Джон Норман - Капитан
Отто и Юлиан ненадолго задержались на лугу. Юлиан взглянул на восток.
— Аброгастес очень опасен для Империи, — произнес он.
— Аброгастес — повелитель дризриаков, — кивнул Отто. — Это самое многочисленное и опасное племя народа алеманнов.
Всего в народе было одиннадцать племен.
— Я боюсь, — сказал Юлиан, — что он может создать союз варварских народов.
— Это не так просто, — возразил Отто. — Между ними всегда есть соперничество и вражда, подозрительность и зависть.
Империю тоже раздирала вражда.
— Империя может победить простых варваров, — сказал Отто.
— Империя уже не та, какой была прежде, — вздохнул Юлиан.
— У Империи тысячи кораблей, она способна уничтожать планеты.
— А варварских народов — несколько сотен, — заметил Юлиан.
— Я не могу вообразить себе падение Империи, — покачал головой Отто.
— Да, ее падение означало бы крах цивилизации, — вздохнул Юлиан.
— Нам нечего бояться.
— Аброгастес — твой враг? — вдруг спросил Юлиан.
— Да.
— Я прослежу, чтобы у вольфангов появилось оружие, способное уничтожать корабли на орбите, — пообещал Юлиан.
— Мы будем тебе очень благодарны, — ответил Отто.
— Ты хочешь служить Империи?
— Это право надо заслужить.
— У нас много врагов, — вздохнул Юлиан, и Отто согласно кивнул. — Аброгастес — наш самый страшный враг. Я опасаюсь его сильнее всех.
— Почему?
— Не такая уж большая власть сейчас у него в руках, — сказал Юлиан, — не слишком много кораблей или воинов, но есть нечто страшное, что хуже всего.
— Что же? — изумленно спросил Отто.
— Он подобен акуле, способной учуять каплю крови в океане или малейший всплеск воды.
— Не понимаю.
— Он чует гниение там, где другие ощущают лишь неподвижность, — объяснил Юлиан, — видит слабость там, где другим чудится сила. Он мудрый завоеватель.
— Конечно, — кивнул Отто.
— Он не лишен воображения — он может принять новую реальность, установить новые порядки, образ жизни. Он тщеславен, но терпелив и жесток.
— Но сейчас он слаб, — заметил Отто, — и нам нечего опасаться.
— По крайней мере, Ортог мертв, — сказал Юлиан.
— Нет, — возразил Отто.
— Нет? — изумился Юлиан.
— Разве ты не заметил, куда вошел нож? Под сердце, сбоку. О таких ударах нам говорили в школе Палендия. Он считал, что гладиатору полезно знать анатомию.
— Так вот почему ты накрыл его плащом! — догадался Юлиан.
— Да, на случай, если он начнет подавать признаки жизни. Под плащом они будут менее заметны.
— И потому писец с оруженосцем отвернулись, встретившись с нами на тропе?
— Конечно.
— Значит, Ортог жив?
— Рана была не смертельна, но опасна, так что сейчас он может уже быть мертвым, — размышлял Отто.
— Аброгастес знал, каким был удар?
— Думаю, да.
— Почему же он не добил Ортога? — удивился Юлиан.
— На знаю, — пожал плечами Отто.
— Он надеялся на то, что ты станешь сражаться с ним.
— Он мог знать, что однажды, на «Аларии», я уже пощадил Ортога, — возразил Отто.
— Откуда же он мог узнать?
— Не знаю, — размышлял Отто. — Может, от зрителей, женщин и мужчин с «Аларии», которые попали в плен к ортунгам, а потом вместе с другой добычей достались дризриакам.
— Для него было важно покарать изменника и восстановить справедливость, — заметил Юлиан.
— Похоже, это ему удалось. Ортунги разбиты, Ортог в лучшем случае тяжело ранен и брошен на отдаленной планете.
— Он был готов обезглавить собственную дочь, — вспомнил Юлиан.
— Но ведь не обезглавил, верно?
— Да.
— Вместо этого он обратил ее в рабство, — заключил Отто.
— Это самое страшное наказание для нее.
— Но единственно подходящее, если учесть ее преступление.
— Конечно.
— Кроме того, она и была рабыней, — проговорил Отто, и Юлиан вскинул голову. — Она еще сама этого не понимает, но она раба мужчины — это ясно по ее телу, лицу, походке. Она никогда не станет счастливой — до тех пор, пока не окажется в полной власти мужчины.
— Аброгастес знал об этом? — спросил Юлиан.
— Возможно. Кроме того, ведь это совсем не то, что быть проданной в залог или с торгов, верно?
— Конечно.
— На торгах цена и ее значение известны, — сказал Отто. — Ты мог бы убить собственного сына?
— Нет, — сказал Юлиан.
— А Аброгастес мог бы.
— Но он этого не сделал.
— На этот раз не сделал, — уточнил Отто.
— Что 'ты думаешь о Гуте?
— Она хорошо выглядит в ошейнике.
— По-твоему, она настоящая рабыня?
— Ей нужна твердая рука и хлыст, — заметил Отто.
— Но она все-таки рабыня?
— Конечно.
— Похоже, многие женщины — прирожденные рабыни, — заметил Юлиан.
— Да.
— И ты считаешь, что все женщины должны быть рабынями?
— Да.
— Думаю, ты прав, — кивнул Юлиан.
— Господа, — обратился к ним офицер, выглядывая из катера, — я доложил на корабль о нашем немедленном вылете.
Отто и Юлиан поднялись на борт.
Катер был круглым и открытым, как металлическая лодка. Он достигал двадцати футов в диаметре и имел толстую броню. Экипаж такого судна обычно состоял из двух человек — эти двое оставались в катере, пока он стоял на лугу. Помимо экипажа, в нем было еще семеро человек, не считая Отто и Юлиана. Офицер и его сопровождающие относились скорее к пассажирам, чем к экипажу.
— Скоро мы будем у шлюза, — сказал офицер.
Юлиан огляделся и отбросил в сторону кусок мешковины, лежащий у борта катера.
Там, на железном полу, лежала Геруна. Она видела склонившегося над ней Юлиана, над которым чернело небо с крупинками звезд.
Запястья Геруны сейчас были стянуты впереди наручниками; цепь тянулась от них к браслетам на щиколотках.
— Как тебе понравилось идти на привязи? — спросил Юлиан.
— Я должна идти так, как мне приказывают. — Юлиан не сводил с нее глаз. — Я должна так делать, потому что я рабыня.
— На тебя впервые надели наручники? — спросил Юлиан.
— Да, — и под его пристальным взглядом она поправилась: — Да, господин.
— Тебе они нравятся?
— Я не могу возражать, ибо я рабыня.
— Тебе нравятся наручники? — повторил он. Геруна отвернулась.
— Они подходят мне — я рабыня.
— Груз доставлен благополучно, надеюсь? — спросил офицер.
Юлиан кивнул. Команде полагалось не только доставлять груз на место, но и располагать его на судне так, чтобы даже в случае поворотов, поломок и крена он оставался в безопасности.
