Гном, убей немца! (СИ) - Агишев Руслан

— Мама, я тозе хочу на заводе лаботать! — Петька, младшенький, тут же подал голос. Видно было, что его очень впечатлили мои слова. Он аж с таким жадным интересом стал по сторонам оглядываться, что того и гляди сбежит. — Саня, возьми меня к себе! С тобой лаботать буду! Возьми!

У матери дрогнула рука, и она медленно убрала узелок в свою котомку. Поверила, похоже.

— Мамуль, не волнуйся, все у меня хорошо. Работаю, с ребятами уже подружился. Тут много таких, как я. Видишь, даже сапоги мне хорошие справили, — я показал на короткие сапожки, которые достались мне от недавно умершего парнишки. Мои ботинки совсем прохудились, а ноябрь выдался такой, что и в валенках было не жарко. — Лучше расскажи, как вы там? Как Пашка? Как папка?

И только я спросил про отца, как она разрыдалась. Снова меня крепко-крепко обняла.

— Мам, ты чего? — у меня внутри все похолодело. Не знал, что и думать. Неужели, что-то страшное случилось. Их ведь, как и нас, последнее время почти каждый бомбили. — С отцом что-то?

— Эвакуацию объявили, все шахтеров мобилизую… — сквозь слезы рассказывала она. — И Федю тоже… Вчера собрался… Сказали, что на бронепоезде будет город оборонять…

Она продолжала рассказывать, то и дело всхлипывая, а я все это время косился вправо, в сторону старого цеха. Все станки оттуда еще на прошлой неделе вывезли, а туда загнали паровоз с тремя вагонами. Мастер сказал, что будут из него бронепоезд для обороны города делать. Вроде бы вчера уже и одну башню с орудием поставили.

— Нас тоже к эвакуации готовят, Санечка, — мама уже не плакала, а скорее глухо бормотала, то и дело тяжело вздыхая. Взгляд при этом был растерянный, опустошенный. — В Саранск, кажется, поедем. Когда же теперь все увидимся-то… Пашка вот на фронт собрался. День деньской у военкомата торчит, пороги оббивает, просится. Вчера сказал, что, если его не возьмут, то сам убежит.

Вдруг за входной дверью кто-то громко, уверенно затопал сапогами. Обычные рабочие так не ходили. Те больше шаркали, чем чеканили шаг. И точно, дверь широко распахнулась и на пороге появился крупный коренастый мужчина в форме капитана.

— А это что такое? — он тут же нахмурился, наткнувшись взглядом на маму. — Что это за комната для встреч? Товарищ, почему на военном объекте посторонние? — вахтер при этих словах выскочил из своей каморки, как черт из табакерки. Тут же вытянулся перед военным, живот втянул, глаза выпучил. — Совсем страх потеряли⁈ Враг за воротами, а у вас тут посторонние! Гражданочка, живо на выход! Освободите помещение!

Мама испуганно втянула шею в плечи, крепко прижав к себе младшего сына. Еще раз меня обняла, расцеловала, бросила напоследок долгий взгляд и, наконец, скрылась за дверью.

— Почему в рабочее время шатаемся без дела? — это военный уже в мою сторону рыкнул. — Кто мастер? Как он, твою мать, за дисциплиной следит⁈ Бегом в цех!

Я молча кивнул и пошел к своему рабочему месту. Настроение стало совсем ни к черту. От слов матери на душе было совсем погано. Получалось, что я снова терял свою семью. Сначала это произошло в том мире, а теперь то же самое случалось и в этом мире.

— Не-ет, не-ет, больше такого не будет, — качал я головой, шепча себе под нос. — Я костьми лягу, но такого не допущу…

Всю оставшуюся смену я думал, что же теперь делать. Злость и не думала меня покидать. Напротив, она душила меня все сильнее и сильнее, уже мешая дышать.

— Они меня еще не знают… Я раздавлю эту нечисть, собственными руками раздавлю…

Бормотал со злостью, слал проклятья, механически ковыряясь в механизме. Вокруг толком ничего не замечал, погруженный в свои мысли.

— Тогда мне тоже нужно на фронт… К отцу…

Быстро сновал вдоль конвейера, время от временя вынимая застрявшие патроны, поправлял ленту. И, взбудораженный, никак не замечал, что его ладони светятся чуть сильнее, чем раньше. Всегда, когда из под его рук, вместо обычного металла выходил таинственный адамантий, кожа светилась. Но свечение было неяркое, едва заметное глазу, робкое, а теперь оно стало сильнее, и значительно теплее.

Обрати на все это внимание, я бы точно заметил эту странность. Раньше адамантий покрывал только кончики патронов тонюсенькой пленкой. Сейчас же менялась вся пуля, становясь совсем иной. И теперь это была уже не просто самая обычная винтовочная пуля, а нечто совершенно другое, более страшное, более мощное.

— Я вам еще покажу… вот увидите…

В моей голове бродили самые разные мысли о том, как помочь отцу, но одна из них мелькала чаще всего.

— А если на отправится на нем… Да, да, прямо на нем… С ним нужно лишь немного поработать, и тогда…

Все чаще я косился в сторону старого цеха, где из паровоза делали бронепоезд. Эти громадины из железа всегда вызывали во мне необычайное чувство восхищения. Оказавшись у железнодорожных путей, я нередко замирал и, как сопливый мальчишка, смотрел на поезда. В такие минуты мне всегда приходила мысли о грозных механических големах, созданиях древних гномов, наводивших ужас на окрестные народы моего мира.

— Да, да, нужно попробовать. Ведь, есть же легенда о Сенмунде Мудром… Он же смог, а почему не смогу я?

Он верил, чувствовал, что задуманное у него может получится.

— Я смогу это сделать, смогу…

Этот паровоз должен был стать не просто грозной боевой машиной, а нечто совершенно большим.

— Нужно лишь постараться…

г. Ворошиловград

Патронный завод № 60

Глубокая ночь.

Одна рабочая смена закончилась. На четыре часа, оставшихся до следующей смены, завод погрузился в тишину. Застыли станки, остановился конвейер. Многие из рабочих, работавших едва ли не сутками напролет, спали прямо в цехах. Каждый старался урвать хоть немного времени для отдыха. То там, то здесь на импровизированных лежанках из патронных ящиков валялись тела, укрытые старыми шинелями, ватниками.

В самом большом заводском цеху, большую часть оборудования которого уже вывезли на восток, стоял паровоз, укрытый паутиной монтажных лесов. Локомотив будущего бронепоезда, пусть еще и неготовый, уже внушал уважение. Все уязвимые места были прикрыты толстыми листами металла, создававшими хищные рубленые линии. Многотонная махина сейчас напоминала застывшего перед атакой невиданного зверя, готового к схватке не на жизнь, а на смерть.

Прямо за локомотивом стояли блиндированный вагон с узкими бойницами для стрелков и железнодорожная платформа, на которую уже начали монтировать танковую башню. Рядом на бетонном полу громоздились железные колпаки — будущие орудийно-пулеметные точки. У стен громоздились тяжеленые рельсы, которые за отсутствием настоящей брони использовались в качестве ее замены.

… Вдруг у одной из стен в лунном свете что-то мелькнуло. Тень то появлялась у станков, то снова пропадали, чтобы через какое-то время опять мелькнуть на свету.

Это был точно не бродячее животное, а человек. Судя по худосочной фигуре около будущего бронепоезда бродил подросток.

— … Отец, я не брошу тебя одного, — в тиши цеха раздавался лихорадочный шепот. — Я встану рядом с тобой, спина к спине, как это было дома…

Окажись рядом кто-нибудь, то он стал бы свидетелем весьма странного зрелища. Подросток, а это точно был подросток в засаленных ватных штанах, старом ватнике и серой шапке с ушами, напоминали то ли больного, то ли сумасшедшего. Он непрерывно что-то бормотал себе под нос, странно махал руками, дергано двигался.

— … Я помогу, я защищу тебя, отец. Орочье отродье даже пальцем тебя не коснется. Даже пальцем… Никто…

Худенькая фигурка медленно ходила вдоль локомотива, легонько, нежно касаясь его угловатых ребер, выступающих углов. В некоторых местах подросток задерживался чуть дольше, в другие — меньше.

— … А ты… ты станешь моим зверем, моим драконом, моим защитником… Только здесь плохое, дрянное железо, недостойное для зверя.

Он с силой пнул подвернувшийся под ногу рельс. Потом стукнул по железному листу, прикрывавшему кабину паровоза.