Юрий Никитин - Возвращение Томаса
Даже стражи у отдаленных городских ворот поднимались на камни. Чтобы дальше видеть, звякали рукоятями топоров о щиты, что значит подпевали. Сэр Лангер выехал наконец на свой край поля, в хорошем железе, голова коня тоже в металле, только для глаз и торчащих ушей вырезы, клетчатая попона свисает с обоих боков чуть ли не до земли.
Томас внимательно всматривался в красное лицо, сейчас опустит забрало, и перед глазами будет только металлическая фигура, совершенно безликая, но пока что по лицу видно, что это вообще-то простой рыцарь, ничем не примечательный. Народ его приветствует, наверное, за то, что пьет здесь вместе с йоменами, простолюдинами, рыцарским званием не чванится.
Один из рыцарей, выполняя роль герольда, спросил громко:
— Сэр Лангер, вы готовы?
Рыцарь вскинул руку с копьем, потряс, голос прозвучал мощный и глухой, как будто медведь проревел из огромного дупла:
— Готов!
Герольд повернулся к Томасу.
— Сэр Томас, вы готовы?
Томас вскинул копье, красивый и сразу вызвавший симпатии женщин.
— Готов!
Рыцарь-герольд опустил обнаженный меч, посмотрел на графа Лангера, очень медленно повернул голову в сторону Томаса. На трибунах замерли в ожидании, герольд сознательно нагнетал напряжение, затем резко вздернул меч и крикнул:
— Бой!
Томас наклонился и, быстро опуская копье в горизонтальное положение, пришпорил коня. В грозной тишине послышался нарастающий сухой стук копыт, два закованных в железо рыцаря на тяжелых конях, укрытых металлом, понеслись друг другу навстречу. Копыта стучали чаще, копья быстро опустились, рыцари пригнулись и выбирают точку для удара.
Сэр Лангер не показался опытным бойцом, Томас опустил копье и с силой ударил в щит, а сам легко уклонился от тупого острия, что скользнуло рядом со шлемом. Грохот, лязг железа, его руку тряхнуло, содрогнулся и конь, приняв всю силу удара на себя. Томас удержал его поводом, оглядываться не стал, чутье подсказало, что противник не просто удержаться в седле не сумел, но вылетел, будто его вышибло бревном тарана, вернулся в свой конец поля.
У входа на поле Олег с укоризной покачал головой.
— Вот чему ты учился всю жизнь?
— Чему? — спросил Томас настороженно.
— Людев обижать, — ответил Олег печально. — Он же на землю упал!
— А ты б ему соломки подстелил, — сказал Томас язвительно. — Ишь, человеколюб отыскался!
— Знал бы...
— Так ты ж вроде в будущее заглядываешь?
— Такие мелочи не зрю, — ответил Олег. — Я зрю движение народов, падение и рождение царств. А вот ты — грубый. Так человека вдарить! Было бы за дело, а то потехи ради.
Томас нетерпеливо оглядывался, с той стороны уже возвышается другой всадник, герб Томас не различил, да и не важно, в крестовом походе с королями приходилось сражаться бок о бок, а потом, в минуты отдыха, еще и съезжались в рыцарском поединке, где никто не смотрел, кто перед ним: король, герцог или простой однощитовый рыцарь.
Сшибка, резкий сухой треск, в воздухе с треском разлетелись белые щепки. Томас пронесся вдоль барьера, покачиваясь и с трудом удерживая копье, а его противник от удара завалился на спину, пробовал удержаться, но испуганный конь несся слишком быстро, и рыцарь все сильнее заваливался на спину, наконец, пытаясь удержаться, он выронил из руки тяжелое копье, в седле удержался, однако рев на галерее, где разочарованный, где восторженный, показал, кто проиграл схватку.
Олег рассматривал схватку с ленивым интересом человека, повидавшего этих схваток... и все же увидевшего нечто новое. Когда-то конница всех стран и народов не знала даже такой вещи, как стремена, но вот их придумали скифы и ввели в обиход, хотя в Европе они появились всего двести-триста лет тому, совсем недавно. Как и везде, это сразу дало преимущество над бесстременными и абсолютное превосходство над пешими, но самое главное, что теперь пика стала превращаться в копье, по-настоящему грозное оружие.
Без стремян таранная атака тяжелой конницы с копьями «в упор», то есть плотно зажатыми под правой мышкой, абсолютно невозможна. Но когда появились стремена, то это прежнее копье стали называть просто пикой, а копьем стало служить настоящее чудовище, длинное и толстое. Укрытый броней конь, тяжеловооруженный всадник и само громадное копье составляют единое целое. Когда такой всадник разгоняется, это страшное зрелище, и ничто не в состоянии остановить тяжело вооруженного рыцаря. Как говорят знатоки, такой рыцарь способен пробить даже крепостную стену. Во всяком случае, глинобитную стену восточной крепости прошибет навылет, почти не замедлив скорости, а в крепости еще потопчет и расплющит, как лягушек, массу вооруженных защитников.
А если учесть, что такое копье можно держать дальше центра тяжести, ближе к хвостовой части, то в этом случае копье можно удлинить почти на треть, даже чуть больше. Кстати, седло тоже изменили, подняв заднюю луку и уперши ее в поясницу всадника, теперь такой всадник несокрушим...
Он вздохнул, окинул оценивающим взглядом могучего Томаса. Да, такой конный рыцарь с копьем наперевес несокрушим, но лишь до тех пор, пока не встретит скачущего навстречу такого же рыцаря. И тоже с длинным копьем, зажатым под мышкой.
Слуги примчались, держа на плечах эти свежевыструганные бревна, там, у края турнирного поля, уже соорудили высокую подставку для копий. Сюда слышно, как остро пахнет свежим деревом, сейчас там не меньше дюжины новеньких копий, но к концу турнирного дня обычно остается едва ли хоть одно, а к середине всего турнира на этой подставке копья сменятся несколько раз.
Он отвлекся, за это время Томас вышиб из седла еще одного. Среди толпы нашлись сторонники этого прибывшего чужака, уже сбегали к шатрам побежденных и привели оттуда коней с навьюченными доспехами: конь и доспехи достаются победителю.
ГЛАВА 20
Олег с ленивым беспокойством посмотрел на Томаса. Доспехи еще целы, зато грудь вздымается, как волны в бурю, в легких свистит и клокочет, будто закипает вода в гигантском котле. Когда поднял забрало, со вспотевшего лба сорвались крупные капли.
— Может, хватит?
— Бросают вызов, — возразил Томас.
— Возьмут измором, — сообщил Олег. — У тебя уже руки дрожат!
— Еще нет, — огрызнулся Томас. — Парочку еще заставлю поваляться в грязи...
Протрубили трубы, на арену вышел, вышагивая надменно и торжественно, одетый в золото и парчу оруженосец, за ним на прекрасном дорогом коне выехал сэр Филипп фон Ризенштерн, так его объявили, красивый и надменный, весь в блестящих доспехах из прекрасной стали, на груди вычеканен герб и вздыбленные львы, с плеч красиво ниспадает пурпурный плащ.
