Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ) - Агишев Руслан

— Кто же ты такой? — шептал он тихо-тихо. В его голове бродили очень странные мысли, некоторые из которых он даже побаивался озвучивать вслух. — Может ты и не колдун, вовсе, а сам дьявол⁈ Разве магия способна на такое?

Голицын, дитя этого мира, еще не знал, как может быть разрушителен человеческий гений и все еще считал человека слабой пародией Бога. Лишь время показало, что он и множество других горько ошибались. Человек, а не дикий зверь с клыками, не разрушительные стихии, оказался самым страшным на земле существом и, похоже, явлением.

— Не ошибся ли я, пожав ему руку? Может свернуть ему шею, пока еще не поздно? — будоражили его сомнения. Он снова и снова спрашивал себя, но ответ к нему так и не приходил. Обращался и Богу, но тот тоже молчал. Видно, придется решать ему самому.

В конце концов, внутри него победил маленький человечек, эгоистичный, себе на уме, старавшийся думать сначала о земном, а лишь потом о вечном. Польза от этого странного юнца показалась ему значительной. Неразумно было отказываться от такого из-за одного лишь страха.

— Сверну я ему шею, а что дальше? Что делать с войском крымского хана? А с янычарами султана? С чем их встречать? С голой задницей? — с каждым новым вопросом он все больше и больше склонялся к мысли, оставить все на своих местах. Пусть колдун, по-прежнему, служит ему, пока совсем не останется врагов. А потом он посмотрит, что делать. — Решено.

Проговорив это, нетерпеливо коснулся конских боков шпорами. Жеребец, заржав, сразу же пустился вскачь. Видно, и ему надоело плестись, захотелось размять мышцы.

-//-//-

Ерема Скудников, казачий сотник, спрыгнул с коня и устало присел у источника. Жутко хотелось пить. Жутко намаялся вместе со своими казачками пока тушили пожар.

Схватил большой медный черпак, лежавший на камне, и зачерпнул по-полной. Тут же приложился к нему и сделал большой глоток.

— Кхе-кхе-кхе! Тьфу! Тьфу! Уф! — вдруг отбросил он черпак в сторону и глубоко задышал, пытаясь избавиться от «огня» во рту. — Кхе-кхе-кхе! — кашель душил так, что говорить было сложно. — Что это такое? Хмельное? Откуда? Целый источник…

Не веря себе, казак наклонился к арыку и зачерпнул ладонью воды. От нее, и правда, шел характерный острый запах. Это был первач, тяжелый, смрадный, полный нефильтрованных примесей. От такого на утро голова голова так трещала, что легче ее было отрезать, чем боль терпеть.

А к утру выяснилось и другое. Все три источника крепости, откуда гарнизон брал воду для питья, оказались полны хмельной жидкости. Главное, в каждом колодце разное питье было. В одном, что находился ближе всех к воротам, был первач. Второй до самых краев полнился красного сладкого вина, что бояре за золото из-за чужеземных стран везли. В третьем же колодце медовуха выливалась через край.

… Получалось, способность, дарованная дьяволом, выдала очередной фортель. Она стала значительно сильнее, постепенно видоизменяясь и превращаясь в нечто совершенно новое. Правда, сам Дмитрий об этом и не догадывался, лежа в беспамятстве в одном из сараев.

[1] Охотники — добровольцы.

Жесть пошла

-//-//-

Полуденное солнце находилось в зените. Опустившуюся на землю жару еще больше усиливал тяжелый влажный ветер, обжигавший незакрытые одеждой участки тела горчим воздухом.

Менир Халид, капудан-паша, так называемой «Серебряной», османской эскадры, всем своим грузным телом облокотился на резные поручни своего флагманского фрегата «Селим султан Великолепный» и с нескрываемым удовольствием наблюдал за разгрузкой турецкой пехоты. Девять крупнобрюхих посудин, застывших на мелководье крымского берега, снова и снова исторгали из своих бездонных трюмов толпы янычар. Крупные, рослые, большей частью блондины, они совсем не походили на местных турок. Правду, похоже, говорили, что большая часть этих грозных воинов, наводивших ужас своей свирепостью на врагов, были когда-то проданными в рабство русскими мальчишками или родившимися здесь от русских матерей. Получается, снова пришло время русским сражаться с русскими.

— Якше, биг якше[1], — довольно щерил рот с гнилыми зубами капудан-паша, почесывая лоснящееся брюхо. Роскошные телеса откормленного турка с трудом сдерживали полы дорогого парчового халата, увешанного толстыми золотыми цепями, знаками внимания от самого султана. — Якше…

Ровные квадраты строящейся пехоты радовали его взор, вновь напоминая, какая грозная сила находилась под его началом. На транспортниках в Крым приплыло почти пятьдесят тысяч отборных янычар, собранных с гарнизонов Малой Азии, Египта, Палестины. Повоевавшие и вкусившие кровь, они были особенно грозным противником для любого, кто посмеет им бросить вызов. Этот корпус первоначально должен был направиться в Европу, чтобы помочь находившимся там турецким войскам окончательно разгромить европейскую коалицию. С этой целью корпусу янычар были преданы и две тысячи легкой кавалерии и громадный артиллерийский парк.

Правда, перед самым отплытием, капудан-паша получил султанский фирман с приказом по пути помочь союзнику — крымскому хану. Янычарский корпус должен был высадиться на южном берегу Крыма и ударить по войскам русского воеводы Голицына. Одновременно у Перекопа его должна была поддержать конница самого крымского хана. После этого нужно было продолжить путь. Ведь, самое судьба военной кампании решалась не в этом пустынном захолустье, а на полях Речи Посполитой. Именно там капудан-паша должен был поставить кровавую и жирную точку в этой войне, на вечно сохранив за Портой ее европейские владения. Крым же был всего лишь легкой прогулкой, отдыхом перед серьезной битвой…

Он недовольно оглядел безжизненные просторы выгоревшей на солнце степи. С недовольной миной перегнулся и смачно харкнул. Правда, тут же зашептал про себя слова молитвы, ограждающей от несчастий. Никогда нельзя обижать море, а плевок оно могло понять именно так. Моряки женарод суеверный.

Причина его неудовольствия и, собственно, плохого, настроения, была незатейлива и всем на флагмане хорошо известно. Капудан-паше султан обещал после разгрома европейской коалиции земли под его поместье и пару богатых торговых городов в Польше или Венгрии. Вот Хамид и рвался в бой. Здесь же, в Крыму, никакой добычи, кроме кроме сотни другой старых мушкетов и пушек, его не ждало. Вот он и злился.

— Почему нас никто не встречает? Где ханские посланники? — вдруг он грозно нахмурил брови, обернувшись к своим офицерам. Те, почтительно склонившись, уважительно ловили каждое его слово. Еще бы не выкажешь уважение, капудан-паша запомнит и при случае сведет счеты с непокорным выскочкой. — Выслать конные отряды на север и восток. Привести мне этих олухов, сумевших и у себя дома заблудиться! Бегом! — пара офицеров с кривыми саблями тут же испарились. Через мгновение уже неслись к гарцевавшим на берегу всадникам.

Капудан-паша проводил обоих взглядом, отмечая, с каким рвением они бросились исполнять его приказание. Только придраться было не к чему. Оба турка бежали по корабельным сходням так, что сшибли то ли троих то ли четверых матросов по пути.

Халид, удовлетворенно хрюкнув, отвел взгляд. Пока отряды всадников будут искать посланцев крымского хана, можно и откушать. Живот тут же издал булькающую трель, видимо, полностью поддерживая эту идею. Он громко хлопнул в ладони. Не прошло и пяти минут, как на кормовой рубке фрегата под шелковым навесом, прикрывавшим от палящего солнца, появился круглой стол. К нему сразу же нескончаемым поток потянулись слуги с разнокалиберными тарелками, подносами, чашками, плошками, фужерами, в которых все шипело, шкварчило, булькало. Угощения и яства громоздились, словно египетские пирамиды, заставляя желудок сжиматься в довольном предвкушении.

Почуявший запах ароматного жаркого, капудан-паша повернулся к столу. Глаза его жадно сверкнули. Что тут говорить, Чревоугодие было его особой страстью, не уступавшей даже плотским наслаждениям.

— Рябчика! — его толстый палец с нанизанными перстнями ткнулся в крайне блюдо с гордо стоявшим жаренным рябчиком, которого повар мастерски украсил перьями. Кушанье тут же с глубоким поклоном подал лысый эфиоп, личный слуга Халида.