Вильям Кинг - Победитель троллей
— Но… — до Феликса, наконец, дошло, что происходит. Они пытались оттянуть бой. Он захлопнул рот прежде, чем успел выдать себя.
— Нет! Вы думаете, что вы умны, но вы не умны! Мы не попадемся в эту ловушку. Мы слишком сметливы для вас. Я просто хотел, чтобы вы это знали.
Сказав это, вожак мутантов развернулся и стал отходить. Феликс следил, как вся банда исчезает в темноте, проводив их единственным глубоким вздохом. Он замер в растерянности на короткое время. Полумрак вершин был самой прекрасной картиной, когда-либо виденной им. Он радовался даже холоду и боли, пронзившей его руку, — признакам того, что он остался жив.
— Благодарю тебя, Сигмар, благодарю! — прокричал он, не в силах сдержать свою радость.
— О чем это ты орешь? — удивленно спросил Готрек.
Феликс подавил в себе внезапное желание кинуться на него с мечом. Вместо этого он похлопал гнома по спине. Внезапно он понял, что им придется остаться здесь до утра. Но даже эта мысль была прекрасной.
— Скорее, нам нужно набрать цветов. Солнце еще не село.
— Кто это? — испуганно спросил Лотарь Криптман, когда Феликс забарабанил в его дверь. — Чего вы хотите?
Вечер едва наступил, и Феликс подивился тем предосторожностям, с которыми алхимик встречал их.
— Это я, Феликс Ягер. Я вернулся. Откройте! — Ему показалось или в голосе Криптмана действительно было больше страха, чем обычно? Он обернулся и посмотрел на улицу. Свет пробирался сквозь закрытые окна. Вдали слышалось цоканье копыт и металлический скрежет повозок, направлявшихся к тавернам на городской площади. Ничего необычного не было.
— Открывай, открывай! Я вернулся.
Феликс перестал стучать и закашлялся. Так и есть, он простудился в этих промерзлых горах. Смахнув капли пота с бровей, он потуже затянул плащ и поглядел на Готрека, который глупо замер на верхней ступени, уставившись вниз непонимающим взором и сжимая в руках собранные им цветы. Как обычно, Победитель троллей был неуязвим для простуды.
Заскрипели петли, загремела цепь, и дверь слегка приоткрылась. Сквозь щель вместе со светом проник запах препаратов. Феликс распахнул дверь шире, несмотря на сопротивление алхимика, и пробрался внутрь. Он удивился, увидев Грету возле второго выхода из комнаты. Она явно собиралась спрятаться в другом помещении.
— Входите, господин Ягер, — как можно вежливее проговорил алхимик и посторонился, пропуская Готрека.
— Вольфганг ищет тебя, — сказал Феликс девушке. Она казалась слишком перепуганной, чтобы отвечать. — Почему?
— Оставьте ее, господин Ягер, — заявил Криптман. — Разве вы не видите, как она дрожит? Она испытала настоящее потрясение в руках вашего друга Лэммела.
Коротко Криптман рассказал о том, что увидела Грета в комнате сына торговца прошлой ночью. Алхимик умолчал о том, почему она пошла к нему, но упомянул о стигмате на груди молодого богача.
— Я ужасно испугался. Я должен был это предугадать, когда он заставлял меня подмешивать гнилой камень в пластинки с тайным корнем. Я должен был представить, что произойдет, когда он задумал развивать эту метку демона.
— Вы подмешивали ему гнилой камень?!
— Не надо так удивленно смотреть, мой юный друг. Его довольно часто используют алхимики в своей работе. Многие уважаемые специалисты в нашем деле применяют его в малых дозах. Как говорил мой наставник в университете Мидденхейма, великий Литценрих…
— Говорят, что Литценриха изгнали из университета за его эксперименты и что Гильдия академиков лишила его лицензии. Был настоящий скандал. И последнее, что я слышал о нем, так это то, что его объявили вне закона.
— Среди ученых всегда есть завистники. Просто Литценрих опередил свое время. Подумайте, как долго просуществовала теория Айзенштерна, что солнце вращается вокруг земли, прежде чем ее признали. Его сожгли на костре за то, что он отказывался назвать ее ложью.
— Несмотря на все ваши философствования, господин Криптман, гнилой камень незаконен и крайне опасен. Если бы об этом только услыхал охотник за ведьмами…
Криптман, казалось, съежился.
— То же самое мне говорил Вольфганг Лэммел, хотя я недоумеваю, как ему стало известно о моих опытах? Я покупал гни… эту субстанцию в маленьком подпольном магазинчике в Налне. У Ван Нейка. Я говорил ему, что не делаю ничего противозаконного, просто я хотел изучить, как мутация некоторых препаратов превращает их в золото. И гнилой камень был подходящей основой для этой трансмутации.
— Похоже, что Вольфганг проведал об этом, — при всем старании Феликс не мог скрыть торжества в своем голосе. Превосходно! Он сможет обличить этого выродка, эту свинью как мутанта перед всем городом. Именно так он отплатит ему за все побои, полученные от его громил, — и за все то, что тот сделал с Гретой, разумеется.
— Вы же не донесете на меня властям, мой юный друг? По крайней мере, я залечил ваши раны. Я обещаю, что если вы не донесете на меня, я больше никогда не свяжусь с гнилым камнем.
Феликс посмотрел на перепуганного алхимика: он ничего не имел против него, а Криптман и так уже получил хороший урок и не станет связываться с запрещенными препаратами. Конечно, нелегко справиться с охранниками молодого Лэммела, но Феликс мог решить и эту проблему.
— Господин Криптман, если вы вылечите моего спутника, я забуду обо всем, что вы сделали.
Феликс играл пестиком и ступкой, пока Криптман старался излечить Готрека. Едкий дым наполнил лабораторию, поднимаясь от горшка, в котором алхимик превратил солнцецвет в желтую пасту.
Прохлада каменного пестика была приятна. Аромат солнцецвета проникал даже в заложенные ноздри Феликса. Он принял еще две пилюли Криптмана и слегка отвлекся от происходящего, надеясь, что в голове прояснится, а боль и страдания исчезнут.
— Феликс? — спросил мягкий голосок, возвращая его в реальность.
— Что, Грета? — он все еще парил в мечтах. Человеческое прикосновение вырвало его из другого мира, но и вернуло к боли, от которой так хорошо помогали снадобья Криптмана. Феликс слегка разозлился.
— Что будет, если люди Вольфганга найдут мня здесь?
— Не волнуйся, скоро ему придется волноваться только о себе.
— Я надеюсь. Как хорошо, что Лотарь спрятал меня от него. Он очень рискует. Ты ведь знаешь, какими могут быть охранники Вольфганга.
Откровенно говоря, Феликс думал, что алхимик спрятал девушку назло Вольфгангу: у него были причины ненавидеть сына торговца. Или же он чувствовал себя виноватым за то, что снабжал того гнилым камнем, так сильно изменившим его? Всегда ли Лэммел был таким жестоким чудовищем или же эта перемена произошла с ним совсем недавно, когда появилась метка Хаоса?
