Артём Рыбаков - Ликвидаторы времени
Картина вырисовывалась, прямо скажу, ни разу не радостная.
— Ничего, недолго им резвиться осталось, — постарался я приободрить собеседника. — Мы как раз за тем на разведку и пошли, чтобы дислокацию противника выяснить.
— Я, конечно, извиняюсь, а вы по званию кто? А то, почитай, полдня уже вместе, а как обращаться я и не знаю.
— Старший лейтенант госбезопасности я, — будь вопрос сформулирован по-другому, я, может, и придумал какую-нибудь легенду. К тому же Нечаев был мне симпатичен, может быть потому, что много лет назад я и сам был старшим сержантом пограничных войск.
Нечаев попытался вскочить.
— Да сиди ты, чего заметался? — успокоил я его.
— А вы правду сказали, ну, про партизан?
— Да, чего мне врать-то?
— А у нас на заставе старшина один был, так он рассказывал, что базы партизанские ещё с Гражданской по всей Белоруссии были.
— Были, да сплыли. Вот, сам видишь, заново всё начинать приходится. Кстати, вопросец у меня к тебе есть.
— Спрашивайте, товарищ старший лейтенант!
— Ну, не кричи так. Ты сам-то как уцелел? Я слышал, что практически все погранцы так на рубеже и остались.
— Слово вы интересное сказали. «Погранцы» — я и не слышал, чтоб нас так называли. А насчёт выжил… Так нас, тех, кто с застав вырвался, конечно, сразу в тыл отвели, и отряды истребительные формировать начали. Наш при штабе третьей армии сформировали… Только, вот, штаб мы быстро потеряли.
— В смысле?
— Ну, нас то туда, то сюда кидали. Всё диверсантов и десантников немецких отлавливали, а штаб и убыл в неизвестном направлении. Бардак, одним словом…
— Н-да, невесело вам пришлось. Про нынешний отряд ваш расскажи, — попросил я его.
— Всего нас сорок семь человек. Двенадцать раненых, из них, боюсь, трое скоро… того… — сержант понизил голос: — Товарищ батальонный комиссар, командир хороший, заботливый, но вот плана у него никакого нет, что обидно. С едой — полный швах! Уже дня три, как на подножном корму. Патронов мало, вот многие оружие и побросали. Но всё равно, не то, что пару недель назад было…
— А что тогда?
— Многие хитрожопые прям так, с боекомплектом и выбрасывали. Когда по деревням расходились. Всё говорили: «вот наши наступать начнут, а мы тут как тут», — и он презрительно сплюнул. — Я даже парочку таких — к ногтю!
— И правильно сделал. Но ты не беспокойся, большинство сейчас по лагерям военнопленных сидят, а кто и в полицаи подался…
— А это что за птицы такие?
— Немецкая вспомогательная полиция из местных жителей.
— Вот суки! И что, их против нас бросят?
— Нет, они больше с «мирняком» воюют. И иногда одиночек отлавливают, мы несколько таких невезучих освободили. Ладно, ты посиди пока, отдохни, — и с этими словами я поднялся. Устраивать радиосеанс на глазах малознакомого человека, будь он хоть трижды пограничник, мне не хотелось, а идея, пришедшая мне в голову, стоила того, чтобы поделиться ею с командованием.
***
Через реку мы перебрались вскоре после полуночи, и наскоро поприветствовав встречавший нас дозор, споро поскакали к лагерю. За то время, что мы дожидались команды, все члены нашей небольшой группы ухитрились даже поспать по часу-полтора, а желудки своим голодным урчанием только придавали нам прыти.
Когда мы оказались в расположении, встречать нас вышел сам командир.
Я вышел вперёд и отрапортовал:
— Товарищ майор госбезопасности, группа с задания вернулась. Потерь не имеем. В ходе выполнения задания уничтожено пять военнослужащих противника, ещё пять — вероятно. Захвачен и доставлен один пленный! Встретили группу окруженцев! — и я показал рукой на "гостей".
Я с удовольствием смотрел на вытянувшуюся физиономию Белобородько. Ну ещё бы! Лагерь наш никак не походил на базу партизан-ополченцев. Аккуратно натянутые низкие тенты, много машин, секреты. Все в форме, пусть и странной. А командует всем этим полковник. Судя по выправке — кадровый.
Фермер же одобрительно похлопал меня по плечу и повернулся к нашим гостям:
— Майор госбезопасности Куропаткин. Александр Викторович.
Белобородько вытянулся по стойке «смирно» и, козырнув, представился в ответ:
— Батальонный комиссар Белобородько! Командир сводного отряда.
— Вольно, товарищ батальонный комиссар, — привычно ответил наш командир. — Вы с вашими бойцами пока подкрепитесь, а через полчаса мы с вами пообщаемся, хорошо? — и совершенно неожиданно для меня скомандовал: — Вячеслав Сергеевич! Товарищ майор! Пообщайтесь с товарищами.
Когда мы с Александром отошли, он приобнял меня за плечи:
— А ты, гадский папа, везунчик! Ну, давай, подзаправься, пока мы пленного разговорим. Но потом жду тебя на совещании. А Слава пока «союзников» в оборот возьмёт. Ты же с ними питаться будешь, вот и поможешь ему.
У тента, временно являвшегося столовой, меня радостно встретил наш зампотылу:
— С возвращением, товарищ старший лейтенант! Вот, горяченького поешьте!
— Спасибо, Емельян!
Как раз в этот момент боец, тот самый седой, которого мы освободили, когда зерно воровали, принёс котелки, от которых исходили одуряюще вкусные ароматы. Он поставил их на расстеленный брезент:
— Вот, кушайте.
Потом он поднял голову и его взгляд упал на лицо Белобородько:
— Товарищ комиссар! — голос его стал растроганно-хриплым. — Вы! Живы значит!
Комиссар вгляделся в лицо седого, потом привстал:
— Самойленко?! И ты выжил! — голос его странно сломался, и он повернулся к сидевшему с ним рядом Трошину: — Товарищ майор, это боец из нашего батальона, вы представляете?! Третья рота, так? — спросил он у бойца.
— Верно, третья.
— Это когда же мы в последний раз виделись?
— Пятого числа.
Мне подобные сцены были знакомы по многочисленным фильмам, виденным в детстве, и то, я почувствовал как комок подступил к горлу, а вот у большинства присутствующих, ещё не привыкших к войне, глаза подозрительно блестели. Чтобы не смущать никого, я молча взял свою миску, наполнил её едой и отошёл в сторонку. Вскоре ко мне присоединился Трошин.
— Не поверишь, Антон, — начал он, опускаясь рядом со мной на землю, — слёзы на глаза навернулись. И люди они друг другу почти чужие… А что же после этой войны со всеми нами будет, а?
— Не знаю, Слава. Жить будем, кого не убьют.
— Ну ведь не может так быть, чтобы всё по-старому осталось! Я сегодня целый день думал над тем, что Люк вчера в деревне увидел. А они, вообще, люди или кто?
— Ты про кого?
— Про немцев.
