пока доблестному Абад-шаану не надоест сторожить свою тень.
Кулла хорошо покормили, что его, впрочем, уже перестало удивлять, потом надели на него железную цепь и привязали к кольцу, вбитому прямо в каменную стену небольшой, но сухой и вполне обжитой пещеры. Видимо, здесь разбойники обычно пережидали облаву. Кулл невольно подумал, что кстати помянутый Хайрамом Абад-шаан дал бы себя высечь на площади, чтобы только узнать, где находится разбойничья стоянка. Но варвар был последним человеком, который сообщил бы ему об этом. И не потому, что оценил гостеприимство Хайрама. Просто не любил он Гай-бару, а конную стражу любил еще меньше.
Оставшись один, Кулл сразу же попробовал освободиться, но понял, что ни к чему хорошему это не приведет. Цепь была закреплена намертво, и Кулл не мог даже удавиться. Впрочем, он и не собирался. Разные мысли посещали его в эти долгие одинокие часы, все больше о том, как стать человеком и расправиться с лемурийцем, с Хайрамом и по возможности, а точнее по острой необходимости справедливого возмездия, наложить руку на сокровища разбойников. Вернее, сначала отомстить, потом стать человеком, а потом — сокровища, именно в таком порядке… или наоборот, Кулл запутался окончательно, чего ему хочется больше. О том, что он может никогда не вырваться отсюда, навеки остаться собакой, погибнуть по прихоти толстого предводителя разбойников, Кулл и мысли не допускал. Нельзя их ему допускать, такие мысли, так и взвыть можно от безысходной тоски.
Вечером его впервые не накормили. Кулл потоптался на месте, погремел цепью и лег. Умение терпеть холод, голод и боль было его неразменным достоянием, однако он не собирался терпеливо спускать издевательства над собой. Поэтому планы мести буквально роились у него в голове, один другого кровожаднее. Правда, поделиться ими было не с кем, а воплотить в жизнь немедля не представлялось никакой возможности.
Ночь, несмотря на это, в разбойничьем лагере прошла спокойно. А под утро прибыл тот самый маленький остроухий человек на смешной лошаденке с широкими неподкованными копытами и умными глазами.
Он бросил поводья одному из разбойников и прошел к костру, где Хайрам-Лисица отогревал замерзшие пятки. Они у него почему-то всегда мерзли.
— Принес? — буркнул Хайрам, не утруждая себя дружеским приветствием гостю. Мердек упал на колени, уткнулся лбом в землю, точнее почти в грязные туфли Хайрама, и зачастил, захлебываясь слюной и словами. — Что ты там бормочешь, Мердек? — недовольно прикрикнул Хайрам, испытывая сильное искушение ткнуть человечка ногой в его острую мордочку. — Она с тобой? — Мердек привстал и быстро закивал головой. Хайрам протянул руку. — Повелитель отважных воинов, досточтимый Хайрам, сын Ремиза и отец Керама, конечно, знает, как обращаться с Дыханием Смерти. — Хайрам-Лисица передернул плечами.
— Тебя еще на свете не было, когда отец мой, которого ты, шакал, взял мерзкую привычку поминать кстати и некстати, — предводитель повозился, устраиваясь на одеяле поудобнее, и продолжал, — рассказал мне о Дыхании Смерти и велел беречь его больше, чем мужчина нашего рода бережет свою жизнь.
— Отец повелителя был мудр, — проговорил Мердек с почтением. — И повелитель до сей поры поступал мудро, повелев хранить Дыхание Смерти вдали от своих шатров. Зачем эта страшная вещь понадобилась ему теперь?
— А это не твое дело, собака, — зевнул Хайрам, не спавший всю ночь, поэтому раздраженный сверх всякой меры. — Принес — так давай сюда.
Мердек поколебался мгновение или два, острый взгляд Хайрама, брошенный им из-под густых бровей, заставил маленького хитреца пошевеливаться.
— Будь осторожен, повелитель, — предостерег Мердек, протягивая бутыль. — С каждым разом Дыхание Смерти требует все больше и больше жертв. Аппетит его не насытит и целый город…
— Пошел прочь, — равнодушно отвернулся Хайрам-Лисица пряча под густыми бровями настороженный взгляд. «Дыхание Смерти», — подумал он с нежностью и с восторгом, как о любимой женщине. Хайрам осторожно погладил ладонью гладкое горлышко и отдернул руку, словно обжегся. Палец коснулся пробки. Дыхание Смерти. Дырявые шатры, убогая роскошь разбойничьего лагеря и вечный страх перед городской стражей. Такая жизнь была по-своему приятной, волнующей кровь, но она не могла продолжаться вечно. Рано или поздно все разбойники заканчивали одинаково. Их головы украшали городские стены Гайбары.
