Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ) - Агишев Руслан

Зажег специальный кусок бересты на длинной палке и бросил его через окошко в спирт. После снова бросился нагнетать воздух в сосуд. Как белка в колесе крутился, взмок до самых потаенных мест и выдохся.

Снаружи же ревела здоровенная струя пламени, бившая почти два десятка метров. Во все стороны летел огненные брызги горящего спирта, падаю на людей, сухую траву, другие повозки.

— Охренеть! — заорал Дмитрий, когда выглянул в смотровое окошко. Прямо перед фургоном поднималась стена пламени, от загоревшей сухой травы. — Б…ь! Тушить надо!

Вылетел из фургона, как ядро из пушки, и едва не ослеп и оглох. Кругом раздавались дикие вопли, все сверкало. Мимо носились люди, кони. Кого-то повалили на землю и он орал, как резанный.

К счастью, пожар удалось потушить. Еле-еле успели. Еще бы немного и пламя было не удержать. Именно в этом месте, как на грех, сухая трава была особенно густой. Тут не то что спички зажигать нельзя, тут даже пукать не рекомендуется.

— Как же ты такое удумал, колдун? Это же как сатанинский огненный меч. Огнем плещется, жаром жарит, — рядом с парнем прямо на травы повалился воевода. Мокрый, в саже и грязи, тоже пожар помогал тушить.

— Как, как… С божьей помощью, естественно, — а что ему было еще ответить. Не скажешь же, что с помощью науки. Такое сейчас не особо было в почете. Вон алхимиков, что сегодняшнюю науку двигали вперед, считали за приспешников дьявола. Мол, они постоянно что-то жгут, травы и камешки разные собирают. Непременно, для дьявольского колдовства. — Только переборщил малость… А еще воевода есть ракеты. Тоже хорошая штука.

Дмитрия почему-то потянуло на откровенность. От пережитого стресса, наверное. Или спиртовыми парами передышал. Внутри фургона такой духан стоял, словно в крошечной комнатки общаги целый курс экватор праздновал.

— Может бахнем? Разок? — услышав этот вопрос, Голицын даже попятился. В лице переменился, закрестился, как сумасшедший. — Ну, нет, так нет. Я же только спросил…

Словом, новое оружие признано грозным и годным для дела. Эффект от одного его испытания уже сам за себя говорил. Считай пол войска с перекошенными харями до сих пор ходили, а вторая половина в реке после всего этого портки стирала. А что будет с защитники крепости, когда они на себе испытают мощь огнеметного танка?

— Кликнем охотников[1], что тебя сопровождать будут. Как ворота откроешь, так и конница пойдет, — инструктировал парня Голицын. — А не получится, не обессудь.

Чего тут говорить, все — как всегда. Ты все сделай сам, а мы придем и воспользуемся результатами твоих усилий. Если же не получится, то будешь отвечать. Со вздохом, Дмитрий кивнул.

— Иди, готовь свою дьявольскую машинерию. Сейчас людей пришлю, что толкать сие чудо будут, — бросил воевода напоследок.

С таким напутствием Дмитрий полез в фургон. Распахнул пошире окошко, чтобы хоть немного проветрить. Помогало не очень. Сифонило, похоже, отовсюду: из бочек и из кожаной емкости. Спиртом пахло так, что уже хотелось песни начать горланить. А что будет с началом боя? В пляс пойдут все, кто тут есть?

— Ну, робяты, взялись! — за двигатель в танке отвечали шестеро крупных мужиков, что по отмашке своего десятника дружно взялись за ручки и начали толкать фургон в сторону крепости. — Поддай, поддай мальца! Исчо!

Тяжелая повозка медленно начала набирать скорость. Позади нее слышался топот многочисленных копыт. Похоже немало добровольцев вызвалось поддержать их атаку.

— Исчо! Поддай! Быстрее! Что як улитки⁈ Ягорка, не отлынивай! — орал десятник, весь красный от пота. — Сейчас крымчак наведет на нас огнебой и отправит всех нас к святому Петру! Поддай!

Дорога пошла под уклон и фургон покатился быстрее. Пожалуй, даже слишком быстро. Все вокруг жалобно трещало, скрипело. Того и гляди, развалится.

— Вашу мать, притормаживать начинайте! Убьемся о ворота, к черту! — заорал Дмитрий, когда стены крепости начали угрожающе быстро приближаться. — Тормозите, уроды! Разобьемся…

Куда там! Не было в фургоне такого механизма, как тормоз. Эти морды еще разогнали его так, что инерция даже не думала гасить скорость, а лишь ее разгоняла.

За сотню метров до ворот Дмитрий понял, что наступает полный п…ц! И если сейчас чего-то не предпринять, то его песенка спета!

— Прыгайте! Прыгайте, вашу мать! Вон! — не оборачиваясь, рявкнул парень. — Бегом, бегом!

Чтобы все было не напрасно, ему оставалось лишь одно:превратить свой несостоявшийся танк в джихад-мобиль. Пулемета или ПТРКа, конечно, на его верхушке не было, но жидкой взрывчатки было более чем достаточно.

— Я вам, б…ь, покажу! Даешь, Крым! — от паров спирта крышу у него окончательно сорвало. Страх испарился вместе с остатками здравого смысла. — Даешь, Севастополь! Врагу не сдается наш гордый варяг… Варяг, б…ь!

Из темноты южной ночь вырастали освещенные стены крепости, на которых метался встревоженный враг. В фургон пускали стрелы, стреляли из мушкетов. Кажется, даже оглушительно бабахнуло из пушки.

Ему же оставалось лишь зажечь запал, чтобы при столкновении с воротами все рвануло. Только тряска в взбесившемся фургоне была такой, что у парня все летело из рук. В добавок, от опьянения в глаза все двоилось, а нередко и троилось.

— Огонь! Огонь, вашу мать! Артиллеристы, Сталин дал приказ! Огонь из тысяч батарей…- из глубин памяти вырвались строчки давно уже забытой песни. Пьяный вусмерть он просто орал про каких-то артиллеристов, не понимая, кто это или что это. — Огонь! За наших матерей! Огонь! О!

Наконец, ему случайно удалось попасть схватить кусок кремня и хорошенько ударить по кресалу. Вырвавшийся сноп искр попал какую-то проспиртованную ветошь и все тут же вспыхнуло.

— А-а-а-а-а! — с нечеловеческим ревом парень проломился через борт фургона, выбив башкой один из расшатавшихся щитов. — А-а-а-а-а-а! — чудом не втемяшился в каменный палец и улетел прямо в полусухой ров, воткнувшись в вонючее болото. — Тьфу! Тьфу!

Отплевываясь от грязи, забившей рот, поднял голову и тут же снова нырнул в грязь. Прямо над ним, где находилась надвратная башня, оглушительно рвануло. Глинобитное строение вспухло, словно собранное из игрушечных кубиков, и осколками кирпичей полетело во всей стороны. Взлетел в воздух и остатки кованных ворот, раскуроченные невиданной силой. Остатки горящего спирта, вырвавшегося из бочек, растекались по улочкам крепости. Лопались от сильного жара глиняные кирпичи, поднимая в воздух все новые и новые осколки.

У стоявших прямо напротив ворот пушек, готовых встретить неприятеля, стал взрываться пороховой запас, который защитники специально перенесли из арсенала. Плотно набитые порохом холщовые мешочки вспыхивали один за другим, раскидывая тяжеленные ядра и орудия, как обычные кегли. Артиллеристы даже бежать дернуться не успели. Кто не сгорел, того размазало по железом по земле.

А к крепости уже во весь опор неслись всадники со стягами, с которых смотрело строгое лицо Иисуса Христа. К Перекопу подходила русская армия.

— Варяг… Тьфу! Тьфу! — из рва наверх медленно карабкался Дмитрий. — Варяг, — опьянение его еще никак не отпускало. В глазах по прежнему все расплывалось. Одни предметы казались другими. — Не сдается врагу… Черт, а где все?

Когда же он смог выбраться на дорогу и встать, то его чуть свои же не зарезали. Грязного, в тине, горланящего что-то непонятно, казаки приняли за турка или крымчака. Чуть шашками не порубали. Хорошо крестик на груди заметили, что сверкнул на теле.

Ему повезло в очередной раз.

-//-//-

Воевода тронул поводья и черный жеребец медленно пошел по дороге. Конь уже давно приноровился к хозяину. Знал, что сейчас, когда человек молчит и погружен в себя, торопиться не нужно. Поэтому и шел неторопливо, медленно перебирая копытами.

Голицын же жадно всматривался в лежавшую перед ним некогда грозную крепость. Сейчас, с заревами от пожаров, с разрушенной башней и воротами, она напоминала распятую насильниками девку, безгласную, неподвижную,валявшуюся в пыли и разорванной одежде.