Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая
— Они бы поделились с тобой. Так было много раз и всегда будет.
— Поделились бы, — согласился Саня, — только мне нужно всё. Я так хочу.
Он улыбался. Весело и открыто.
— Не надо сходить на берег, Сань, — сказал я, не вставая с камня. Только тон изменился, и это изменение Саня заметил.
— Запрети, — тихо ответил он, глядя мне прямо в лицо своими большими глазами. Он по-прежнему улыбался, но худое лицо заострилось и побледнело.
— Не хочу, — сказал я. — Но придётся. Подумай, Сань. Крепко подумай.
— Я хочу сойти и взять всё, что мне понравится. И я сейчас сойду и возьму, — почти нежно объяснил он.
Я встал, отстёгивая плащ. Санёк тоже поднялся:
— Давай договоримся так, — предложил я, ставя ногу на камень и опираясь локтем о колено. — Не будем устраивать свалку с резнёй. Если тебе и засвербило, то ни твои, ни мои люди, я думаю, не хотят убийства.
— Ты что, хочешь поединка? — хмыкнул Саня.
— Не хочу, — повторил я. — Очень не хочу. Но что делать?
Саня вложил два пальца в рот и, полуобернувшись, свистнул. Я увидел, что с корабля в мелководье спрыгнули двое и побрели, широко размахивая руками, к берегу. Я махнул рукой тоже, не оборачиваясь, и мы стояли и молчали, разглядывая друг друга, пока его и мои люди не подошли к нам. С моей стороны — Вадим и Сергей, с его — я не удивился даже. Увидев Сморча и Щуся.
— Привет, ребята, — сказал Вадим.
— Привет, — Сморч кивнул, лицо у него было хмурое и печальное. Щусь смотрел настороженно и молча. Сергей быстро перескакивал взглядом с одного на другого, на третьего и обратно — и тоже молчал.
— Привет, Игорь. Саш, привет, — поздоровался я. На этот раз Щусь кивнул.
— Что это вы тут придумали? — осведомился Вадим.
— Ничего, Вадис, ничего, — Санёк вновь улыбался. — Просто хотим выяснить один старый вопрос.
— Вы чокнулись, — убеждённо сказал Вадим. — Это что, шутка?!
Сморч уставился себе под ноги. Сергей сплюнул в белую пену возле ног Сани и, посмотрев на него, процедил:
— Это не шутка… Он грабил берега на моём севере, однажды я его почти прищемил ему хвост…
— И ты молчал?! — поразился Вадим. Требовательно бросил Сане: — Это правда?
Саня с шаловливой улыбкой развёл руками.
— Встреча друзей, — горько сказал Вадим. Повернулся и пошёл прочь по берегу. Я окликнул его, но он только махнул рукой.
— Позови ещё кого-нибудь из своих, — предложил Саня, но Сморч вмешался:
— да не надо… Ты извини, Сань, но я тоже… пойду.
И двинулся за Вадимом, непривычно сутулясь.
— Не уйди насовсем, — бросил ему вслед Санёк. Сморч не обернулся.
— Олег, уступи мне, — попросил Сергей. Я покачал головой и шепнул:
— Где Танюшка?
— Девчонки её не пустят, — ответил он. — Олег…
Я тронул его губы пальцем, и Сергей, покривившись. Замолчал.
— Лет пять назад у меня не было бы шансов, — сказал Саня, подняв руку — Щусь молча раздёргивал шнуровку на его боку. Я, ничего не спрашивая, отстегнул на боках крючки. Передал оружие Сергею, потом отдал бригантину и начал снимать крутку. — Но сейчас — лучше бы ты подумал, Олег…
Ветер был холодным и сырым. Но, хотя он дул с моря, до меня донёсся от суши девчоночий крик:
— Оле-е-ег! Не сме-ей!
Я заставил себя не услышать его, беря из протянутых рук Сергея палаш и дагу. Подмигнул ему. Потянулся, размял плечи, вздохнул.
И повернулся к Сане.
Андрей Макаревич
Увы, расставанья теперь не в цене,
Увы — не в цене обещанья.
Нас ветром разносит по этой земле —
Какие тут, к чёрту, прощанья?
Не прощаясь, выходят в люди…
…Только в детстве
Мы встретили старых друзей
И новых «старых» — не будет.
Пусть нас оправдают тысячи раз
(А мы уж себя — непременно!),
Но старых друзей всё меньше у нас,
А новые им — не замена.
И как получилось, и кто виноват?
Нечистая чья-то игра…
Прощались мы тысячу лет назад
И верили, что до утра…
…пусть день пройдёт без забот о былом.
И вечером этого дня
Мы сядем все за одним столом
У одного огня.
А наш огонь никогда не гас!
А что невелик — ничего.
Не так уж много на свете нас,
Чтоб нам не хватило его.
Я с ними проблемы свои решу —
Те, что не решались без них, —
А после — прощенья у них попрошу,
У старых друзей моих…
У Сани, как и у меня, прибавилось шрамов (интересно, многие ли ему оставили те, кого он вот так грабил?) Но в целом он не изменился — по-прежнему был худощав и гибок. И оружие осталось то же самое — валлонская шпага, такая же длинная и широкая, как мой палаш, и дага-пойнгард, цельнокованая, с ремённой оплёткой тонкой рукояти, короче, но шире, чем моя.
— Кистень-то оставил? — поинтересовался я.
— А ты — револьвер и ножи? — ответил он, салютуя мне. Салюту научил его я, и на миг мне почудилось, что это просто обычная тренировочная схватка.
Я ответил на салют и, плавно пригнувшись, мягко пошёл по кругу, подняв оба лезвия: даги в вытянутой и поднятой левой, палаша — в опущенной к бедру руке. Саня двинулся напротив меня, зажав пойнгард в левой, согнутой перед грудью, руке испанским хватом, а валлонку — положив клинком на плечо.
Круг. Ещё. Ещё.
Саня, кажется, ждал, пока у меня устанет правая рука. Он не заметил, что я упираю кулак в бедро…
…Его клинок с плеча выстрелил мне в лицо! Я перехватил удар дагой, отбросил, атакуя палашом в колено. Саня отшвырнул ударом вниз-вбок моё оружие своим пойнгардом. Я подпрыгнул, спасая ноги от кругового рубящего удара валлонки, из-под правой руки уколол дагой в левой…
Саня отскочил, и мы вновь закружили в той же позиции. Я не хотел его убивать. Я не мог его убивать.
Он был мой друг. Друг.
Валлонка со свистом рубанула в голову. Я вскинул дагу на блок, одновременно уколол палашом в грудь… и не понял, в какой неуловимо краткий миг валлонка отдёрнулась, не завершив удар. Её клинок скрестился буквой Х с клинком пойнгарда. Саня поймал палаш на уколе в эту развилку. Его пойнгард резко взвизгнул по клинку валлонки, быстро, сильно и беспощадно отшвыривая мой палаш в сторону, а правая рука Сани молниеносно метнулась назад — и тут же вперёд, прежде чем я успел опустить дагу в защиту.
Всё это заняло меньше секунды. И всё, что я успел — чуть повернуться, поэтому валлонка пропахала брызнувшую кровью рану слева по рёбрам.
А должна была вонзиться между них — в сердце.
— А ведь ты мне показывал этот удар, — Саня улыбался.
— Я, — согласился я, на миг прижав к ране локоть. — Знаешь, я не верил, что ты правда будешь стараться меня убить.
