Юрий Никитин - Мрак
— О, достойный Руд, — пропела Светлана. — Как я рада тебя видеть! Правда, рада.
Руд прохрипел:
— Царевна...
Голос его прервался. Светлана кивнула:
— О, можешь не благодарить. Правда, мы сделали все, чтоб вам было удобно. Если бы не ваше ночное нападение на людей Горного Волка... Я хотела сказать, если бы не ваши странные выяснения сил таким мужским образом! Ну, почему-то ночью, тайком...
Руд взревел страшным голосом:
— Да будь здесь все проклято! Мы не нападали на Горного Волка. Но что здесь творится, я не понимаю. И мои люди уже готовят коней в дорогу.
Сердце Светланы подпрыгнуло, но тут же ухнуло в ледяную пропасть. Кровь застыла в жилах. Неживым голосом спросила:
— Остается... только Горный Волк?
Руд оскалил зубы в злой усмешке, и стало видно свежие обломки передних зубов. Десны распухли и кровоточили.
— Остался бы... но мы с ним заключили соглашение.
— Какое?
— Уезжаем вместе.
Светлана кивнула, боясь поверить неслыханному счастью. В чем бы соглашение не заключалось, это все-таки отсрочка смертного приговора.
— Что ж, — сказала она с лицемерным сожалением, — надеюсь, ты будешь в добром здравии и прибудешь на мой зов... когда понадобишься.
Руд стиснул челюсти, передернулся от боли. Лицо из бледного стало желтым.
— Надейся, — сказал он. — Мы станем воинским станом за рекой. И там на военном совете решим, как поступить верно. Кого выберем на трон, под того знамена и встанем.
Со двора донеслись крики, испуганно заржал конь. Руд, хромая, с проклятием метнулся к двери, едва не упал. Светлана бросилась к окну. Оставшиеся люди Горного Волка выводили своих коней, они были в левом углу двора, а люди Руда держались в правом. Обе группы настороженно следили за противниками. Многие были с повязками, кровь сочилась из наспех перевязанных ран.
Двое с Горным Волком, отметила Светлана удивленно, и трое с Рудом. И это все, что осталось?
Еще не осела пыль за последними всадниками, когда Кажан и Голик явились по ее зову в Золотую палату. Светлана сидела на престоле, лицо ее было бледным и решительным. У ног ее лежал, высунув язык и часто дыша, черный волк. Советники переглянулись. Этот волк раздражал не меньше, чем старый воевода Рогдай, надменный и громогласный. Но если воеводу уже изучили, то этого зверя пока подкупить не удается.
Светлана в свою очередь рассматривала их очень внимательно. Что-то слишком часто видела в обществе то Горного Волка, то Руда. Больше, чем того требуется от гостеприимных хозяев.
— Вы, конечно же знаете, — начала она без предисловий, — что задумали Горный Волк и другие мятежные вожди.
Кажан кивнул, в его бесцветных глазах промелькнула легкая тень:
— Да. Они соберут совет в полевом стане.
— Там изберут нового царя, — добавил Голик. Губы его сложились трубочкой, словно уже целовал руку, а то и ступню будущего правителя Куявии.
Ее глаза смотрели строго:
— Вы знаете, что это значит?
После неловкого молчания Кажан пробормотал:
— Мы все знаем, что это значит. Но ты что-то уже решила за эту ночь?
— Да, — ответила Светлана, — решила.
Ее лицо побледнело еще больше. В глазах промелькнула боль, но царевна тут же гордо выпрямилась. Голос был строгим и надменным:
— Во имя спасения нашего царства... я объявляю клич по стране. Всякий, кто отыщет моего отца и вернет его... скажем, в течение двух недель, раньше в их стане вряд ли договорятся... тот получит мою руку.
Голик дернулся, голос его прозвучал громко, излишне громко:
— Царевна!
Кажан тоже выглядел потрясенным. Или умело прикидывался. Светлана остановила их властным движением руки. Голос ее был все таким же царственным, но чуткие уши царедворцев уловили горькую нотку:
— Разве царские дочери не предназначены уже по рождению в жертву? Мы лишь веревки, которыми крепятся племена и царства. И разве меня уже не приносили в жертву?.. По крайней мере тот, кому я буду отдана, в самом деле докажет, что он силен и умел! Если сумеет отыскать Додона, то и царство сможет удержать в кулаке... буде славный Додон исчезнет опять!
Волк лизнул ей обнаженные ступни, вздохнул и лег удобнее, накрыв пузом ее розовые пальчики. Светлана рассеянно почесала у него за ухом. Волк блаженно оскалил пасть, Кажан и Голик вздрогнули и отступили на шаг. Только они видели, что глаза волка быстро застилает багровая пелена ярости.
Голик сказал с лицемерным сочувствием:
— Я понимаю... И сейчас ты сама выбираешь. Еще не зная, кто им будет, ты выбираешь все же лучшего.
Кажан переступил с ноги на ногу, взгляд его стал настороженным. В странно белесых глазах появилось расчетливое выражение. Взгляд, который бросил на Светлану, был уже взглядом собственника.
— Царевна, — сказал он. — Позволь мне откланяться. Чем раньше примусь за поиски, тем больше надежды на успех.
Голик дернулся:
— Ты отбываешь тоже? А кому охранять двор?
— В этом нет необходимости. Все враги ушли в стан. К детинцу бояться и приблизиться. А здесь слуг хватит. К тому же меня не будет от силы недельку.
Светлана покачала головой. Как будто не Рогдай охраняет двор и детинец, как может. А эти двое только шептались с врагами. В интересах ли Куявии, как говорят, что сомнительно, но теперь уже не узнать.
Голик сказал ядовито:
— Да и потом, если не найдешь, возвращаться не стоит, верно? Сюда явится другой царь. А воеводы и советники у него свои.
Кажан вспыхнул, с размаха хлопнул ладонью по раззолоченной рукояти меча. Светлана вскинула руки:
— Прекратите!.. Здесь в самом деле ничего не случится. Со мной останется верный Рогдай. А я сейчас же разошлю бюричей по всей стране. Нашедший царя Додона будет считаться спасителем. Понятно, он получит намного больше, чем только меня. А его ребенок станет наследником.
Кажан коротко поклонился и вышел, а Голик помедлил, глядя в глаза царевне. Но сказать не решился, хотя что-то вертелось на языке. Поклонился в пояс, вышел, пятясь, не желая осквернять светлую царевну зрелищем своего объемного зада.
Мрак прижался щекой к ногам Светланы, боялся поднять голову. Его мелко трясло, он задыхался от нежности и сострадания. Снова она приносит себя в жертву! Она, которая создана для счастья, обречена на постоянные муки и невзгоды!
Но кто бы не отыскал ее отца, если даже сумеет, она счастлива не будет. А разве это не самое главное?
Он встал, посмотрел ей в глаза. Она рассеянно потрепала его по голове, почесала за ушами. Она часто чесала его за ушами, часто трепала по шерсти, гладила по голове. Но ласкала волка, не человека. Возможно, волку этого было бы достаточно.
— Что тебе, мой лохматый? — спросила она в ласковой рассеянности. — Я знаю, что если бы пошел ты... да-да, ты нашел бы наверняка.
